Любовные романы

Мальчики не прокрадывались к отцу в кабинет, как она, чтобы, звонко смеясь, пощекотать его, не засыпали у него на коленях, как ангелочки. Сыновья, конечно, у него удались на славу – тут уж ничего не скажешь, думал граф, глядя на двух с печальным видом стоявших у его постели юношей, которые по-мужски старались скрыть свои страхи. Но даже самые лучшие на свете сыновья не смогут ему заменить его драгоценной малышки дочки. Граф смахнул рукой скупую мужскую слезу и подозвал мальчиков поближе, чтобы они…

«Сейчас эти люди отнимут у него жену – самое любимое и прекрасное, что есть у него в жизни». Много лет назад Элизабетта отказалась от богатства и роскошных нарядов, оставила пение и музыку и посвятила всю свою жизнь семье и мужу. Она разделяла с ним супружеское ложе, готовила пищу, а при необходимости выходила работать и в поле. И вот сейчас она его покинет, не устояв перед очередным искушением. И разве можно ее за это винить? Ведь ему нечего предложить жене, кроме любящего сердца да тягот повседневной…

Привыкший беспрекословно следовать приказам Сэма, Эммит кивнул и принялся, хотя и осторожно, но довольно часто, обстреливать скалы, чтобы предотвратить ответный огонь. Наблюдая за высокой фигурой своего брата, рывками перемещающейся от скалы к скале, Эммит улыбнулся. Уверенностью движений тела Сэм походил на прекрасно сложенного коня, лишь некоторая негибкость его поврежденного колена нарушала грациозность. Каждые несколько секунд голубая клетчатая рубашка Сэма мелькала между валунами и ствол его…

Ну и в чем же дело, почему сейчас такой переполох? Ведь считала же, что между нею и Россом, с его зрелой мужской привлекательностью, все кончено. Думала, что горе и печаль притупили страсть и нежные чувства, когда-то притягивавшие их. Разве не говорила сама себе, что та часть ее жизни осталась позади, разве не сама отвела ей там место? Дайана вздрогнула. Зажав в одной руке концы тонкого, ручной работы кружевного шарфа, служившего накидкой на плечи, ладонью другой толкнула стеклянную дверь и вышла…

— Никакой, — проворчал он. Ему казалось неподходящим говорить о своих планах на будущее сейчас, когда умирала мать. Пожилой священник откашлялся. Риви поднял глаза и увидел, что Джеми все еще сжимает в грязной ладони часы. — Опять воруешь, парень? — спросил священник скорее с отчаянием, чем с гневом. — Стыдно. Плохо в глазах Божьих. Ответ Джеми был, как и положено, быстрым и дерзким: — Бог сейчас не смотрит. Ни на меня, ни на мою бедную маму, ни на всю Ирландию! Старик вздохнул и после…

Эйдриан повернулся к ней, и его улыбка смягчилась ленивой чувственностью. — Джеки… Давненько мы с тобой не виделись! Она на миг утонула в синеве его ясных глаз, опушенных бесстыдно длинными ресницами. Черты Эйдриана отличались безупречностью, и его можно было бы с полной уверенностью назвать «красавчиком», если бы не его вызывающая… мужественность. Казалось бы, это должно было заставить Джеки почувствовать себя рядом с ним более женственной, но она вместо этого вдруг ощутила неловкость оттого,…

Она, как в раме, стояла в дверях — высокий стройный силуэт, окутанный полуночным светом. Ему не надо было говорить, что это она. Даже никогда ее не видя, он знал, что только ей обязан своим появлением здесь. Хотя черты ее лица и детали фигуры были скрыты в тени и она казалась воздушной, он никогда не встречал ничего более живого и полного жизни. Во всем ее облике сквозило что-то неистовое; в посадке головы чувствовалась патрицианская гордость; безмятежное спокойствие выдавало бурю строго контролируемых…

Это был удивительно миловидный, темноволосый, элегантный молодой человек, умудренный жизненным опытом и уверенный в себе, широкоплечий и мускулистый. Его загорелая кожа на ощупь казалась мягкой, как у ребенка. В полумраке кабаре его густые волосы цвета воронова крыла отсвечивали синеватыми блестками. Загадочный незнакомец отличался безупречным вкусом в одежде. На нем идеально сидел изящно сшитый костюм из белого льна. Пиджак модного кроя был небрежно расстегнут. Синяя рубашка из тонкого египетского…

— То, что я скажу вам сейчас, Джиллиан, я повторять больше не буду. Так что слушайте меня внимательно. Уймитесь! Ваше сопротивление бессмысленно. Нас двое мужчин, а вы слабая девушка. Мы сейчас переправим вас наружу тем же путем, каким вошли сюда, то есть через балкон, который выходит в сад. Если вы не перестанете дергаться, я уроню вас, и все закончится тем, что вы свернете себе шею. А утром вас найдут под балконом ваши родные, и не думаю, что они очень обрадуются. Вы меня понимаете? Джиллиан взвесила…

В ту кульминационную ночь лета эта милая, пяти футов ростом, по всей видимости, беременная Мара Джеймсон вышла полить цветы в саду. То ли она уехала на попутке, то ли попала в руки жестокого незнакомца, то ли муж стал виновником ее гибели – этого никто никогда так и не узнал. Тело ее так и не было найдено; никто ее с тех пор так и не видел; ребенок так и не родился – по крайней мере не было матери по имени Мара Джеймсон, которая бы получала свидетельство о рождении ребенка. О ее существовании свидетельствовали…

