Исторические любовные романы

Хэзер распрямила ноющую спину и вздохнула. — Хэзер Симмонс! Эти слова раздались из соседней комнаты подобно грому. Кровать заскрипела, и вслед за тем на пороге появилась тетка. — Лентяйка, прекрати витать в облаках и принимайся за дело! Ты думаешь, кто-нибудь сделает работу за тебя, пока ты сидишь сложа руки? Лучше бы тебя научили в пансионе чему-нибудь полезному, вместо того чтобы забивать голову глупыми бреднями и книгами! Грузная женщина прошествовала по пыльному полу через комнату, и Хэзер…

— Так я и понял, но, пожалуй, слишком поздно. В этот момент отворилась дверца кареты, и оттуда появился еще один мужчина. — Нашли ночлег, милорд? — спросил он. — Вероятно, да, — ответил кучер с тем же безупречным аристократическим произношением. — Подойди к Норовистому, Джон, и мы уведем лошадей в какое-нибудь укрытие. Я начинала чувствовать себя персонажем одного из романов одаренной богатым воображением миссис Анны Радклиф 1 . 1 Радклиф, Анна (1764-1823)…

Джейн перевела взгляд прекрасных миндалевидных глаз на свою миловидную служанку. Рози Латимер вот уже два месяца безукоризненно выполняла обязанности ее личной служанки, но Джейн не могла забыть добрую, преданную Фенвик. Несмотря на то, что Латимер имела рекомендательное письмо от леди Ферфакс – подруги матери Джейн, – новая служанка девушке не нравилась. Джейн никак не могла отделаться от мысли, что Латимер относится к ней с равнодушием, граничащим с презрением. – Ну, наконец-то! – радостно воскликнула…

– Пошел вон! Все вон! Курбский стоял недвижимо, сдерживая дрожь. Щеки горели, будто нахлестанные. Позор, ну, позорище... Пьяненький князь Юрий Васильевич Глинский помирал со смеху, зажимая рот рукой, чтоб не слышно было разгоряченному молодому там, в спальном покое: – Каково он тебя? Под руку попал! Теперь знаешь, что оно такое, ему под руку попасть? Курбский угрюмо молчал, словно вопрос относился не к нему. – И чего сунулся? – сердито буркнул Адашев. – Я ж говорил, еще не время. …

Человек, которого звали Миша, поднялся со стула и уставил в Моню Цимбала свои узкие глаза. Моне почудилось, что в него вонзилось два узких ножичка: один в правое подреберье, другой – в левое. – О чем он только думал, этот Лёша Гришин-Алмазов? – всплеснув толстыми, короткопалыми ладонями, спросил человек по имени Миша. – Он хотел дать по морде бедным одесским ворам, получить доброе слово от вертлявого консула Энно, поиметь самую красивую женщину в России в частности и во всей Одессе-маме вообще……

Толпа заметалась. Пешие кинулись врассыпную. Всадники во весь опор понеслись к близлежащей сосновой роще, надеясь там найти спасение от ядер и картечи, ибо это был не случайный взрыв, а беспощадный обстрел. Конечно, здесь было безопаснее, неприятельские артиллеристы не могли как следует рассмотреть отступавших, однако ядра, пролетая над головами, ломали сосновые ветви и верхушки могучих деревьев много толще человеческого туловища; ветви эти и сучья, падая, ранили и калечили множество людей и лошадей.…

Послушница испуганно схватилась за виски. А старица Елена повалилась на ступеньки, корчилась, хохотала кощунно и выкрикивала: – Блудница! Выблядка принесла! Нагуляла! Выблядок будет на Руси править! Дитя греха! * * * – Алена… – Княгиня Анна Глинская осторожно коснулась плеча дочери. – Знаю, что жених тебе по сердцу, и нам с отцом сватовство его лестно, однако… – Что тебя заботит, матушка? Анна не находила слов, с тревогой глядела на дочь. Княжна Елена Глинская, темноволосая, синеглазая,…

Откуда же взялась хромота?! И тут молодой полковник понял ее причину. Нелидова шла в одном лишь башмачке! Вторая нога ее не была обута. Дойдя до валявшегося среди коридора брошенного башмака, Нелидова изящно подобрала его, прислонилась для удобства спиной к стене и, чуть тряхнув полами капота, высвободила ножку, обтянутую кружевным чулочком. Ножка, отметил полковник, который знал толк в таких делах, была преизумительная: стройная, сухощавая, крошечная. А ведь госпоже фаворитке было уже с лишком…

А между тем влюбляться в кого бы то ни было Анне было неразумно и ни к чему, потому что она приехала в Париж не просто так, а в свадебное путешествие. Целых семь лет осаждал ее сначала своими признаниями, а потом и предложениями руки и сердца соученик по царскосельской гимназии, сосед и приятель юности Николай Гумилев. Он происходил из обедневшей дворянской семьи, отец его был отставной корабельный врач. После нескольких лет, проведенных в Тифлисе, семья вернулась в Царское Село, и семнадцатилетний…

– Матушка, с этим надо что-то делать! Поведение вашей дочери и моей сестры шокирует весь Париж! Вообразите, она даже не дает себе труд запереть двери, когда принимает своего любовника, красавчика Бюсси! Если Генрих ожидал, что матушка немедленно подберет юбки и кинется колотить блудливую дочку, то он жестоко ошибался. Екатерина Медичи поджала свои и без того тонкие губы и выдавила из себя укоризненно: – Не знаю, сын мой, какие клеветники доводят до вашего сведения подобные фантазии! Беда моей…

