Книги из серии "Шлюхи-убийцы"

Как-то раз Маурисио Сильва обедал у нас дома. Моя мать относилась к нему с симпатией, он отвечал ей тем же и порой фотографировал нас: мать, сестру, какую-нибудь подругу матери и меня. Всем нравится сниматься, сказал он мне однажды. Я-то был к таким вещам равнодушен, по крайней мере считал, что равнодушен, но после слов Сильвы задумался и, поразмыслив, признал его правоту. Фотографироваться не любят разве что индийцы, сказал он. Мать сначала решила, что он имеет в виду индейцев мапуче, но он говорил…

Ночами я с трудом засыпал. Меня преследовали кошмары. Прежде чем лечь в постель, я проверял, чтобы дверь и окна моей комнаты были наглухо закрыты. У меня пересыхало во рту, и спасала только вода. Я то и дело вставал, шел в ванную и набирал стакан воды. А раз уж я все равно вставал, то пользовался случаем, чтобы лишний раз проверить, хорошо ли заперты дверь и окна. Порой я забывал о своих страхах и останавливался перед окном, глядя на пустыню ночи. Потом снова ложился в постель и закрывал глаза, но…

Жара стоит удушающая. Б с удовольствием вернулся бы в столицу, но он не вернется туда, во всяком случае сейчас не вернется, это он знает. Вскоре отец садится рядом с ним, оба едят игуану с острым соусом и опять пьют пиво. Мужчина в черной футболке включил транзистор, и теперь музыка, которую с натяжкой можно назвать тропической, смешивается с шумом леса и с шумом машин, проезжающих по шоссе. Мясо игуаны напоминает куриное. Оно более жилистое, говорит Б, но не слишком уверенным тоном. Вкусно, говорит…

С того вечера Б всякий раз, встречаясь с этой чилийской парой, непременно осведомляется про У и таким образом узнает – постепенно, словно новости, к тайной его радости, нацеживаются порциями раз в две недели или раз в месяц, – что У вышел из клиники, или что У теперь не работает, или что жена не бросила У (и это кажется Б прямо-таки геройством), или что У с женой время от времени заводят разговор о возвращении в Чили. Чилийской супружеской паре, друзьям Б, мысль о возвращении в Чили, как и следовало…

Бесцельно прошагав много часов, Б возвращается в гостиницу. Он прекрасно себя чувствует. Он чувствует себя отдохнувшим, и ему хочется почитать. Чуть раньше, сидя на скамейке в сквере Людовика XVI, он тщетно пытался расшифровать графизмы Лефевра. Задача трудная. Лефевр рисует свои слова так, словно буквы – это волоконца травы. Кажется, что эти слова колышет ветер, ветер, прилетевший с востока, луг, покрытый травой разной высоты, конус, который рассыпается. Пока Б их разглядывает (потому что первое,…

Хотите верьте, хотите нет, но я родился в пригородном районе Эмпаладос. [1] Это название сияет, как луна. Это название своим острым рогом пропарывает путь сквозь сон, и ты шагаешь по новой тропке. По зыбкой тропке. Всегда неприютной. Она ведет прямиком в ад, а может, и выводит из ада. К чему, собственно, все всегда и сводится. Ты либо торишь дорожку в преисподнюю, либо удаляешься от нее. Я, к примеру, приказывал убивать. Я делал самые лучшие подарки на дни рождения. Я отстегивал деньги на проекты,…

Когда пришел мой черед, случилось тем не менее точь-в-точь то же самое. Я просто обалдел. В первую очередь, из-за того что умер, а это всегда бывает как-то неожиданно, если не считать, наверное, некоторых случаев самоубийства, а еще потому, что вопреки своей воле повторил худшую из сцен «Призрака». Мой опыт подсказывает, кроме тысячи прочих вещей, что за вздорностью американцев иногда кроется и что-то еще, чего мы, европейцы, не можем или не желаем понять. Но, умерев, я об этом как-то не подумал.…

Однажды утром мне позвонил тренер и сказал, что до него дошли слухи, будто я веду образ жизни, недопустимый для спортсмена, и с этим надо поскорее, что называется, завязывать. Я, само собой, пообещал, сказав, что только раз кутнул, и все, но сам продолжал в том же духе, а чем еще мне было заниматься, пока не восстановился после травмы, скажите на милость? Команда тем временем все ниже опускалась в таблице, так что тошно было раскрывать газету по понедельникам, чтобы взглянуть на результаты. Кроме…

Между тем мой друг все больше раскисал. Ровно в полночь он принялся последними словами ругать Кавернаса. Художника. Несколько лет назад дантист купил две его гравюры и повесил на почетном месте в гостиной. Однажды он оказался вместе с этим плодовитым мастером на празднике, устроенном другим дантистом в своем доме в Зона-Роса, дантистом, который, если мне не изменяет память, восстанавливал улыбки звездам мексиканского седьмого искусства (по выражению моего друга). Там он и попытался с Кавернасом заговорить.…

Это для поэтов, для поэтов Франции, думает затерявшийся в Африке Артуро Белано, листая что-то вроде фотоальбома, где поэзия на французском языке воздает должное самой себе, вот сукины дети, думает он, сидя на полу, словно сделанном из красной глины, но пол этот никакой не глиняный, в нем нет даже намека на глину, и тем не менее он красный, скорее даже медно-красный, хотя в полдень становится желтым, Белано сидит, положив книгу между ног, толстую книгу в девятьсот тридцать страниц, то есть можно сказать…

1. Мать читала нам Неруду в Кильпуэ, в Каукенесе, в Лос-Анджелесе, 2. Единственную книгу: «Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаянья», издательство «Лосада», Буэнос-Айрес, 1961 г. На обложке рисунок Неруды и сообщение о том, что это издание венчает собой миллионный тираж. Оставалось непонятным: в 1961 году продали миллион экземпляров «Двадцати стихотворений» или речь идет о том, что общий тираж произведений Неруды составил миллион? Скорее первое, хотя оба варианта вызывают удивление и…

Посвящается Селине Мандзони В 1999 году, вскоре после возвращения из Венесуэлы, мне приснилось, будто меня привезли в дом, где жил Энрике Лин, в страну, которая вполне могла быть Чили, в город, который вполне мог быть Сантьяго, если считать, что и Чили и Сантьяго однажды уподобились аду и что это уподобление в неких основах реального города и города вымышленного останется навсегда. Разумеется, я знал, что Лин умер, но когда мне предложили познакомиться с ним, я не стал возражать. Наверное,…