Книги из серии "В стране озёр"

Когда у Генриха родился последний ребёнок, маленький, чуть живой Пекка, даже и сам пастор посмеялся над отцом и сказал: — Куда тебе столько детей, Генрих?.. Сам ты слабый. Ну для чего ты их рожаешь?.. — Бог знает, для чего они рождаются! — отвечал Генрих и улыбался, пряча за своей улыбкой свои мрачные думы. Умер Генрих за тяжёлой работой, ворочая камни на поле соседнего помещика. Умер он и горько плакали по нему только Айно да его ребята. Схоронила Айно мужа и пошла в помещичье поле заканчивать…

Этим красивым гимном своей родине встретил меня престарелый поэт «страны озёр». * * * Я ехал в поезде, идущем в Гельсингфорс, стоял на площадке вагона и насыщал лёгкие дивным ароматом сосновых лесов. Мне казалось почему-то, что из Петрограда я убегаю от грозного призрака чахотки. Я немного покашливал и непоколебимо верил в целебность воздуха, напоённого ароматом сосновых лесов. Друзьям, провожавшим меня, я говорил: — Вот увидите, на родину я вернусь без кашля, коричневым от загара, сильным…

Подивились соседи на гостью из Петербурга, а кто-то сказал: — Давыдка у кузнеца работает. Хочешь, Хильда, его увидеть? — Что мне на него смотреть-то? Посмотрела. И приезжая женщина повела рукой в сторону Давыдкиной усадьбы и добавила: — Довольно, и это увидала. И ушла, пряча от людей навернувшиеся на глаза слёзы… Узнав о возвращении жены, Давыдка захотел повидаться с Хильдой, но он как будто побаивался этого свидания. Торопливо смыл с лица и рук копоть и сажу от кузнечной работы, надел…

Жёлтенькая брошюрка читалась пансионерами без особой охоты, как бы из вежливости. Дамы совсем не заинтересовались глубинами мысли о. Василия. Мужчины, хотя и читали брошюрку и даже беседовали по части её содержания, но эти беседы не особенно радовали автора. Ему приходилось отстаивать положения, развитые в тексте, отличавшемся изумительной безграмотностью. — Вам бы только «Сатириконы» да «Синие журналы» читать! — сердился батюшка. — О. Василий, так, ведь, и вы читаете! — ехидно вставил приват-доцент…

— Хорошо, когда мы одни, — сказала она. — Поплывём в море… Уплывём, Григорий, далеко-далеко и будем одни… — А ты не боишься? Гильда только усмехнулась. Как будто Григорий не знает, как она, дочь моря, плавает! Поплыли Гильда и Григорий в море, весёлые такие и разговорчивые, особенно Гильда вдруг повеселела и всё просила Григория приналечь на вёсла, чтобы подальше и поскорее отплыть от берега. А потом, когда они отплыли настолько далеко, что берег с кострами едва был виден, Гильда подсела…

Ида любит Карло за его голубые глаза, красивый цвет лица. И он всегда так крепко обнимает Иду и так плотно и крепко целует её в губы. Тёмные круги ходят в глазах от его поцелуев, голова кружится, по телу пробегает дрожь. II У крыльца дома Ида ещё раз взглянула на большую звезду и вошла в сени. В хате светло и тепло. Замужняя сестра Маестина что-то шьёт на машинке, а муж её, мрачный и неразговорчивый Соломон, сидит над духовной книгой и читает о Боге. Мрачный человек всегда думает о Боге, а…

Смутилась мысль моя… Души моей холодный камень спугнул чужой и дивный образ чужой души… Крылом гигантской птицы взметнулся к серым тучам чужой ладьи желанный, белый парус и исчез… Упал как камень… II Я видел, как она спала… Склонила русую головку к челу холодного гранита и спала, а может быть грустила, а, может быть, с мечтой иль с грёзою шепталась… Склонила русую головку и обняла прикрытый мхом холодный камень… Как будто он ей близок как жених иль друг… Плескалось море, а…

Идём втроём вряд по широкой улице. Солнце светит ярко, по земле стелется снеговая дымка, «позёмка», как говорят у нас в России. Шуршат по снегу лыжи, и в их шорохе ухо улавливает что-то успокаивающее. Тихо на улице деревни, безмолвно в лесу, когда мы свернули с широкой дороги и вышли под зеленеющие своды елей и сосен. Я попросил Пекко втянуть Иогана в разговор на тему о партии «христианских рабочих». По-русски Иоган, что называется, ни слова, так что Пекко пришлось говорить с ним и за себя, и за…

Замер берег и стал безлюдным и скучным. Прислушиваюсь к печальному крику чаек, и иду одиноко по отмели, и всматриваюсь вдаль моря, и точно ищу что-то или поджидаю кого-то… Белый парус несётся над серым морем белым крылом. Куда несётся этот парус?.. Кто там летит на одном белом крыле? Ни говора человеческого, ни слёз, ни смеха… Один я… Скучен безлюдный берег. Уныла северная страна, а я благословляю её как мою вторую родину, и люблю как мать… И ничто не кажется мне здесь чужим. Всё как будто…