Книги из серии "Убойная сила"

— Он советский разведчик «Юстас»! — не сдавался Вася.— Исаев Максим Максимыч, полковник, герой! — Я книжку недавно читал. Плахов еще раз внимательно посмотрел на друга. Не болен ли коллега? Считает себя похожим на Бельмондо, «Семнадцать мгновений весны» обозвал книжкой... — Это фильм, Вася,— осторожно начал Плахов.— Телевизионный сериал. Типа «Рабыни Изауры». — А снят-то фильм по книжке!..—торжественно уличил Рогов.— Я у Егорова брал почитать. Вспомнив об Егорове, «убойщики» разом помрачнели.…

«Быть может, закончу, как этот старик»,— подумал Валентин, сделал пару глотков из второй кружки, остальное пододвинул соседу. Тот слегка растянул беззубый рот в подобие улыбки. Садиться в битком набитый троллейбус не хотелось, три остановки до дома Валентин шел пешком. Сверху ему улыбалась ущербная луна, она скользила по небу, как капля холодной ртути,— безразличная к людским бедам. «Чем-то смахивает на мою жизнь,— с горечью подумал он,— то ли с каждым днем убывает, то ли прирастает — не поймешь...»…

Виригин вложил в правую руку шариковую ручку, пытаясь адекватно приспособиться к новым физическим реалиям,— странно, но в гипсе получалось лучше. Буквы то растягивались почти в линию, то наползали одна на другую, словно в дымину пьяные военнослужащие, пытающиеся держать строй. Дело продвигалось медленно и никак не тянуло на оформление служебного документа. С ненавистью глядя на онемевшие пальцы, Макс отложил авторучку. Жора Любимов, который сидел за соседним столом, наблюдал за мучениями коллеги…

Галина с интересом уставилась на улов, за спиной показался сын. — Привет, пап! Взглянув на зубастую пасть, он издал восторженный возглас: — Ух ты! Класс! — Это кто? — Женщина погладила скользкую серебристую поверхность. Рыбак посмотрел на супругу, изобразив на лице удивление: — Не узнали? Эх, вы, рыбаки!.. Это ж лосось. Ценная порода. — Пап, на что ловил? — поинтересовался парнишка, переполненный гордости за отца-добытчика. — На блесну, сынок.— Левашов потрепал сына по плечу.— На…

Потом они брели по широкому проспекту, сворачивали в темный вонючий подъезд, поднимались на лифте и заходили в маленькую квартирку, где жила Тамара. Причмокивая губами во сне, вождь племени баквена вспоминал свою русскую красавицу, подарившую ему столько счастливых минут... Казалось, их счастью не будет конца, но однажды из Африки пришла телеграмма: старый вождь, отец Мокеле, тяжело заболел и ждет своего сына домой для передачи дел. Тома плакала, но забрать ее с собой Мокеле не мог. Не обещал…

Муха приземлилась на лоб сержанта Малышева, но конвоир согнал зловредную тварь энергичным кивком головы. Наконец муха залетела в клетку к подсудимому... и мгновенно оказалась в плену. В двойном плену. Во-первых, внутри клетки. Во-вторых, Кедров махнул рукой,— казалось бы, почти лениво, но возмутительница спокойствия уже жалобно и приглушенно забилась у него в кулаке. Кедров опустил кулак и с достоинством кивнул: продолжайте. В смысле, заканчивайте уже. — ...И назначил ему наказание в виде восьми…

Один — солидный полноватый господин слегка за пятьдесят, вальяжный, излучавший уверенность. В темно-голубой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей, небрежно расслабленном серо-белом галстуке с искрой и черном легком костюме. Образ преуспевающего адвоката, на который Борис Авдеевич Мыльников не жалел ни времени, ни денег, дополняли кожаный портфель и массивный перстень-печатка. Второй мужчина, без претензий на импозантность, выглядел несколько моложе и стройней. Причем его грустное благообразное…

Швейцар в ливрее изогнулся подобострастной буквой неизвестного алфавита, улыбнулся той сладенькой улыбкой, искусством которой владеют только самые халдеистые сотрудники сферы услуг. Уварову всегда хотелось вдвинуть в такую улыбку кулак. Легонько. Конечно, он всегда сдерживался. Швейцар распахнул дверь: — Здравствуйте, Никита Андреевич. — Здорово,— буркнул Уваров и нырнул в отель. С другой стороны двери его встретил подчеркнуто строго одетый секьюрити, вежливо кивнул: — Добрый день, Никита…

И отказался. Вообще. Наотрез. Сначала, выходя из Главка с коллегами, собиравшимися в скверике на углу Суворовского и Шестой Советской (а как раз начиналось лето, припекало – самый кайф для прохладного пива!), быстро прощался и ехал домой. Но потом стал задерживаться, и никакого дискомфорта рядом с друзьями, пьющими пиво, не испытывал. Любимов с Плаховым тянули «Балтику», а Рогов преспокойно брал себе «колу-лайт» и был доволен. – В этой «коле», знаешь, сколько химической гадости? – усмехался…

Потом он заснул, поскольку ночью дежурил, а днем пришлось вместо отдыха ехать в засаду, так как Плахов отравился мидиями в японском ресторане, а больше заменить было некем. Плюс шампанское – совсем сморило. И Вася успешно проспал до конца представления, включая перерывы, которые в театре называются звучным словом «антракт». Иногда открывал глаза, с удивлением видел на сцене людей в огромных стеклянных яйцах, думал, что это ему снится, и снова проваливался в дрему. Очнулся он уже в финале, когда…