Советская классическая проза

Сегодня настроение начальника упало еще больше: в утренней сводке Совинформбюро сообщалось об ожесточенном сражении на берегах Волги. В полдень прибыла почта. Старый сельский почтальон — вестник горя и неутешной людской скорби — ходил по домам и, виновато пряча под седыми, лохматыми бровями глаза, разносил похоронные: «Пал смертью храбрых…» В Кирпичном Утесе появились новые сироты и вдовы… С тяжелым сердцем Торопов взялся за составление плана охраны границы. Он часто вставал из-за стола, подходил…

Колись, бувало, доцент Крижень, зустрічаючи мене, поблажливо змахнувши рукою, по-панібратськи міг спитати на ходу: «Ну як, Череда, гризеш граніт науки?» — «А кінчаю тринадцяті курси!» — сміявся я. На тому й кінець особистим контактам. А тепер довелося мені мати з доцентом Крижнем розмову в межах моєї популярності, бо товариш доцент, як натура витончено-наукова, виявив у цьому плані чутливість, яка могла перевершити навіть чутливість Токового. Доцент Крижень ніколи не ходив самотою. Завжди довкола…

Внутренняя мелодия повествования обогащает в одинаковой мере и рассказ и роман. Разница, однако, в том, что роман — произведение полифоническое, — так же как опера, не может строиться на единственном мотиве. А в коротком рассказе единство мелодии, единый аккомпанемент — одно из решающих условий его цельности. В этом смысле рассказ больше похож не на оперу, а на песню. Ю. Олеша считал, что на современного читателя наиболее сильно влияют вещи, написанные за один присест. [1] Это и понятно, —…

Чем можно объяснить непреходящую ценность произведений С. Муратбекова? Известный литературовед Владислав Владимиров, друг и соратник писателя, определил его следующим образом: «Его книги не залеживаются на библиотечных полках. Их по-прежнему повсюду читают и стар и млад. Потому как они в простоте и доступности речестроя (тут честь и хвала его лучшим толмачам) всегда привлекают своим искренним оптимизмом, своим волшебным настроем на необратимое одоление местечкового и вселенского зла во всех его ипостасях».…

Из полутемных сеней на высокое крыльцо большого дома вышел старик Мошев. Застегивая ворот добротной шубы, вслушался в праздничный гул. — Ишь, как развеселился народ, — усмехнулся он и, помолчав, добавил чуть слышно: — Эх, бубенчики родимые… И меня когда-то потешили! Уже давно серебрилась его голова, а незатейливое бренчание бубенцов и звон колокольцев были такими же радостными, как и десятки лет назад. «И все же словно по-иному проходят ныне праздники», — подумал он. Мошеву, как и другим старикам,…

Странный тип. Учился в университете. Бросил. Поездил по России не хуже путешественника. Говорит — искал где лучше. Знаем мы этих ищущих! Пьяницы и бездельники в лучшем случае. Интересно, что искал он у этой гулящей бабы, где его пристукнули? Так-то оно так. А все-таки… Он снова придвинул к себе постановление, обмакнул перо в чернила и после минутного раздумья написал: Принимая во внимание, что установленный законом срок следствия истек, а лица, совершившие преступление, не установлены,…

Девчушка не закована в железо, не прикована ни к кадриге, ни к несчастным своим подругам, не светит она нагим телом, а укутана заботливо в шелка, чтобы тело ее не утратило нежности; жилистый евнух-суданец, посвященный в непостижимое искусство древнего Мисра [2] , натирает девчушку какими-то благовониями, расчесывает ее золотые волосы, а она то шаловливо подставляет себя под это чужеземное лелеянье, то увертывается и летит к борту кадриги так, словно собирается утопиться, и Синам-ага, от ярости…

В рапорті Яковенка буде записано: «О третій годині ночі до причалу порту пришвартувалося грецьке торговельне судно «Омірос». Стояти на вахті коло трапа було наказано мені...» Ніколи не знаєш, що подарує берегові розхитаний і розскриплений пароплав. Отаке чалапає від порту до порту, від одної землі до іншої, тицяється обшмугляним бортом до причалу, відкриває ляди своїх трюмів, гарчить лебідками, мов щось путяще, а там дивись — вивалює на берег то купу якогось ганчір'я, то химерне залізяччя, місце…

— Капіташо, не хуліганьте! — Хуліганчики–вуркаганчики, — пробурмотів капіташа, урочисто виставляючи так хвацько відкорковану ним пляшку посеред круглого столика, точно по центру світляного кола, утворюваного тьмавою електролампочкою (мабуть, двадцяти–п’ятиватка, як у казармі), що по–сирітському тулилася в глибині круглого шовкового абажура з довгими китицями. Абажур був червоний, китиці жовті, тому й світло від лампочки мінилося химерними кольорами: червоним, жовтим, оранжевим, — але на продубленій…

Ночь была звездная, и день пришел пасмурный, и слава богу, а то со сверкающим мартовским днем не справишься, и не ты, а он делается твоим хозяином. Березам зябко Всю ночь бушевал ветер, и слышно было в доме, как вода капала. И утром не пришел, мороз: то солнце выглянет, то сомкнутся тучи и тряхнет крупой, как из мешка. И так быстро мчатся облака, и так зябко белым березкам, так они качаются! Тихий снег Говорят о тишине: «Тише воды, ниже травы». Но что может быть тише падающего снега! Вчера…

