Звоночек 4

Вдобавок, в связи с тем, что танкодесантные батальоны бригад на Т-34 не имели своего транспорта для переброски пехоты и бойцы ездили на броне, они не всегда могли в боях 1939 года сопровождать свои танки. По примеру ТБр стрелковых корпусов, для которых уже был создан БТР-126, для мехбатальонов бригад танковых корпусов осенью 1939 года спроектировали БТР-34 на шасси Т-34М. Корпус СУ-34-107 с вооружением из пулемёта Максим в лобовом листе. Крыша десантного отделения полубронированная. Выход десанта на крышу МТО через двустворчатые двери в задней стенке десантного отсека. Экипаж: мехвод, командир-наводчик пулемёта и 8 человек десанта.

Каждой твари пришло не по паре, а по роте, при всего двух заводских водителях и одном сопровождающем на эшелон. Никаких тебе делегаций конструкторов, ремонтных бригад на всякий случай, ничего! Оказалось, таков был приказ начальника ГАБТУ Павлова. Сформировать экспериментальную часть нам предстояло уже на месте, а потом и испытать её в бою. Личный состав взяли в резервном корпусе, расквартированном в Новгороде, танковую бригаду которого наша лёгкая промышленность успела обеспечить ватниками, рукавицами и тёплыми шлемофонами, а вот пехоту полушубками и ушанками — нет. Новосформированный батальон, таким образом, получился из двух танковых рот на «Уралмаш-1» и «Уралмаш-3», двух батарей штурмовых орудий на «Уралмаш-2» и СУ-34-107, роты механизированной пехоты на БТР-34, взвода обеспечения на грузовиках. Ремонтных частей в составе не было, но этот недостаток я решил преодолеть, придав батальон одной из корпусных танковых бригад 7-й или 8-й армии.

К 14-му декабря, когда экспериментальная часть была готова выдвинуться на фронт, наши войска уже взяли Выборг и полностью очистили Карперешеек от остатков финских войск, взяв короткую передышку для нового наступления навстречу Танковой армии. С этим следовало поторопиться, так как в любой момент могли ударить морозы, залив мог замёрзнуть и тогда снабжение морем 1-й ТА прервалось бы до тех пор, пока не намёрз бы достаточно прочный лёд, который мог выдержать прохождение автоколонн. Марш экспериментального батальона к фронту своим ходом превратился в сущее мучение из-за разнотипности машин. Особенно задерживали еле ползущие «Уралмаш-3», в конце концов взятые собратьями из Харькова на буксир. Несмотря на это, колонна двигалась лишь ненамного обгоняя тракторные обозы, везущие к фронту боеприпасы, топливо и продовольствие. Лишь 20-го числа, перед самым началом нового наступления, батальон усилил ТБр 19-го корпуса 7-й армии, сильно поредевшую у Хотиннена. А 21-го Рокоссовский нанёс свой удар.

К этому времени положение финнов уже было катастрофическим. 1-я ТА, обороняясь на востоке, на севере заняла всё побережье Ботнического залива, соединившись в Оулу с Мерецковым, шедшим от Костомукши. Там, на севере Карелии, помимо «тракторного наступления», РККА применила моторизованные лыжные полки и дивизии, переформированные из личного состава кавдивизий дальневосточных армий, переброшенного на фронт авиацией без коней и тяжёлого вооружения. Получив вместо четвероногого транспорта лыжи, мотонарты, оленьи упряжки и лыжные установки для пришедших только что с завода грабинских Ф-24, бывшие кавдивизии полностью сохранили свою эскадронную организацию и могли продолжительное время действовать абсолютно автономно, не боясь оторваться от тылов или попасть в окружение. По подвижности они также превосходили лыжников противника, так как пыхтеть, прокладывая по целине лыжню, не приходилось, этот труд брали на себя мотонарты. К тому же, имея на вооружении не только пулемёты, но и тяжёлые 120-мм миномёты и лёгкие дивизионные пушки, моторизованные лыжные дивизии получили подавляющее огневое превосходство над подвижными частями противника. Дополнительным бонусом для МЛД стали новейшие 6,5-мм автоматы АК-39, ручные пулемёты-карабины РПК-39, получившие шнековые магазины на 100 патронов вместо прежних дисковых, и снайперские винтовки СК-39, обязанные своим рождением японским «арисакам» с оптикой, которые, кстати, широко применялись нашими частями, прошедшими Маньчжурию и в Польше, и здесь, в Финляндии. Благодаря длинному стволу и малому калибру, трофейные винтовки не давали при выстреле вспышки, способствуя маскировке снайперской позиции. По этому же принципу Шпагин в Туле, «допилил» конструкцию АК, снабдив его, кроме оптического прицела, стволом пулемётной длины, оптимальной для патрона 6,5х39, но с более тонкими стенками. А что касается лесной войны, то конников-дальневосточников, потомков уссурийских казаков, ещё в царские времена упрекали в том, что они являются больше охотниками, нежели кавалеристами и при столкновении с врагом хватаются за винтовку, а не за шашку. Тайга для них была привычным, понятным миром, вовсе не труднопроходимым препятствием.

