Книги из серии "Современная японская новелла"

– У меня срочные дела, – сказал Саи. Здешние приятели, правда, приглашали его немного развлечься: съездить на горячие источники, поиграть в гольф, но… он каждую свободную минуту стремился использовать, чтоб лишний раз увидеться с Кёко Минэяма. – Удивительный вы человек! – воскликнул репортер. – Не говоря уже о промышленных боссах, пожалуй, и любой профсоюзный руководитель не отказался бы побывать на горячих источниках. А у вас дела, дела… Вы поистине один из тех, кто стоит на переднем крае борьбы…

– Если говорить о грязи, то и люди, и смог, пожалуй, очень схожи между собой. Мужчина сидит, сцепив руки, положив их на край стола и слегка расправив плечи. Его подбородок и шея оказываются освещенными, и женщина обращает внимание, что на кадыке у него остались несбритые волоски. Следя за ее взглядом, мужчина опускает глаза и тут же подносит сцепленные руки к узлу галстука. Глубоко вздохнув, он с воодушевлением говорит: – Во всяком случае, мы должны быть друг с другом откровенны, правда? Мы уже…

– У вас какое-то дело ко мне? – Ничего особенного. Хочется просто подышать вашим воздухом. – Добро пожаловать, – ответила Сигэко, удивившись собственной решимости. В ее голосе прозвучало что-то детское, словно она выпрашивала гостинец. – Ну что же, садитесь на поезд до Такао. – Сигэко представила себе оранжевые вагоны, в которых она давным-давно не ездила. Видение исчезло. Женщина сказала, что ездила по той линии до Митака. [3] – Так вот, после Митака будет станция Мусаси-сакаи, потом Мусаси-коганэи……

– Сестренка! – радостно закричала я и побежала к ней. Она увидела меня, соскочила с турника и заулыбалась. – Давно ждешь? – Только что пришла, – сказала она. – Да ты вся потная. – И промокнула мне лоб помочами. – Давай снимем его, – показала я на младенца. – Кричит и кричит, противный! – Сестра шлепнула его и повернулась ко мне спиной. Я прижала к себе плачущего мальчугана. Как только сестра освободилась от ноши, она выпрямилась и помчалась к турнику. Грациозно изогнув тоненькое тело, она…

– Папа сам отдаст бабушке открытку, которую я написала, вот так. – Она у тебя? – Да-а. – Поездом поедешь? – Да-а. – Пап, а вдруг бабушка не разберет каракули Сатоко? Она ведь все наоборот написала. – Ничего, поймет. Мужчина положил написанную дочкой открытку в средних размеров саквояж и уехал из дому. И все-таки он не передал открытку матери. Собрав материал для путевых очерков, он сразу же вернулся домой. Почему же мужчина изменил свой первоначальный план и не заехал к матери в Фукуока?…

Прокурор читал обвинительный акт спокойным, бесстрастным голосом. Такэси слушал, не шелохнувшись. Его взгляд был устремлен в спину Доусона, но он ничего не видел. Слушая прокурора, он вспоминал сестру. В ту ночь никто не смог опознать труп, и только на другой день Такэси, с недобрым предчувствием примчавшийся в больницу, узнал в убитой свою сестру. Ужас, овладевший Такэси, когда он увидел в морге изуродованную до неузнаваемости Сатико, сейчас ожил в нем с новой силой. После того как прокурор закончил…

Пробежали недели, окончился трехмесячный курс моих лекций, и У. наряду с другими слушателями представил экзаменационное сочинение. Прочитав его опус, я убедился, что интуиция меня не подвела. Там начисто отсутствовала всякая литературность, не говоря уж о сюжете или композиции. Не то чтобы стиль его был хуже, чем у других, или отдельные места вопиюще плохи – просто все было абсолютно бессвязно. Я хотел сказать ему, чтобы он и не пытался писать, а занялся бы лучше ветеринарией. Мне думалось, что…

– Ишь своеволия-то сколько! – загремел отец, не дав Такако закончить. И закатил ей оплеуху. Такое было впервые. Даже когда она собирала подписи под воззванием против закона о летосчислении по правлению императора, [i] отец, конечно, пошумел, но рук все же не распускал, так что теперь она даже несколько перепугалась. В ту минуту, скорее от испуга, чем от боли, Такако отшвырнула чайник, который как раз мыла. Она вовсе не хотела попасть в отца. Чайник она держала в левой руке, вот и бросила в ту…

– Я знаю, чего я стою. Но с живописью у меня теперь не выходит. Если ничто не переменится, скоро я вообще не смогу писать. Если же я снова вернусь туда, к своей исходной точке, я, может быть, начну работать по-настоящему. Мне нужна свобода. И я хочу, чтобы и ты существовала отдельно от меня и считала себя свободной. Думаю, что Нобуо когда-нибудь все это поймет. – Ябуки без конца повторял одно и то же. Получив расчет, он тут же вылетел в Париж. Когда она опомнилась, все бури уже миновали, они с сыном…

