Звезды-свидетели
Шрифт:
Герман резко нажал на тормоз. Он словно услышал голос Рубина: «Вот, к примеру, у меня за стеной одна семья живет. Вернее, не семья, а так — обрубок семьи. Какая-то женщина, я ее даже никогда не видел,
— Гера? Что случилось?! Ты знал эту актрису? — спросила Вероника.
«…У нее низкий прокуренный голос, и я представляю ее себе какой-нибудь начальницей. Голос, помимо того, что прокуренный, еще и властный и какой-то… опасный. Словом, не хотелось бы мне пересечься с ней по жизни».
— Гера, ау! Что с тобой? — Вероника затеребила его за рукав.
И вдруг он сам словно услышал этот прокуренный голос: «Ах ты, старая сука… ты опять разлила свой горшок! Я знаю, ты сделала это нарочно! Убью тебя, тварь ты несчастная! Чтобы ты сдохла прямо сейчас, в этой вонючей луже!»
— Нет, нет, все в порядке, просто кое-что вспомнил.
«Ты бы видела себя сейчас… Актриса, как же! Увидели бы тебя твои поклонники! Твой голый зад! Ты думаешь, я буду тебя мыть? Тварь ты безмозглая!»
«…По поводу убийства Ларисы Северовой
заведено уголовное дело», — бесстрастно продолжал вешать голос диктора.Герман, очнувшись, нажал на газ, машина рванула вперед, и вдруг он, забывшись на мгновение, пробормотал:
— Понимаешь, у нее есть своя философия: она считает, что люди, совершившие тяжкие проступки против нравственности или конкретные уголовные преступления, но — недоказуемые, такие, за которые им не придется отвечать официально, перед законом, все равно должны понести ответственность и быть наказаны. Больше того, она считает, что такие люди вообще не имеют права на жизнь… —И совсем уже тихо он спросил у самого себя: — Интересно, Лева знает?
— Это ты о ком? Гера? Гера-а-а! Что с тобой?!
— Со мной? У меня все хорошо. — Он тряхнул головой, приходя в себя. — Давай-ка послушаем Лару Фабиан, ты как?
Вероника положила горячую ладонь на его руку, державшую руль. И было в этом ее непроизвольном жесте что-то такое трогательное и родное, что у Германа перехватило дыхание.
У него все, все хорошо, и жизнь продолжается.