Книги из серии "Шпана: Из жизни беспризорных"

Потом он схватил блюдо и начал призывать. — Даешь, даешь! Деньги даешь! — Еще, еще! Давай, показывай! — просили зрители. — Динь-дон, динь-дон! — зазвенело блюдо. — Последний номер: «Алеша-Хинчин курьерским поездом гуляет к Рязанскому вокзалу»! Китайчонок и Алеша обхватили один другого руками и начали кружиться. Китайчонок перекидывал оборвыша, тот китайчонка, и так получалось быстро движущееся колесо из двух ребят. — Курьерский поезд Алеша-Хинчин! Ребята крутились по дорожке бульвара…

Он закрыл глаза и замер. Заходили шатуны, ветер помчался бурей… И впереди Яшки запылал горн. Паровоз отдувался и в панике убегал от голода, засевшего в Уфимских степях. — Бе-жи-и!.. Бе-жи-и!.. — завывал он. — Бежим! Бежим! — шептал Яшка и прижимался к железным прутьям.

Знали ребята, и Чугунок сам знал, что Агап это для утешения ему говорит, голод от Чугунка отогнать хочет. Каждый из троих по–своему себе хлеб добывал, а в свободное время и на ночевки вместе собирались. Чугунок песни хорошие и душевные пел, Еремка Дадай сказки рассказывал, а Агап больше молчал, а только молчал весело: в глазах у него смех, в широком лице нет страха. Вот и подошли ребята один к другому, как доски друг к дружке, фуганком приструганные; живут вместе, дружат… Ветер колыхал красные…

Босые, в опорках чавкали они по грязи. На вокзале было пусто, и тогда пошли по–тихой, разбрелись одиночками. — Подайте беспризорному на хлеб, два дня ничего не ел, подайте, — гнусаво тянул Ледунец в передней. Грязная худая рука дрожала на весу. Толстая женщина дала кусок ситного и пошла в комнаты. Ледунец к двери, но задержался и за спиной у женщины взял примус под мышку. Не сообразил он прихватить круг, скользнул круг на пол и загремел. Повернулась женщина. — Примус! Воришка, люди, Ермил, —…

Но вечером, когда зажгли огни, на Кречета двинулся куб с надписью: «Кипяченая вода без платно», вот–вот задавит своей пузатой тушей. — Не хочу я, не хочу, зачем он лезет, уберите! сестра, убери куб! — хотел крикнуть Кречет, оттолкнуть куб руками и не мог. Он странно, усиленно шевелил губами, а слова прилипали к языку, не срывались. Белый куб с черными буквами «Кипяченая вода без платно» стоял перед глазами. Куда ни повертывался Кречет, всюду стоит куб и надоедает — Уберите! — заметался Кречет,…

— Экстренный выпуск «Известия», «Правда»… Умер тов. Ленин! — звенел голос газетчика на морозной площади, как в стальном колпаке. — Разлюли–люляй малина! — крикнул Волчья Ягода. Газетчик СемкаЛюляй качал головой и вытряхивал ртом слова — звонкую монету: — «Известия», «Правда». В «Известиях» нет правды, в «Правде» нет известий. Умер тов. Ленин!.. Чего тебе, Ягода? — Азямке дай на булку. — У дурака проси, — газетчик повернулся ухолить. — Я плачу… Ягода платит, не даешь? Газетчик отсчитал…

Слушает подпасок звонкое кукованье и не горько ему, напротив, радостно щемит в сердце. II По одно лето лежал Микитка на берегу реки и слушал кукушку и казалось подпаску, что кукует она совсем по–иному, грустно, будто плачет и надрывается над кем–то. Подсел к Микитке дедушка Андрюша и сказал: — Горе, Микитушка, пришло, теперь пришло, не в сумке монах принес (это я тебе для понятности говорил), с засухой, с бездождьем пожаловало, с ветром налетело. Горе починку, горе скотине, дедушке Андрюше…

— Гармошка, Воробей! При сюда! — Кто, Сингапур? — появились ребята. — Я уезжаю — Куда, с этим? — С этим… — Трудно. Что нам не сказал, все бы поехали. — Одному трудно, всем вовсе не проехать. — Ну, катай, вернешься? — Едва ли, здесь голодно стало. Скоро и вы винта нарежете? — Может, следом за тобой… — Только не с этим, ссадят — Ясно, тебе мешать не будем. Попрощались товарищи, закурили, разошлись. Поезд мягко двинулся. Сингапур присел на ступеньку у неоткрывающейся двери,…

— Я лечит глаза умею: мякиш горячий прикладывать, — вызвался один — Понес оглобли в бок, это от ячменя, а тут другое, — оборвал его Егорка. — Слепнет. Карусель, говорит, люди вверх ногами пошли, и черти летают хвостатые — в темном–то царстве видно ему. — Забалалаил, балалайка…Черти, сам ты чорт на язык! Мигай ждал Егорку и бормотал про себя: — Посветлело; спадет туман с глаз и поеду, как раз к сенокосу…Если мамки нет, не приехала она — один возьмусь; к приезду как до голоду и улей пчелиный…

Но пожила Верка в городе и осмелела, научилась многому новому. Рукой не только собирала милостыню, но и била по щекам мальчишек–обидчиков. За это они ее таскали за волосы. Она научилась находить такие места для ночевки, в которые не заходили ни сторожа, ни милиционер. Убегала Верка ловко от извозчиков и автомобилей, не боялась, что попадет под колеса, и в глазах у нее появилась особая дерзость, — тогда Верка стала нужна. Подозвала ее однажды торговка яблоками, кривая Максимиха, угостила маленьким…

Кроме борьбы между собой, беспризорники еще ведут постоянную борьбу за тепло с вокзальной администрацией. Раза три–четыре в неделю вокзал делает облавы на свой трюм. К часу ночи наверху собирается группа, молодцов с десять. Солдаты проверят затворы у винтовок, агенты приготовят револьверы, пожарник — большой пылающий факел, захватят с собой Мироныча, бывшего табельщика при постройке вокзала,(он знает все пути в трюме, все ловушки), и начнут спускаться по узкой каменной леснице вниз. Мироныч командует:…