И разве это плохо? Окажись она такой же трусихой, как Амалия и Луиза, к ней не подошла бы цыганка и не напророчила бы чудес, из-за которых сестрички просто изнемогают от зависти! Честное слово, они вот-вот расплачутся! – Не горюйте, барышни, – усмехнулась Вильгельмина. – Как только я стану императрицей, я приглашу вас обеих погостить и немедленно найду вам самых красивых и богатых женихов из своих владений. Малышка Амалия, куда более добродушная, чем старшая сестра, радостно закатила свои небольшие…

Никита слышал про белку раз сто, уж не меньше. Но ему никогда не надоедала эта история. Иногда Нина возила сына на блошиный рынок, посмотреть зверушек. Там они несколько раз видели белок, бегающих в колесе. И все равно — оба продолжали пребывать в уверенности, что та белка бегала быстрее! Ведь это было в России. — Мама, расскажи про дом, в котором ты жила, — попросил Никита, когда они снова шли по набережной Лувра мимо лотков букинистов. Покупателей среди дня было совсем не много. Иногда мелькали…

И все же ему удалось бежать. Предприняв еще одно усилие над собой, он сделал несколько шагов вперед, вспоминая без особого чувства гордости, но и без угрызений совести ту ночь, когда ему удалось выбраться из кучи мертвых тел, проклиная затяжную зиму, которая никак не желала уступать дорогу весне. Из-за холодов он вначале хотел изменить свой план. Он дрожал и зуб на зуб не попадал, пар шел изо рта, но ему все же удалось притвориться мертвым, а стоявшие в то время сильные морозы стали для него спасением.…

Спокойное, равнодушное заявление убедило Патрика Джемисона больше, чем уже известная ему репутация этого мужчины. Он окончательно уверовал, что не ошибся, употребив свое далеко простирающееся влияние, чтобы стащить Долтона Макензи с виселицы в Нью-Мексико, и что сейчас, выворачивая свой карман, тоже не делает ошибки. Он кое-что слышал о Макензи, слышал ужасные вещи, но вряд ли верил им, пока не узнал все от него самого. Джемисон слышал, что Макензи поступал всегда безжалостно, но никогда не заступал…

Ну, в какой-то степени виноваты и они, и квадратура круга, и еще многое, многое… Виноваты любовь и не любовь, надежда и безнадежность, деньги, проклятые деньги… Поторопился он написать предсмертное послание, в котором просит в смерти своей никого не винить, а жену прощает. Поторопился! Следовало бы написать вот так: «Софа, я тебя прощаю, но в смерти моей прошу винить кольца Сатурна!» Тогда бы его сочли сумасшедшим, а безумцам грех самоубийства простителен. Тьма сгущалась перед глазами, но…

Красота сестер могла вполне называться сказочной. Очень может быть, подобных им в мире не было красавиц… вот разве что Елена Прекрасная, из-за которой рухнул Илион. Но была ли от этого счастлива сама Елена? Не зря говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Разница между сестрами была в два года, и первой начала выезжать Аврора. В 1824 году на балах в Гельсингфорсе [1] взошла новая звезда. Звезде было шестнадцать, звали ее Аврора Шернваль, и люди трезвомыслящие, едва уняв головокружение,…

«Ну и что, подумаешь, ничего страшного, – утешала себя девушка. Она была абсолютно уверена, что сломала машинку. – Папа ведь может купить себе еще одну. Он богат. Он владеет крупнейшей пароходной компанией на Мичигане. Так неужели он не может позволить себе купить еще одну идиотскую пишущую машинку». Улица, на которую выходило окно конторы, оставалась оживленной даже в субботу. Вдоль великолепных зданий в стиле барокко по булыжной мостовой спешили клерки, крепко прижимая к груди портфели, стремясь…

Мэйсон шла, не останавливаясь. Газовые фонари отбрасывали желтый тревожный свет. Тени от столбов покачивались. Или, может, качалась она? Трудно сказать. Мэйсон ничего не ела с полудня. А вечером, желая подбодрить ее, подруга Мэйсон Лизетта отвела ее в кафе «Тамбурин» и уговорила выпить абсента. Сильно опьяняющий едкий ликер нисколько не помог справиться с чувством полной опустошенности и безнадежности, от него лишь голова стала тяжелой и ноги не слушались. В том, что Мэйсон теперь ощущала себя листком,…

Мы довели до сведения преподобного Стори, что первым долгом ему надо проверить, как идет строительство постоянного помещения для богослужения в приходе. Заверяю вас, что наши священнослужители будут и дальше делать все во благо Святой Церкви и Вашего нового главы. Его преосвященство, епископ Аризоны и Нью-Мексико, преподобный Данлэп. Глава 3 Тумстоун. Февраль 1881 года. Коул, не знаю, получишь ли ты мое письмо, но все-таки надеюсь на это. Сообщаю, что в этом городе совершается…

По подсчетам Клайва – а в математике он был так же хорош, как и в картах, – сорок одна тысяча двести шесть долларов сейчас лежали в центре стола. Это целое состояние, и если удача продержится на его стороне еще совсем чуть-чуть, эти деньги будут принадлежать ему. – Поднимаю ваши ставки до двух сотен. – Не отвечая конкретно Халтону, Клайв адресовал свое замечание Лебефу, который сидел справа от него, подтверждая слова действием. Пришла очередь Халтона. Он с минуту сверлил злобным взглядом свои карты,…