Эти воспоминания и погнали его из гостиничного номера на улицу. Он, обычно с таким тщанием относившийся к своей работе, на этот раз оправдывал себя тем, что дела все равно не двинутся, пока он не привыкнет к новому жилью. И он отправился бродить по улочкам квартала старых особняков, где когда-то бывал каждый день. Здесь не было видно следов разрушений, причиненных воздушными налетами или Великим кантоским землетрясением, и в каждом доме, в оградах, амбарах неуловимо чувствовался дух старой эпохи.…

В ту пору провоз любого багажа – рюкзаков, чемоданов и прочего – оплачивался отдельно. К вещам прикрепляли ярлыки и укладывали их на крышу автобуса. Случалось, полицейские останавливали автобусы на перекрестках дорог и проверяли багаж. Если они обнаруживали спекулятивный товар, его конфисковали, а с владельцев взимали штраф. Понятно, что каждый старался запрятать свой багаж под сиденье. Однако усач беспощадно пресекал эти попытки, хотя сам он частенько провозил различную контрабанду, вроде моркови…

– Воробьи ждали попугайчика над крышей того дома. Дождались, пока зелененький их догонит, тогда уж вместе и полетели. – Ты думаешь? – отозвалась жена. – Уверен. Они хоть и воробьи, но не бросают тех, кто связал свою судьбу с их стаей Чем выгодно отличаются от людей. Воробей – хорошо, волнистый попугайчик – тоже неплохо. Оперение, правда, не такое, по в конце концов это ведь только на время жизни, а она короткая. Пускай уж, думают они, проведет свою жизнь вместе с нами, воробьями, – сказал я. …

И хотя я уже смирился с тем, что не попаду на представление, от одной только мысли, что фургоны вот-вот покажутся из-за поворота, у меня тревожно замирало сердце. Но дорога по-прежнему была пустой. – Уже полдня прошло, что же они так опаздывают? – недовольно пробурчал я, повернувшись к маме, сидевшей за швейной машинкой. Последнее время она совсем исхудала, в лице ни кровинки. Не поднимая глаз от шитья – мама латала одежду для местных крестьян, – она успокоила меня: – Теперь уже скоро, – и…

Я государственный служащий, работаю в муниципалитете. В мой пакет для зарплаты попадает ежемесячно ничтожное количество купюр. А что такое купюра, ка о не клочок бумаги? Да, она объявленной стоимости, но это ведь условность, принятая в обществе. Не будь этой стоимости, не было бы и моего преступления. Выходит, что и оно не больше чем условность. Я краду не вещь, а десяток каких-то бумажек. Говорится: десять тысяч иен, а на самом деле перед нами абстрактная идея или так называемая меновая стоимость,…

Когда Масако освоилась в кофейне, хозяин стал поручать ей в свободное время ходить за покупками, и на улице Фукуяма смог заговорить с ней. Однако тон его по-прежнему оставался бесстрастным и пренебрежительным. В груди у меня бушевала ревность, но я молчал. Только однажды, сидя неподалеку от стойки, я услышал, как она, наливая Фукуяма виски, тихим голосом сказала обо мне: – А ведь Макита-сан, по-видимому, не пьет виски. Эти несколько слов, как нечто драгоценное, я всегда повторяю про себя. …

С какой же это поры он стал ощущать в себе голос бамбука, цветы персика? А теперь ему уже не только слышался голос бамбука – он видел этот голос, и он не только любовался персиковым цветом – в нем зазвучал цветок персика. Бывает, прислушиваясь к голосу бамбука, слышишь и шепот сосны, хотя она бамбуку не родня. Бывает, глядишь на цветок персика и видишь цветок сливы, хотя ему еще не время цвести. Такое с человеком случается не так уж редко, но к Хисао Миякаве это ощущение пришло уже в преклонные…

– …Уэст, так, значит, ты жив? – Как видишь. – А с операцией что? – Хотели провести сегодня утром, но потом отменили. Теперь не известно, когда. Ну я и взял увольнительную. – А на сколько дней можно получить увольнение? – На три дня. На три дня за месяц… – Негусто! – Конечно, негусто, черт бы их побрал! – Хочешь коньяку? Хороший коньяк, французский… Слушай, давай кутнем с тобой сегодня вечером, а? Я тебя приглашаю. Выбирай любой ресторан – французский, китайский, вьетнамский. Есть и итальянские,…

Прибыв в Гонконг, я обычно снимаю комнату в небольшом отеле на Коулунском полуострове, сразу же вытаскиваю свою старую, затертую записную книжку, отыскиваю телефон Чжан Лиженя и набираю номер. Если Чжана нет на месте, я просто называю свое имя и отель, поскольку моих познаний в китайском языке хватает лишь на то, чтобы прочитать ресторанное меню. На следующее утро, часов в девять-десять, я вновь звоню Чжану и через несколько секунд слышу слова приветствия на безупречном японском языке, произносимые…