Книги из серии "Владислав Крапивин собрание сочинений"

Это были серьезные стихи, и Алешка записал их в толстую тетрадку. Он записывал туда все свои стихи, которые получались серьезными. Например, про собаку, как она потерялась и не могла найти хозяина, про мальчика, которого насильно учат играть на скрипке, а он хочет быть не музыкантом, а путешественником. Ну и разные другие. Тетрадку Алешка никому не показывал. Стеснялся. И вообще это была его тайна. К тому же на одной из последних страниц написал он такие строчки: Машка, Ты– как ромашка в…

Гулькин ровно шагал, не оглядывался. Гайка – следом, но на достаточном расстоянии, чтобы казаться независимой. Потому что больно нужен ей этот Гулькин! Просто надо, чтобы в случае чего она могла сказать: «Я гуляла не одна…» Гулькин остановился у плоского камня-песчаника. Поставил на него ранец. Стянул белую рубашку и, скомкав, спрятал в ранце. «Вот неряха, не может свернуть аккуратно…» Потом Гулькин стряхнул сандалии и тоже сунул в ранец. А белые носочки запихал в карманы на шортах неопределенно-пыльною…

Артем подолом клетчатой рубахи вытер запотевшие от страха очки. Посадил их на нос. Огляделся и зашагал в конец бульвара. Туда, где низко над желтыми и синими павильонами качался от ветерка большущий воздушный шар с фирменной надписью «Нординвест». Что это за фирма, Артем не знал, но шар выглядел красиво — алый на фоне безоблачной синевы. На открытой эстраде стучал подошвами о доски детский ансамбль «Смородинка». За деревьями, перебивая танец, толчками выбрасывал аккорды старинного марша военный…

Но я боялся. Думал: напишу, ребята будут читать все это в напечатанной книжке, а мне больше нечего будет рассказывать. Однако пришло время и свой капитанский мостик в «Каравелле» я уступил молодым командирам – пускай они, как и я, покомандуют три десятка лет! И стал таким образом командором в отставке. Сразу появилось много свободного времени. И я наконец взялся на перо. Эту книгу я посвящаю очень разным людям, которые одинаково любят паруса, — моряку, художнику и писателю…

Яр пожалел мальчишку, как самого себя. Когда он был маленький, его, случалось, тоже не брали в компанию… Алька забрался на спинку скамьи, балансировал на ней и рвал с куста цветки покрупнее. — Сядь, — сказала Данка. — Свалишься и весь извозишься. — Щас… — Алька прыгнул, зацепил Читу. — Ой… — Обормот, — вздохнул Чита. И снова взялся за чтение. — Правильно, обормот, — сказала Данка. — А ты, Вадик, тоже. Хотя бы сегодня обошёлся без книжки… Такое дело, а ты… — Я всё понимаю. Одно другому…

У разрушенной стены валялась чугунная пушка с выпуклым двуглавым орлом на черной спине. Чугун был теплый и шероховатый, весь в оспинках. Я поглядел на уснувшую пушку, перелез через камни и вошел в густую траву. Хорошо помню это ласковое ощущение детства: идешь по высокой траве, раздвигаешь ее коленками, и метелки травы мягко щекочут кожу. Мне хотелось найти старинную монету или обломок меча, но кругом были трава и камни. Тогда я пошел к башне. Низко, за травой, темнел полукруглый вход. Я…

«Хи-хи» — это потому, что она заметила Валентина. А то, глядишь, и срифмовала бы. А мальчик у бочки не реагировал. Тощенькая спина его спокойно презирала дразнильщиков. Валентин полюбовался маленьким рыболовом, радуясь, запоминая, впитывая эту картинку, чтобы сегодня же обязательно сделать рисунок в альбоме. Потом подошел к ребятам. — Зачем вы его дразните? Пускай играет как хочет… Мальчишки вроде бы смутились. А девчонка дерзко фыркнула: — Подумаешь!… Дело не в том, что играет, а в том,…

Я помчался, не ощутив сначала ни капли страха. А когда ощутил, оказалось, что тормозная планка под пяткой ослабела и не сдерживает скорости. Окна, вывески, трава, фонари летели по сторонам от меня, размазываясь в полосы. В одном месте тротуар образовывал плавную дугу. Для кого плавную, а для кого… Мама!.. Звон, сверканье и грохот. Это я на «всем скаку» пробил большущее сплошное стекло — оно было вровень с асфальтом. Следом влетела в помещение туча осколков. Я сел на желтых гладких половицах и, ничего…

Станционный домик стоял среди лопухов и высокой овсяницы. Он был небольшой, светло-коричневый, с белыми кружевными карнизами. На острой башенке весело торчал жестяной петух. Он будто высматривал, не спешит ли сюда из-за дальних лесов какой-нибудь поезд. Но поезда появлялись редко: станция располагалась не на главной дороге, а на боковой ветке. У крыльца, в палисаднике, стояла гипсовая скульптура: мальчик и жеребенок. Низенький постамент скрывался в траве, и можно было подумать, что мальчик с жеребенком…

