Книги из серии "Рассказы. Фельетоны"

– Вот вам и странно. Сказал, что беременность, – значит, беременность. Нечего, нечего, матушка. Умела замуж выходить, умей и рожать. – Так я ж… извините… холостой… – Тем более. Надо было своевременно в загсе зарегистрироваться. А теперь пойдет волынка насчет алиментов. Следующий! – Товарищ доктор! Как же это так: мужчина – и вдруг рожать! Нету таких пролетарских законов, чтоб трудящемуся мужчине средних лет полагалось рожать дитё! Не могу я с этим фактом помириться! – Не задерживайте. Следующий!…

– Алло! Вы ничего не знаете? – А что такое? – наивно удивился редактор тех. – Младенец-то с бородой, а? – Нет, а что такое? – И с усами. Младенец. – Ку да. Так в чем же дело? – Портретик будете печатать? – Будем. Отчего же. – В субботку, значит? – Разумеется, в субботу. Нам не к спеху. – А мы – в среду… хи-хи! – В час добрый! Редактор повесил трубку. – Ишь ты! «Мы, говорит, не торопимся». А сам небось лопается от зависти. Шутка ли! Младенец с бородой! Раз в тысячу лет бывает!…

– Очень хорошо… Прекрасно! Прекрасно!… Но вы, главное, не волнуйтесь! Может быть, вы устали, товарищ? Присядьте, – придавая голосу как можно больше задушевной теплоты, сказал председатель, который начал кое-что соображать. И вдруг быстро и в упор спросил: – А какое сегодня число? – Неизвестно, – гаркнул Диабетов, обливаясь крупным потом и чувствуя, что он наносит врагам последний удар. Члены комиссии тревожно зашептались. Секретарь на цыпочках вышел из комнаты. – Очень хорошо, товарищ! – воскликнул…

Вот видишь ли? Ты сказал о водопаде огненном метафорически, то есть блистающий, как огонь, а здесь уж переносишь к жару страсти сей самый водопадный пламень (выражаюсь как нельзя хуже, но ты понимаешь меня). Итак, не лучше ли: Как ты, пустынно разразится. etc. a? или что другое – но разгорится слишком натянуто. Напиши же мне: в чем ты со мною согласишься. Твои письма гораздо нужнее для моего ума, чем операция для моего аневризма. Они точно оживляют меня, как умный разговор,…

– Зачетишко бы мне, товарищ профессор! Потому – трудно нашему брату безлошадному без зачетов приходится. Емельян Черноземный вытащил из-за пазухи зачетную книжку и протянул профессору: – Вот туточка пиши. Осередь ефтой вот клетушечки. – Помилуйте, товарищ, – удивился профессор Доадамов, – как же это я так вдруг возьму да и поставлю вам зачет? Приходите в среду в общем порядке, тогда… – Приходил уж. Чего там! Погнали вы меня. «В другой раз, сказали, приходи…» – Тем более. – Напиши,…

– Уж не забуду, – бесшабашно пообещал Пуделякин, нетерпеливо двигая большим пальцем правой ноги, выглядывающим из совершенно дырявой туфли. – Мне бы только до Европы дорваться, а там – ого-го! – Смотри же, Пуделякин! Я твердо рассчитываю, Пуделякин, на тебя. Я надеюсь, Пуделякин, что от твоего зоркого глаза не укроется ничто: ни желтые воды Тибра, когда, колеблемые смуглым ветром долин, они струятся широким потоком, который… – Уж не укроется, будьте уверены, – сказал Пуделякин и уехал в Западную…

Старший мастер Степан Горчица № 3. ОПРОВЕРЖЕНИЕ-БУФФ – Ты, сукин сын, писал обо мне заметку? – Я. – Так получай… Трах, трах, трах… (три раза ударить палкой корреспондента по голове). После этого вас посадят не меньше чем на три месяца, и все убедятся в вашей невиновности. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Хорошенько усвойте себе эти три основных способа опровержений и можете считать себя обеспеченным. Не надо благодарностей. Не надо оваций. Я такой. Я добрый.

– Крупной или мелкой? – быстро спросили из зала. – Лучше всего мелкой. Но, конечно, можно и крупной. Ну-с, затем насыпают эту соль в самогон и сверху ведро прикрывают чем-нибудь теплым. Одеялом, например. – Аподушкой, товарищ лектор, можно? – Можно и подушкой! Даже подушкой лучше. Да, дорогие товарищи! Затем надо взять фунтов пять-шесть простой, примитивной клюквы… – Клюквы! – восторженно взвизгнула баба из третьего ряда, хлопая себя по бедрам. – Ах ты ж боже ж мой! Клю-у-квы! – Именно…

28 февраля Прокурор Догерти, отвечая на выпады Юза, заявил в сенате следующее: – У мистера Юза до сих пор сюртук пахнет керосином (смех в центре), и пусть он не пытается отвести глаза общественного мнения, устремленные на ту панаму, в которой он играет далеко не последнюю роль. Что же касается того, что будто бы в верхней части популярного яйца находится динамит, то мы хорошо знаем, что это не динамит, а нефтяные акции, на которых так здорово спекульнул Юз. (Одобрение левой.) 15…

Пролетая ураганом по улицам, он то и дело высовывается из машины и, размахивая шляпой, кричит встречным знакомым: – Привет! Уезжаю в Западную Европу… Что? Пишите прямо в Германию, прямо «до востребования». Целую. Пока. По его интенсивно-розовому лицу струится горячий пот. Но вот наконец паспорт своевременно получен, визы поставлены, деньги в банке обменены на валюту. Казалось бы, все в порядке, можно успокоиться. Однако вот тут-то именно и начинается главная горячка. – Алло! Это вы, Василий Иванович?……

На днях в лавке ТПО на станции Подсолнечная Октябрьской обнаружен в высшей степени редкий экземпляр долгого ящика. С первого взгляда никто бы и не заподозрил, что это именно долгий ящик. Наоборот, такой симпатичный просто ящик. Четыре стены, дно и покрышка. В покрышке аккуратная щель для корреспонденции. А на стенке написано, чтоб не заподозрили, что это долгий ящик: «Ящик для жалоб и заявлений». И что же вы думаете? Этот тихий на вид ящичек при ближайшем рассмотрении оказался закоренелым,…

– Чего? – Ясно, чего: право-левых валенков… – Василий Иванович, – кричала из соседней комнаты машинистка Манечка, – сколько у нас за прошлый месяц было сыграно шахматных партий? – Четыреста пятьдесят две! – Мерси! Значит, четыреста пятьдесят две шахматные партии помножить на сто двадцать опозданий и разделить на восемнадцать пуговиц… Гм… Это будет… Скажем, для ровного счета тринадцать три четверти. Товарищ председатель, скорее записывайте: тринадцать три четверти, – а то я забуду. – Чего…

– Не признаю. – Подозрений ни на кого не имеете? – Имею. – На кого? – На Кузнецова. – Гражданин Кузнецов! – Есть. – Ах, это вы, Кузнецов… Я уже вас, кажется, допрашивал? – Так точно. Допрашивали. Происходить происходило, а ребенок не мой. – Так чей же он, черт возьми?! – захрипел судья, покрываясь разноцветными пятнами и ударяя кулаком по чернильнице. – Моего секретаря он, что ли? Секретарь смертельно побледнел и выронил ручку. – Происходить происходило, – пролепетал секретарь, –…