Среди суматохи, царившей на дворе, Сергей не без труда нашел командира первой роты. У того в это время шла горячая работа — погрузка цейхгауза. Едва взглянув на записку, он окрикнул выглядывавшего из-за груды шинелей курсанта. — Эй, старшина!.. Лебедев! Передай-ка товарища в первый взвод. Старшина, невысокий, крепкий, с солдатской походкой, выдававшей в нем старого унтера, повел Сергея на самый верх. — Вот, — сказал он, обращаясь к взводному курсанту, — возьми его, брат, к себе на попечение.…

С кондитерской фабрики, где работала Доброхотова, приходили подежурить возле нее товарки-карамельщицы. Приносили передачи, к которым Анна Александровна почти не притронулась. Она уже не плакала. Забинтованная и утянутая в гипсовый корсет, она лежала тихо и неподвижно, словно придавленная большой тяжестью. Появившийся по делу Доброхотовой лейтенант милиции решил к ней с расспросами не подступаться, а направился в Черкизово. Он вошел в тот подъезд, где восьмого марта Доброхотову нашли без чувств, и…

Соседи привыкли к чудачеству Аглаи. Новенькие попросту считали ее сторожихой при магазине, посмеивались: работу, мол, на дом берет. Кто возвращался поздно, здоровался, о самочувствии справлялся, но ответа не ждал, не задерживался — все мимоходом, что им до нее. И в квартирах своих были торопливы, суетны, громкоголосы — по душам не поговоришь, не то чтобы истину открыть им. Да и где ей — дочка родная отвернулась, бросила, к чужим людям ушла с малым дитём, в грехе нажитом… При мысли об этом рука сама…

Мы прозвали его Яшей, и он смеялся, ему нравилось это русское имя. Дружба на корабле рождается быстро, и, хотя люди по-разному учатся морю, она прочна. Эти двое суток в пути Яша все время пел о своих товарищах со шхуны, которых не встретит больше ни в каком порту. Здесь, на Родосе, мы должны проститься с ним. Он неохотно покидает пароход. Ничего хорошего не обещает ему берег. Но он все время поет, из благодарности, — он знает, что и нам нравятся эти чужие, печальные песни, что и нам немного грустно…

Показался километровый столб. Человек остановился и прочитал надписи. Теперь он зашагал быстрее, с каким-то упрямством стараясь проникнуть в этот безмолвный мир, живущий своей жизнью и равнодушный к пришельцу. Везде, где от большака ответвлялась дорога к крестьянским усадьбам, он читал надписи на указателях. Наконец ему встретилась подвода. Остановив салазки, загорелый мужчина спросил возницу: — Далеко ли еще до Эзериешей? Недоверчиво оглядев незнакомца, возница хлестнул лошадь и, отъехав,…

Конь отшатнулся, замотал головой, а Филька закинул хлеб далеко в рыхлый снег и закричал: – На вас не напасёшься, на христарадников! Вон твой хлеб! Иди, копай его мордой из-под снега! Иди, копай! И вот после этого злорадного окрика и случились в Бережках те удивительные дела, о каких и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это, или ничего такого и не было. Слеза скатилась у коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в голых деревьях,…

Она стояла долго на краю перелеска, облитая густым закатом. А тем временем на юге, у горизонта, появилась подозрительная чернота. Она скоро прикрыла далекие горы. Татьяна не обратила на нее внимания. Ей было легко, и она мечтательно следила, как закатывалось солнце, как медленно таял зыбкий полусвет позднего вечера и как умирали последние звуки. Ужинали недолго. В этот день переход был утомительным, решили пораньше лечь спать. Утром предполагали сделать баню и стирку. Тиманчик поблизости видел…

Полгода назад институтское руководство уволило, точнее вынудило уволиться Мастера — так называют художественного руководителя театрального курса. И причиной увольнения, как понимали дело Сергей и его сокурсники, было лишь то, что ненасытной заурядности хотелось съесть подлинную личность. О театральных постановках Мастера много писали и говорили в городе. Еще бы! Даже обыкновенную сказку про Ивана-дурака он сумел так повернуть, что все ахнули — какое решение! Иван предстал зрителям не тем привычным,…

Когда мы с мамой собирались в деревню, пана был в командировке, и мне пришлось написать ему записку: «Дорогой папа! Оставляем тебе Ваську на кухне в клетке. Там у него кулек перловой крупы и вода в блюдце. Клетку мне подарил Павлик Бояринцев. Он продал своего кенаря, а попугайчиков-неразлучников купил вместе с новой клеткой. Пожалуйста, поухаживай за Васькой, угости его морковкой или яблоком и никуда не выпускай. Крепко тебя целую. Слава». Я оставил папе записку, а сам все думал: «А вдруг…

Ю. Лукин. Литература нового человека В стремительном беге времени приняли тридцатые годы эстафету двадцатых. И в жизни, и в литературе… Зародившаяся и окрепшая в минувшем десятилетии молодая литература все более уверенно заявляла о себе как о явлении принципиально новом в истории человеческой культуры, утверждала себя как литература нового мира, нового человека. Это получило выражение в темах, к которым она обращалась, в идеях, которые она исповедовала, в образах ее героев, в самом характере…