Звезды в моих руках

– Ну, думаю, можно и шампанское открыть, – говорит бабушка, глядя на часы.

Еще десять вечера, по телевизору вовсю крутят «Иронию судьбы». Фильм мне давно приелся, но сегодня почему-то от знакомых кадров и песен ностальгически радостно. Все же хорошо встречать Новый год с семьей, пусть и не в полном составе.

Папа достает шампанское из холодильника, снимает проволоку и пробку. Та вылетает, бьется об потолок и отскакивает в раковину. Мы втроем посмеиваемся. Бабушка ставит бокал рядом со мной.

– Ты чего, бабуль? – удивляюсь я.

– Тебе не повредит. Тяжелый выдался год, – по-житейски мудро говорит она.

Папа разливает шампанское. Пузырьки заманчиво появляются и исчезают в золотистом напитке. Напрягаюсь. Мы с папой пересекаемся взглядами.

– Не бойся, – говорит он, опускаясь на стул. – Я не буду ругаться. Сегодня можно.

Его тон мягкий, успокаивающий. Бабушка берет бокал и притворяется, что ничего не слышала.

– Вот вам мое пожелание, – говорит она. – В следующем году будьте умнее и берегите здоровье. Кроме ума и тела вам ничего не требуется, чтобы хорошо жить.

– Отличный тост, мам, – одобряет папа.

Мы чокаемся. Смотрю на шампанское и вспоминаю про ритуал с пеплом. Под рукой нет ни бумаги, ни спичек, а просить у взрослых принести их – стыдно. Решаю, что ничего страшного не случится, если просто загадаю желание и выпью. Закрываю глаза, представляю свое безоблачное будущее, счастливых родителей и даже Жору, хоть и сержусь на него. Пусть все в моей жизни наладится и встанет на свои места. Залпом выпиваю шампанское и морщусь.

– Знаете, если хотите что-то сказать друг другу, то сейчас самое время, – замечает бабушка, выбирая из коробки с шоколадным ассорти конфету повкуснее.

Мы с папой переглядываемся. Из-за алкоголя напряжение спало, хочется спать.

– Алевтина, – говорит папа, странным образом растягивая слова. – Я долго думал, как…

Опускаю глаза на смартфон и вижу фотографию мамы на экране. Хватаю телефон, говорю:

– Извини, я скоро вернусь! – И упрыгиваю на одной ноге в свою комнату. Прикрыв дверь и чуть выровняв дыхание, поднимаю трубку: – Алло?..

– Детка, с наступающим! – Голос мамы такой же теплый, как прикосновение солнечного луча после долгой непогоды.

Сдерживаю слезы. Она мне позвонила, хоть я и нагрубила ей…

– Аленька?..

– Прости меня, мам, – плачу в трубку. – Я наговорила гадостей …

– Я понимаю, ты злилась. Это естественная реакция на нашу с твоим папой, м-м-м, размолвку. – Ее голос чуть дрожит. – Злись сколько захочешь. Мне просто нужно знать, что с тобой все в порядке. Что ты здорова, правильно питаешься и носишь хорошую одежду и обувь. Я люблю тебя, доченька.

Ее слова бьют по больному. Прикрываю рот рукой и беззвучно выплакиваю остатки обиды. Когда слезы заканчиваются, наступает долгожданное облегчение.

– Я тоже тебя люблю, мам. Прости, что так себя вела.

– Ничего. Ты сейчас не одна?

– Нет. Тут папа и бабушка, представляешь?

Мама посмеивается в трубку. Улыбаюсь. Внезапно приближающийся праздник стал казаться ярче и красочнее. Облокачиваюсь на подоконник и разглядываю разноцветные огоньки гирлянд на соседнем доме. Меня наконец окутывает атмосфера Нового года.

– Мам, а ты не одна?

– Нет. Я с… ним.

– С Петром Васильевичем? – шепчу я.

– Да. Мы… У нас все хорошо.

– Жаль, что ты сегодня не с нами, – говорю без злобы и сожаления.

Маме здесь было бы плохо. Они бы разругались с папой, и праздника бы не случилось.

– И мне. Надеюсь, в следующем году все будет по-другому.

– Я тоже.

Мы болтаем еще немного о всяких ежедневных мелочах, рассказываем, что с нами произошло за время, что мы не виделись. Наконец, я прощаюсь с мамой и возвращаюсь в кухню.

Бабушка с папой смотрят телевизор, прикрепленный к стене на кухне. Сажусь за стол. Коробка конфет опустела наполовину. Бабушка их обожает, но ест только по праздникам.

– Мама? – тихо спрашивает папа. Киваю. – У нее все хорошо? – Еще раз киваю. – Я рад.

Мы переглядываемся и неловко улыбаемся друг другу.

Глава 26. Жора

Сижу в кухне, смотрю на входную дверь и держу руку на пульсе. Он подскакивает, когда мать заходит в квартиру. Сегодня нам предстоит серьезный разговор.

– Георгий! – Голос матери доносится из коридора.

Выхожу, забираю у нее вещи, после наливаю суп в тарелку, а в бокал – вино. Сначала снижу ее бдительность, потом заведу нужный диалог.

– Я слишком устала сегодня. Иди. – Мать отмахивается от меня, пьет вино и улыбается.

Ухожу в комнату, где смотрю на часы в смартфоне и измеряю пульс. Сто сорок – слишком быстро. Норма частоты сердечного ритма для человека – шестьдесят-восемьдесят ударов в минуту. Снимаю кофту с длинными рукавами и переодеваюсь в футболку. Пульс снижается до ста десяти. Моя мать – непростая женщина. Она довольно предсказуема, когда я косячу, но стоит мне повести себя с ней по-доброму, как у нее включается встроенный лжецолов.

В среднем мать тратит на ужин пятнадцать-двадцать минут, а потом запирается в своей комнате. В детстве я пытался достучаться до нее, но все заканчивалось криками и слезами. Она плакала в своей комнате, я – в своей. Никто из нас не был счастлив. Хоть я и ненавижу ее, но это все еще моя мать. Многие дети живут в гораздо худших условиях. Нехватку материнской ласки заменяют еда, одежда и крыша над головой. Теперь у меня есть девушка, с которой я хочу жить. И я смогу сделать это, взяв деньги матери. Справедливая компенсация за годы страданий.

– Мам, у меня к тебе просьба, – говорю я негромко, заходя на кухню.

Мать сидит на стуле, вытянув ноги на другой стул. Перевернутые тапки лежат на полу. У нее грустное, задумчивое лицо, волосы слегка растрепаны, на щеках пьяный румянец. Она поднимает на меня серые глаза и с легкой, игривой улыбкой говорит:

– Что?

– Давай съездим к морю. – Сглатываю.

Море для нас – табу. Можно говорить о пляжных берегах, морских обитателях, кораблях, даже о синих глубинах, но только не о море. И мать, и я ненавидим его одинаково, но по разным причинам.