Книги из серии "Негатив положительного героя"

Одно за другим появляется в коньячном закутке знакомое лицо всесоюзного сценариста. Вы советской власти не знаете, ребята, талдычит всеобщий попутчик. Она вам фрондерствовать не даст, пока жива, каждого прижопит! Позвольте, позвольте, изумляются наследники ифлийцев, как это «пока жива»? Она ведь у нас всегда будет жива, не так ли? Попутчик, перепугавшись, кричит вдоль спящего коридора: «Вечно! Вечно!» Выпить, забыть весь этот позор. Утром прибываем туда, куда ехали. Какая же это «колыбель», если…

«Письмо письмом, – сказал я, – но туда надо пропуск оформлять по месту жительства». Мне все-таки хотелось подчеркнуть, что я к их системе «отличных парней» не имею отношения. Заметив, однако, новое раздражение на лице Полевого, я добавил: «Конечно, спасибо за рекомендательное письмо. Он кто, этот ваш друг? Из ЦК Эстонии?» Полевой хохотнул: «Эх, старик! Да он там председатель одной конторы! – Подмигивая здоровым веком, он погладил себя по плечам, как бы по невидимым погонам, употребив жест, свойственный…

Чем торговали тогда на базаре в Иерусалиме? В продаже были мята, тмин и анис, Свежие голуби и те, которых только что засолили, Немало фруктов, включая и ананас. Тот же товар и сейчас лежит на Долорозо, Как в тот день, когда Иисуса вели на холм, Бобы и фасоль предлагают арабы и друзы, Россыпи ювелирной чеканки и латунный хлам. У подвешенной тушки барана оставлен фривольный хвостик. Восьмая станция, Христос спотыкается в неровный час. Вмятину от его руки на стене созерцает турист-агностик.…

Итак, он распахнул своего полированного крокодила, и оттуда посыпалось много всего, но только не литературные журналы: каталоги выставок, программы каких-то шоу, проспекты ресторанов и гостиниц, буклеты собачьего питомника, образцы каких-то брелоков, авторучки, оловянные солдатики русской службы, часы с браслетами, открытки с видами грязевого курорта… «Ну, вот видишь, зря время не теряем! – почти истерически вскричал он. – Творчески жив, богат, полон идей!» Он снял очки и на мгновение застыл, глядя,…

Старшой Иерусалимского караула Не любил в Гефсиманах ночных облав. Как всегда, ни зги не видать, думал он уныло, Спускаясь с холма средь камней и дубрав. Там, где сейчас проносится окружная дорога, В те времена неумолчно и ровно шумел Кедрон. В этой темени не успеешь и позвать на подмогу, Бритый по-римски злился центурион. Там, где стоянка нынче запрещена, С камня на камень перепрыгивали факелы. Дождется ли меня к утру жена? Не сбежит ли тот с тридцатью серебряными сиклями? В городе,…

Следовательские подписи под протоколами допросов: Бекчентаев, Елыпин, Веверс – безымянная чекистская шелупень, обретшая имена и даже лица благодаря одной из множества их подследственных, отправленных либо на Колыму, либо в подвал, где тюкали пачками для выполнения плана террора. Сволочь сереньких папочек с кальсонными тесемками, превратившаяся на страницах «Маршрута» из мерзостной чернильной размазни в персонажей кириллицы, латиницы и японских иероглифов. Не подозревая о будущей трансформации, хмыри…

Однако вы уже не одиноки. Некие тени, быстро обретая плоть, уже шустрят по стройке, прикидываясь завзятыми прорабами, каменщиками, арматурщиками: ну конечно, это ваши персонажи. Вам кажется, что вы ими командуете, собираете мизансцены, а то и массовки батальонного характера, во имя высших целей пресекаете самодеятельность, суете каждому под нос его чертеж, чтобы держался в рамках. Не лезьте с готикой, дубина! Мы здесь возводим ренессанс! Зачем вам лампа Аладдина? Не нужно погружаться в транс! Пусть…

Каждый год осенью, в сентябре, Передо мной новое скопление лиц: Обязательная ветеранка, волосы в серебре, И десятка три юнцов и юниц. «Современный роман: упругость жанра», Так мы называем наш академический курс. Молодой романист предвкушает мажорно Поцелуй вдохновенья и тщеславья укус. Сереброволосая баронесса Соня В классе, быть может, моложе всех: Зубы не обломав в Упсала и в Сорбонне, Теперь разгрызает вирджинский орех. Двадцатилетний Стенли Яблонский В стильном рванье – сплошной…

Однажды Свами нашел на карте России поселение, именуемое Самара. Имя это пленило его. «Самвара» означало высшее благо, а «Самантабхадра» – нечто всецело доброе, подвигающее вселенную, пусть через все низвержения Шивы, к рождению нового лотоса Брахмы и к благоволению Вишну. Не забыты им были и самаритяне, эти носители мира и добра. Бхагаваты не видели противоречия между христианством и кришнаизмом, полагая нравственную драму библейских заветов внушительной частью общей циркуляции. С восторгом австралийцы…

Потом он замолчал. Я не сразу обратил на это внимание, а когда взглянул, испугался. Откинув назад голову и закрыв глаза, он быстро синел. «Слушай, мне чертовски плохо, – проговорил он. – Я забыл свои лекарства в Лондоне. Похоже, отдаю концы». Рука его заплясала на подлокотнике. Автобус, словно самолет, входил в облако. Справа, сквозь клочья, зияли глубины оставшейся внизу долины, отсвечивали водные пятна причудливых конфигураций, коробились редкие наросты деревень. Пульс у Черноусенко то скакал стреноженным…

Возвращаешься на главный этаж и стоишь у золоченого шатра в многоязычной толпе. Мельтешение вокруг не раздражает и не сбивает благоговения. Некий гид, проходя мимо, с некоторой долей профессиональной небрежности поясняет, что шатер прикрывает место, откуда Богородица взирала на муки Сына. Наконец решаешься и поднимаешься к подножию креста. Там слышится речитатив как будто бы неземной. «Вага Нуси Иэсу Кирисуто, – возглашает группа японских монашек. – Господи наш Иисус Христос! Вага тамасии во сукуитамаэ!…