В полуобморочном состоянии Саманта сделала еще один осторожный шаг назад. Наощупь нашла за спиной дверную ручку, медленно повернула ее и легонько толкнула. Дощатая дверь накренилась и заскрипела. Саманта в ужасе замерла, затаила дыхание. Мужчина не шевельнулся. Чувствуя в ногах невероятную слабость, девушка прокралась на деревянное выщербленное крыльцо, осторожно и медленно прикрыла за собой дверь. Держась за стену, чтобы не упасть от слабости, она мысленно поблагодарила Всевышнего. «Поскорее…

Он ринулся в толпу. Дама с корзиной на мгновение подняла голову, проследив за полетом своего зонта, потом пожала плечами и поспешила дальше. Раздался звук рожка. Наклонив головы, пассажиры с корабля ускорили шаг. Из «Розы и короны» выскакивали люди. Экипажи, повозки и верховые лошади сгрудились, расчищая место, – в самое неподходящее время прибыла почтовая карета, а дождь превратился в потоп. Джек пробивался вперед, толпа расступалась перед ним, словно рассеченная мечом. Матрос, втянутый в эту…

Между тем удары колокола в голове становились все громче. Разорение. И гибель бесчисленных безвинных душ. Олден не рассчитывал на пощаду – значит, он должен найти выход. Сердце бешено колотилось. Комната расплывалась во мгле. Он вновь почувствовал тошноту, как тогда на море, во время возвращения на родину… Размашистым жестом он опустил носовой платок и поставил росчерк поперек еще одной мерзкой бумажонки. – Надо полагать, я разорен, лорд Эдвард. – Олден придал голосу безразлично-скучливый тон,…

Гая Деворана нельзя было не узнать даже при том, что стекло искажало его облик: он ходил по лавке мимо стопок книг, рассматривая названия, а потом он стянул с себя перчатки, сунул их в карман и исчез из виду, зайдя за одну из полок. Теперь или никогда! Сара толкнула дверь, и над ней звякнул колокольчик. Воздух в книжной лавке казался довольно затхлым. Молодой человек за прилавком поднял глаза, потом снова принялся что-то писать в гроссбухе. Кивнув ему, Сара быстро пошла между стопок книг, учащенно…

И еще на нем был широкий ошейник со вставкой из горного хрусталя, а левая задняя лапа была заметно короче остальных. Не всегда имеет смысл запоминать детали. «Майора Темплтона нашли в лесу, зовущим: «кис, кис, сюда» и хватающимся за горный хрусталь». Его подбородок стал вновь жестким, и Макс двинулся за необычным неуклюжим трехфутовым котом, старающимся бесшумно пробраться через заросли лавра. Он, возможно, придурковатый, но все же не сумасшедший. И, не теряя достоинства, Макс не стал упускать…

Сжав зубы, он повернулся, откинул полог шатра и вошел в тускло освещенное пространство, готовясь заключить вынужденный мир. Мгновением позже его глаза уже привыкли к дрожащему пламени светильников. Он снял шлем и выпрямился, касаясь черноволосой головой крыши шатра. В центре небольшого помещения стояли грубо сколоченный стол и два стула. Это был круглый стол — символ рыцарской чести. За такими столами велись важные переговоры, скреплялись печатью клятвы в верности. Не часто доводилось ему сиживать…

– Отпусти меня! – приказала Шэннон, стараяcь заглушить в себе нахлынувшие воспоминания. – Что ты тут делаешь? – Тебя ищу, – ответил Кайл. – И немного приключений, как, например, твой прыжок Тарзана. – Ничего бы не случилось, не вломись ты в дом, – заметила она. – Может быть, все-таки отпустишь меня? Он поставил ее на ноги. При таком освещении – или, точнее сказать, при его отсутствии – серые глаза Кайла казались почти черными, но Шэннон легко узнала черты красивого, жесткого лица, четко очерченный…

1 «Моя дорогая сестра! Я решила написать тебе как единственной своей родственнице, заботам которой со спокойной душой могу оставить своих девочек. Прости, что иногда я была резка с тобой и несправедлива к тебе. Я перед тобой в неоплатном долгу за то, что ты сделала для меня после смерти Рассела. Моя приятельница обещала отправить тебе это письмо в случае, если со мной что-то случится. Нет-нет, здоровье меня не беспокоит, только в последнее время часто и подолгу болит голова, а просто какое-то…

– Не понимаю, зачем тебе так задерживаться в галерее. Джоанна прекрасно справляется. А потом, работы твоего отца настолько хороши, что хоть на пол их поставь вдоль стенки, выставка все равно произведет фурор, – высказалась миссис Калдвелл. Питер Джордан был очень талантливым живописцем-любителем, и после его смерти Дэйвид Рентой, близкий друг Джордана и владелец престижной лондонской галереи, заметил во время последнего разговора с Софией: – Работы Питера блистательны. При его жизни мне не удалось…

– Еще не поздно. – Тонкая рука потянулась к рубину. Это движение привлекло внимание герцога – и он знал, что на это она и рассчитывала, – к округлым налитым грудям, которые он находил такими соблазнительными. – Сегодня днем я занят, мадам. – Жаль, – равнодушно сказала она, поднимая с пола голубой пеньюар. Кайлмор намеренно не смотрел на ее голую спину и бедра. Вернее, не обращал на них внимания, насколько на это был бы способен любой мужчина с горячей кровью. Так повелось между ними с…