...Да поможет мне бог
Шрифт:
— Что это за определенные условия? — спросил Спенсер.
— Давайте посмотрим. — Джон придвинул к себе газету. — Ему придется доказать свои обвинения. Возникает вопрос: может ли он это сделать? Например, может ли он доказать, что ты, как он утверждает, вступил в коммунистическую партию в тысяча девятьсот сорок пятом году?
— Нет, — ответил Спенсер.
Майлс, сняв ногу с ноги, поднял голову и улыбнулся Спенсеру.
После короткого молчания Джон Арбэтт продолжал;
— Я оставляю без внимания вымышленные утверждения, касающиеся наших личных и деловых отношений. Когда мы разошлись
— Спасибо, — сказал Спенсер.
— Итак, — продолжал Джон, — вопрос состоит только в том, сможет ли мистер Фаулер доказать, что, взяв на себя защиту мистера Беквуда, ты действовал по указаниям иностранной державы. Но, если не считать тебя коммунистом, этот вопрос отпадает сам собой. — Он оттолкнул от себя газету. — Ведь, конечно, эти миленькие фразы насчет того, что тебе «пришлось» проходить службу за границей и так далее, — сущая чепуха.
Он начал сосредоточенно набивать трубку.
— Итак, насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я посоветовал тебе, как действовать дальше? — Не дав Спенсеру ответить, он добавил: — Возможно, то, что я скажу, покажется тебе непоследовательным и неверным — я говорю от своего имени, мы с Берни об этом не беседовали. Так вот, как адвокат и как друг, если я имею право называть себя твоим другом, я все же советую тебе не возбуждать дело против мистера Фаулера, во всяком случае, не делать этого сейчас.
Спенсер заметил, что Майлс выпрямился и бросил на своего компаньона взгляд, полный сомнения.
— Почему нет, Джон?
— Да, — сказал Спенсер, — я думал, вы сейчас объясняли мне, что...
Джон Арбэтт прервал его.
— Я старался объяснить тебе, что, по моему мнению, у тебя есть шансы выиграть дело, обвинив Фаулера в клевете. Но это не означает и не означало, что я рекомендую тебе на это пойти. Наоборот, я сделаю все, что в моих силах, чтобы отговорить тебя от этого шага.
Он зажег одновременно две спички и сразу же раскурил свою трубку. Затем поудобнее устроился в кресле, многозначительно поглядывая то на Майлса, то на Спенсера и смакуя драматическую напряженность момента.
— Во-первых, — сказал он, — глупо затевать судебную тяжбу с журналистом независимо от того, кто он. За ним стоит слишком большая сила: редакторы, издатели, политиканы, бешеные деньги. Если им не удастся придумать что-либо радикальное, они, несомненно, сумеют затянуть дело. Сейчас как раз пора отпусков. К тому времени, когда суд снова начнет заседать, списки дел, назначаемых к слушанию, станут огромны, и, уверяю тебя, ни один судья, который держится за свое место, не захочет сломать себе шею, председательствуя при разборе твоего дела. Пройдут годы, прежде чем состоится суд. Во-вторых, — можешь возненавидеть меня за это, Спенсер, — я подозрителен.
— Не понимаю, — сказал Спенсер.
— Что же ты подозреваешь? — спросил Майлс.
Арбэтт подпрыгнул в кресле и заговорил, подкрепляя свои слова движениями руки, державшей трубку.
— Я знаю Уолта Фаулера много
лет, — сказал он. — Это неприятный, мерзкий субъект, подлец и все что угодно, но он всегда готов к бою, и это заставляет людей быть начеку. Он боец.Майлс с шумом упал в кресло.
— Твоя объективность иногда довольно поразительна, Джон, — сказал он.
Джон Арбэтт откашлялся.
— Этот человек — боец. Но он всегда очень осторожен. Он разбирается в законах. Его старший брат Роналд Фаулер — адвокат, причем довольно хороший; не знаю, приходилось ли тебе с ним встречаться. У него контора в Филадельфии. Так вот, я хочу сказать, что Фаулер знает, как избежать дела о клевете. Обычно он весьма осмотрителен. Но не на этот раз. Он назвал твое имя и обозвал тебя предателем. Он прямо просит, чтобы его привлекли к суду. Почему, Спенсер, почему? Почему, Берни?
Джон Арбэтт встал и, все еще держа трубку в руке, обошел вокруг стола. Он заговорил, обращаясь к воображаемым присяжным:
— Потому что этот человек чувствует себя в безопасности. У него, должно быть, есть какие-то сведения, достоверные или лживые, которые позволяют ему чувствовать себя в безопасности. У него есть какой-то материал против тебя, Спенсер, не известный ни тебе, ни мне, ни Майлсу. Такой человек, как он, никогда не полез бы на рожон, не уверенный по меньшей мере на пятьдесят процентов, что его обвинения не останутся голословны.
Он замолчал, попытался затянуться, с отвращением посмотрел на свою трубку и положил ее на стол.
Спенсер следил за ним, развлекаясь в душе. Чисто умозрительным путем Джон Арбэтт пришел к правильному выводу. Мозг Джона работает, как счетная машина, подумал Спенсер, учитывая самые ничтожные слагаемые и с невероятной точностью подводя итог, — триумф математики! И вдруг Спенсер сообразил, что улыбается, а Майлс, озадаченно нахмурившись, глядит на него.
— Наш вчерашний совет, — продолжал Джон, — остается в силе. Поезжай в Вашингтон, Спенсер. Повидай мистера Гувера. Узнай, что кроется за этой внезапной атакой. Реабилитируй свое имя. А уж затем подай в суд на мистера Фаулера. Если ты последуешь нашему совету, я совершенно уверен, что ты выиграешь.
Спенсер отрицательно покачал головой.
— Не будем слишком осторожны, Джон, — сказал Майлс. — Кое-что нужно предпринять немедленно. Необходимо сейчас же ответить на статью Фаулера. Мы можем приступить к делу, пока Донован будет в Вашингтоне. Мы...
Джон Арбэтт резко перебил его.
— Мы, Берни? Мы палец о палец не можем ударить Мы не можем защищать Спенсера. Нас вызовут как свидетелей. Это совершенно очевидно, не так ли? Он наш бывший компаньон.
Спенсер кивнул.
— Думаю, что вы правы.
Он не хотел стать причиной размолвки между Майлсом и Арбэттом. Майлс был за возбуждение дела, Арбэтт — против. Зная, что Майлс серьезно и бескорыстно пытается помочь ему, Спенсер в силу обстоятельств должен быть сейчас на стороне Арбэтта, заботящегося главным образом о том, чтобы остаться в стороне, и он снова почувствовал себя виноватым перед Майлсом, своим другом. Спенсер не хотел, чтобы его заставили принять решение тотчас же; ему не терпелось уйти и остаться одному.