Пока 250-тонные бронетрактора давили, прокалывая Финляндию насквозь параллельными дорогами на которых тут же устраивались опорные пункты, связанные системой артогня, организовывалось патрулирование лыжников, а на наиболее опасных местах — полноценная траншейная оборона, МЛД вырывались далеко вперёд, обходя рубежи обороны и боевые части, захватывая в тылу противника узлы коммуникаций и базы снабжения. В этих условиях финским войскам, и без того немногочисленным, было не до противодействия наступлению, они бросались отбивать свои склады и защищать тылы. А советские бывшие кавалеристы, спалив вражеские запасы вместе с постройками и не приняв боя, уже шли дальше, устраивая для наиболее настырных засады.

Подобным же образом действовал и Заполярный фронт Штерна, которому противостояло всего несколько рот. За исключением того, что в «тракторном наступлении» он мог опираться лишь на челябинские бульдозеры. Захватив на второй день войны город и порт Петсамо, куда на последних моточасах дизелей буквально вполз линкор «Фрунзе», к концу первого месяца боёв он вышел на шведскую и норвежскую границы, взяв их под свой контроль.

Основные же финские силы, Армия перешейка, растратив в бесплодных атаках против 1-й ТА свой боевой потенциал, расстреляв боеприпасы, подъев продовольствие и фураж, оказались зажаты в восточной, дикой части страны. Рассекающий удар Рокоссовского навстречу танкистам, нанесённый в 30 километрах от берега Финнского залива, вне зоны действия береговых батарей в районе Котка-Хамина, которые всё ещё были боеспособны, отражался лишь стрелковым оружием и пулемётами, даже бутылки с зажигательной смесью, которые прежде пехота противника применяла широко, хоть и безуспешно, потому, как после войны 32-го года все наши танки проектировались с учётом устойчивости к их воздействию, были редки. Экспериментальный батальон, в целом, действовал неплохо, не хуже линейных частей, практически не понеся потерь. Но картину опять испортили «Уралмаш-3», которые вечно никуда не успевали и порой не могли преодолеть сложные участки местности, ставшие для нас главной проблемой. Именно поэтому, написав свой заключение по боевым испытаниям, я дал этой малоподвижной машине отрицательный отзыв. Точно так же, как и сами воевавшие на ней танкисты.

Эпизод 13.

Под новый год восточная часть Финского залива полностью замёрзла, а в январе ударили сильные морозы. Температура порой, как 18-го числа, понижалась и до сорока градусов. Война нами к этому моменту была, считай, выиграна. Остатки «белофиннских» войск и шведского добровольческого корпуса были изолированы в восточной части страны и РККА предпринимала против них частные операции, отбивая один за другим населённые пункты, даже отдельные хутора, оставляя в них гарнизоны. Фактически, бои против оттеснённых в дебри финнов, большая часть которых уже погибла, либо сдалась, приняли противопартизанский характер. Наиболее упорные, непримиримые наши противники, всё ещё сражались, питаясь выловленной в многочисленных озёрах рыбой, борясь с цингой с помощью хвойного отвара, но участь их была предрешена. Это понимали все. В Кремле уже раздавали награды за операции «Ла-Манш», «Мажино», «Арденны», не стесняясь вызывать туда даже командующих фронтами. За рубежом, особенно в Швеции, притихли, опасаясь дразнить и провоцировать «русского медведя». Антанта, которая в «эталонном мире» строила планы авиаударов по Баку, казалось, забыла о существовании русских, очевидно понимая, что группировка РККА на иранской границе и в Закавказье, имеющая в своём составе танковый корпус, разворачивается не просто так. Моё предположение о «кротах» и их связях с кураторами через Туркестан, высказанное Судоплатову, оказалось верным. Прибытие большого количества войск в Среднюю азию сразу спровоцировало всплеск общения по тайным каналам, вскрыть которые было делом техники, в прямом смысле слова. Прослушка сыграла свою роль. Аппарат НКВД не только на южной окраине страны, но и в центре, был тихо, но решительно и быстро вычищен так, что об этом даже слухов не пошло.

