Книги из серии "Дамы плаща и кинжала"

– Моего мужа убили! Я видела человека, который его застрелил! – Мне сообщили о самоубийстве… – растерялся комиссар. Но мадам повторила: – Я видела этого человека! – Успокойтесь, Зинаида Григорьевна, – мягко сказал человек со склянкой в руке. Потом комиссар узнал, что это был доктор семьи Морозофф. Несмотря на варварскую фамилию – Селивановский, он вполне прилично говорил по-французски. – Выпейте это. Дама проглотила лекарство одним глотком, утерлась тыльной стороной изящной ручки (комиссар…

— 16, — раздался стремительный ответ. — А сей красавец? — 41. — Тот, кто подарил мне сию алмазную табакерку в знак победы… сами знаете, при каком географическом пункте? — 04! — Ваш опекун и приемный отец? — 11. — Взгляните на подпись. Каков нумер ее обладателя? — 13. — А супруги оного? — 13-1. — А я сама?! — Изволите шутить, ваше величество? Вы — 1! — Та-ак… дама, которая домогается любезности нумера 66? — 41-1. — Отлично, дитя мое. Вас не собьешь, вижу. Не стану и…

Однако на сей вечер они явились одетыми. Правда, не вполне как люди: на ком-то фрак был вывернут наизнанку, на другом фрак был как фрак, зато вместо черных брюк – полосатые кальсоны… Женщины тоже изощрялись как могли: одна, к примеру, была одета, можно сказать, нормально, если не считать, что одна половина ее платья была синяя, а другая – зеленая, один чулок черный, а другой темно-желтый. Туфельки, правда, были одинаковые: голубые. Но этот попугайный наряд казался просто-таки мещански-приличным рядом…

Из покоев Марии Александровны выбежали иноземные гости – оба белее мела. Впрочем, было видно, что они не ранены и даже не испачканы обсыпавшейся штукатуркой: видимо, взрыв не привел к разрушениям в комнатах императрицы. Александр Николаевич поглядел на них, и внезапно лицо его исказилось от внезапной страшной мысли. Спокойствия как не бывало! Он метнулся к двери – но отнюдь не к той, которая вела в покои императрицы, а на лестницу. Взлетел по двум пролетам – и замер, увидев бегущую навстречу Екатерину…

И мама с дочками воспользовались приглашением – для них были оставлены места в ложе. Может быть, это было. Может быть, нет… Шаляпин в своих мемуарах о сей прелестной истории умалчивает. О ней известно только со слов Елены Юльевны. А кто знает, возможно, именно от нее унаследовали сестрички Лиля и Элла ту страсть к сочинительству, которая донимала их всю жизнь. Лиля сочиняла свою судьбу. Элла сочиняла романы. И еще неведомо, кто был сочинительницей покруче! А впрочем, вернемся в тот день, когда…

– Ну, это вряд ли, что вместе живут! – усмехнулся другой руководящий товарищ. – Ты что, забыл, какая штучка наша Ирина? У нее нравы строгие! Помнишь, как застрелиться собиралась, когда… – Он выразительно хмыкнул. – Поэтому, думаю, Кин все еще ходит вокруг нее кругами. Но, скажу я тебе, тут наверняка дела не простые, наверняка любовь до гроба, иначе этого рапорта не было бы. – Любовь! – хмыкнул первый начальник. – Ну что, пусть женятся, как ты считаешь? – Да на здоровье! – махнул рукой второй,…

Даме, облаченной в одежду Омфалы, страшно хотелось упомянуть также о старшей леди Мельбурн, однако она сдержалась, потому что получила эту информацию в приватной болтовне от члена парламента лорда Чарльза Грея, который принадлежал к числу ее сердечных друзей, а сие надлежало хранить в тайне. Не выдавать своих осведомителей – этого принципа она, в своем ремесле еще начинающая, придерживалась, тем не менее твердо понимая, что точная и своевременно полученная информация – основа всякого l’e pionnage,…

Молодой солдат проводил взглядом стройненькую Ma"adchen. Она-то в солдатский кабак не пойдет, и мечтать нечего. Девушка свернула в проулок, и солдат от нечего делать уставился в небо. «Рама», разведывательный самолет, покачивалась над городом. Описывала круги над улицами. Когда везли сюда, унтер-офицер обмолвился, что в этом убогом районе убогого городишки запеленговали работающую рацию. Вон машина с пеленгатором, вон гестаповцы мечутся из дома в дом, ищут партизан. Ну что ж, пусть ищут. Их служба…

И вдруг в каком-то проулке увидел ее. Она шла, чуть опустив голову, однако, несмотря на предрассветную мглу, он мог видеть ее полуулыбку: рассеянную полуулыбку женщины, которая отдыхает после объятий любовника. Да, именно так она улыбалась потом – еще не вполне вернувшись в мир реальный из мира лихорадочных телодвижений, испарины, смешавшейся на телах любовников, из мира сорванного дыхания, мучительно-счастливых стонов и сдавленных криков, которые исторгает женщина, когда наслаждение слишком…