Татьяна Фаддеевна сделала усилие, чтобы не пойти следом. Глянула на приколотые к блузке часики и ушла в дом. Коля же, избавившись от тревожного взгляда в спину, попрыгал вниз по скругленным выступам каменистой тропинки. День был холодный, ветреный, но сухой. Солнце то и дело выскакивало из серых облаков. Кое-где зеленела трава и желтела храбрая упрямая сурепка, но высокие сорняки были уже сухие и серые. Бурьян и полынь… Впрочем, ведь и летом полынь кажется сероватой. Коля сам не видел, но читал…

Куда? Хоть куда. Его гнала обида. Вагон дернулся и пошел. Кондукторша снова опустила на грудь подбородок. И снова стало казаться, что она рассматривает сумку с голубыми роликами билетов. Трамвайные лампочки горели дрожащим светом. Во время дождя лампочки всегда светят слабее. А по мокрым стеклам пролетали разноцветные пятна — от зеленых и красных букв на горящих вывесках магазинов. Это было красиво. Но мальчик совсем не думал о разноцветных пятнах. Он смотрел, все так же прищурившись и опустив…

Те, кто остался, жили в одном дворе. В двухэтажном доме – мальчишки, а в маленьком, в глубине двора, – девчонка Виктория. Или попросту Вика. Одноклассница Сергея. Викины родители были путешественники. Они не поднимались на снежные вершины, не искали рудные залежи и не раскапывали в песках древние города, они просто ездили. Каждый отпуск они проводили с туристскими группами то на Чёрном море, то в Ленинграде, то на Волге. А воспитывать Вику приглашали папину сестру Нину Валерьевну. Нина Валерьевна…

— Люди, где тут у вас гостиница? — спросила она двух пацанят с удочками. Мальчишки глянули снизу вверх, пощупали глазами нашивки на ее стройотрядовской курточке, и старший толково разъяснил, что гостиница на другом конце Верхоталья. Все выходило одно к одному, и Юля начала злиться. На судьбу и на себя. А мальчишки смотрели ей вслед, и она услышала за спиной: — Во, жердина… В ребячьих словах было больше восхищения, чем насмешки, однако настроение испортилось еще больше. В двухэтажной…

Сумка плавно покачивалась, Анна Львовна сперва молчала, а потом неуверенно сказала: – Ига, я хочу посоветоваться… – Про что? – Скоро праздник в честь окончания учебного года. Будет концерт. Надо устроить его поинтереснее. Не правда ли? «Знаем мы это дело», – подумал Ига. – Анна Львовна! Я же не умею ни плясать, ни стихи читать! Она рассмеялась: – Я не о том. У меня есть один знакомый. Замечательный артист-фокусник. То есть иллюзионист. Умеет показывать удивительные вещи. Посмотришь,…

– Герои, – сказал Словко и прыгнул с подоконника. – Только ликвидируйте свою обормотистость. Они понятливо поддернули форменные шортики (без ремней еще – новички же), заправили в них оранжевые рубашки с черными гладкими погончиками кандидатов, лихо дернули на левое ухо флотские береты с маленькими якорями. Вопросительно глянули опять. – Давайте ваши клешни и брысь по домам, – распорядился Словко. Он обменялся с отдежурившими кандидатами рукопожатием. Те дурашливо сделали поворот кругом и замаршировали…

Крузенштерн вернулся (мальчишки притихли и выжидательно встали прямо), отыскал глазами того, стоявшего отдельно, встретился с ним взглядом. Сказал мягко: — Подойдите ко мне, голубчик. Мальчик сделал несколько по-уставному твердых шагов, встал навытяжку. Ростом чуть выше адмиральского пояса. Курносый, с лопухастыми ушами, с рыжеватой короткой стрижкой и бледными редкими веснушками. С тонкой шеей, для которой велик высокий круглый воротник однобортного узкого мундирчика (их недавно ввели вместо…

— Это глупо! Ты упряма как… как… — Как старая коза? — Вот именно!.. Такие возможности! Тетя Рита обещала оплатить дорогу и прилететь за тобой, как и в прошлый раз! Она тебя так любит! — Тогда пусть лучше пришлет наличными. Мы купим цветной принтер. — Ты бессовестная и циничная девица! — Ага. И погибель. И коза… — Другие девочки на твоем месте с ума сошли бы от счастья! — Ага, все Яны и Кристины. И даже Ксюша Подушкина… Но я-то уже была там ! — Ты была зимой! Всего полторы недели!…

А вторая повесть, «Мой друг Форик, или Опаляющая страсть киноискусства», о дружбе ребят, увлеченных кино. Пойти в кино – это счастье. Но в ту пору фильмов было мало. Поэтому мальчишки готовы много раз подряд смотреть один и тот же фильм. И вот Владик и Форик изобретают свой домашний кинотеатр… Остальное узнаешь сам, прочитав эту книгу. Я же хочу обратить твое внимание, высокочтимый читатель, на то, что герои этих повестей, увлекаясь то одним, то другим, живут нормальной мальчишеской жизнью и еще…