1-го февраля 1940 года Генштаб сделал и без того разросшемуся за счёт снабжённых полушубками резервных корпусов до трёх общевойсковых армий Ленфронту подарок, включив в его состав и 1-ю Танковую армию, ради упорядочивания тылового снабжения последней. Для меня это означало, что приходилось брать под свой контроль сбор и ремонт подбитых и брошенных по всей южной и западной Финляндии боевых машин. Ведь через залив перебрасывались, в первую очередь, боевые подразделения, а тыловые — по остаточному признаку. В результате, в первых боях 1-я ТА повреждённые машины попросту бросала, имея их достаточное количество, чтобы действовать против финнов без восстановления битой техники. Даже к Новому году, когда Финнский залив уже замёрз, рембаты и рембазы армии всё ещё находились в Ленинграде и вышли по льду на соединение со своими частями только во второй половине января, когда были захвачены и уничтожены последние береговые батареи и трасса стала достаточно крепкой, чтобы выдерживать тяжёлые гусеничные тягачи.

2-го числа я, взяв с собой только неизменного водителя-радиста Грачика, которого перевели-таки ко мне в начале ноября 1939-го, выехал в штаб 1-й ТА, выбрав для этого также ледовый маршрут. Здесь, на идеально ровной трассе, хорошо наезженной грузовиками, мой «бронетур» мог развить хоть максимальную скорость, не то, что по извилистым сухопутным дорогам, и я от души радовался возможности порезвиться в волю. Нет, я вовсе не раскочегаривал дизель до максимальных 360 сил, но и в «крейсерском», щадящем режиме, спидометр показывал 150–160 километров в час, достичь которых в этом мире я мог, разве что, на самолёте. Или на какой-нибудь специально построенной гоночной трассе, но таковые имелись только за рубежом. Морозная погода, безоблачное небо и яркое солнце дополнительно поднимали мне настроение, разгоняя невесёлые мысли о том, что я всё-таки творю.

Ведь, в меньшей степени в Польше, а в Финляндии практически, за ничтожным исключением, полностью, мы либо уничтожили, либо изъяли мужскую половину самого цветущего возраста у целых народов. Причём, вернуть пленных, особенно финских, из-за их антисоветских, вообще антирусских националистических настроений мы попросту не могли. Для Финляндии, в которой остались лишь бабы, дети да старики, это было, безусловно, трагедией. И как мы, если всё обернётся плохо, потом сможем кого-то обвинять в геноциде?!

Хотя… Чувствуя левой щекой тёплые ласковые лучи, я даже не смог злиться на себя за дурные мысли, только тихо усмехнулся. Тоже мне, сравнил! Разве РККА воевала с мирным населением? Нет! Нашими врагами были только те, кто взял в руки оружие и направил его против нас! Сами виноваты. И финский народ не пропадёт, в СССР этого племени хватит на развод, да и прочие национальности, в рамках правильно понимаемого пролетарского интернационализма, помогут. Лучше б о своих, товарищ Любимов, думал, о тех, кто в блокаде мог бы оказаться, не сокруши мы сейчас страну Суоми. А теперь Финляндская народная республика — особая в составе СССР. Кожанов, вон, на седьмом небе от счастья, что вырвался из «Маркизовой лужи». Даже зимовать на своём «Кадисе» в Хельсинки остался. Скоро уж увижу давнишнего друга-приятеля…