Книги из серии "Женщины для вдохновенья"

Люба промчалась по коридору кенгуриными прыжками, стараясь как можно реже касаться пола, и на миг замерла перед дверью, за которой слышался оживленный девичий говор и звуки музыки. — На просмотр? — выглянул на ее робкий стук тощий юнец в очках, сдвинутых на лоб. Люба улыбнулась ему, как старому знакомому, но он смотрел не слишком-то приветливо. Не узнал? Или просто так сильно озабочен? — Проходите, переодевайтесь — вон там. Люба очутилась в просторном зале, видимо, репетиционной…

Проникли в притон злодеев с черного крылечка, откуда они опасности не чуяли и где, согласно доносу, караулила одна только старуха. И точно — бабка клевала носом над вязаньем. Вскинулась было при скрипе двери, разинула рот — подать сигнал тревоги, да где там! И пикнуть не успела, как на нее коршуном налетели добры молодцы, забили кляп в рот, повязали, сунули в угол — и, держа на изготовку штыки и пистолеты, подступили к двери, из-за которой слышались пылкие мужские голоса. Слов разобрать было невозможно,…

Читая эти ужасные слова, сокрушавшие все ее надежды, девушка — ее и в самом деле звали Екатерина, Екатерина Сушкова, — так изменилась в лице, что дядюшка, мирно игравший в карты с гостями, почуял неладное. Он вскочил, выхватил письмо из рук племянницы и принялся читать его вслух, ничего не понимая, не осознавая, что позорит племянницу перед гостями, которые слушали его с жадным любопытством и уже мерили девушку презрительными и даже подозрительными взорами. Дядюшка — он был человек не злой, да вот…

Мать побледнела и едва не упала без чувств. Тяжело села прямо на пол: . — Чем? Когда?! Татьяна отвечала ей и в эту минуту вдруг поняла, какое низкое безумие совершила по отношению к своим родным. Как прав был Лев Николаевич, писавший ей: «Кроме твоего горя, у тебя, у тебя-то, есть столько людей, которые тебя любят (меня помни)…» В доме поднялась суматоха. Татьяне давали противоядие. Страдания были настолько сильные, что ее уже ничего не интересовало. Много позже она узнала, что Кузминский…

– Он покорно идет у нее на поводу! – не слушая, повторил в отчаянии первый журналист. – Он сошел с ума, коли согласился написать такой вздор! Он отдал этой цыганке свою жизнь и свое состояние, она распоряжается всем этим, но он хотя бы мог распорядиться своим талантом! И оба уехали, не дожидаясь конца спектакля, чтобы успеть дать в свои газеты разгромные рецензии на премьеру «Последнего колдуна». В них исполнители главных партий были названы своими именами: Принц – знаменитая певица…

– Корь?! – Корь, mon pe?re [1] , – повторила Ольга. – И болезнь сия требует шестинедельного карантина. – Шестине... – Николай Павлович осекся. Шесть недель. В неделе семь дней. Шестью семь – сорок два. То есть еще полтора месяца эта особа, которую совершенно не переносит его семейство и от которой у Сашки Бенкендорфа делаются нервические содрогания, будет здесь?.. – Корь? – проворчал Николай Павлович. – Откуда взялась эта корь? Я не замечал в ней…

Ни-ког-да! В 1770—1771 годах русские ходили против турок, и ходили весьма успешно. Мещане города Белева, что в Тульской губернии, и крестьяне окрестных сел ездили за нашей армией маркитантами. Один из мужиков села Мищенского начал просить своего барина, Афанасия Ивановича Бунина, также отпустить его в маркитанты. – Ну иди, бог с тобой, – сказал барин, который как раз пребывал в благодушном настроении. – А с войны привези мне какую ни на есть пригоженькую турчанку. Моя старуха…

Неведомо, услышал Сальватор это шипенье, несмотря на царящий вокруг галдеж, а может быть, его уколол исполненный злости взгляд, однако он повернул голову и посмотрел на женщину. И тотчас знатоки античной мифологии могли понаблюдать живую иллюстрацию к мифу о Медузе горгоне, потому что красавец истинно окаменел. — Полин?.. — выдохнул наконец Сальватор, а потом круто развернулся — и бросился наутек. — Значит, тиф?! — возмущенно выкрикнула русоволосая дама. — Да будь ты…

Пока господин расплачивался, приказчик полюбопытствовал, что за цыганка такая запечатлена на открытке. Оказалось — артистка Петербургского музыкального драматического театра Любовь Андреева-Дельмас в роли Кармен. Имя Любови Дельмас приказчик отроду не слышал, ну а про Кармен знал. Испанка, а может, цыганка, убил ее ревнивый любовник, которому она рога наставила. — Какая же это Кармен? — пробормотал он. — У Кармен небось косы должны быть, как ночь, черны, а у этой — рыжие-с. И осекся. Как…