...ergo sum (...следовательно существую)

А ведь до конца дня ещё далеко.

Не сойти с ума сегодня…

После четвёртого урока Снейп уже не помнил о своих педагогических экспериментах. Он словно бы опять вернулся в восемьдесят первый год, когда каждое занятие требовало от него как минимум часовой подготовки, и было невероятно сложно выдержать рабочий день до конца. После уроков приходилось ложиться спать, так выматывали ученики. Потом, конечно, привык. Теперь, видимо, придётся пройти через это снова. Масса новой информации; что рассказывать на следующей неделе, понятно смутно; если вдруг попадётся умник с каверзным вопросом, неизвестно, как выпутываться, поскольку знаний, как у первокурсника.

Младшие классы – седьмые и восьмые, запомнить! – смотрели на него с непонятным восторгом и слушались, будто под Империусом. Хорошо, но странно. Разобраться потом. В школе полно негров и латиносов, есть арабы. Это дополнительные сложности: он привык к «высокому английскому» и плохо понимает их дикие акценты.

Что делать с девятыми, неясно совершенно. Им в конце учебного года сдавать экзамен. Не знают ни дракла.

Ну и ладно. Могло быть и хуже. Например, естествознание могло делиться на химию, физику и биологию с десятого класса, как во многих других школах. И ему пришлось бы учить ещё больше маггловской муры, чтобы преподавать общую дисциплину младшим классам и тем из старших, кто не выбрал бы биологию**.

В конце концов, он мог выгнать этого Макномару и сейчас сидеть в доме, тупо пялясь в стену. Не лучшее времяпрепровождение для профессора зельеварения, не так ли? Ну да, обучать недоумков, которым далеко даже до Крэбба с Гойлом, как раз достойно его высокого звания.

На последнем уроке снова были малыши. Седьмой класс, забавные и немного напуганные. И страшно тупые.

Драконья моча, занимайся теперь перед каждым уроком прикладной математикой: если первый класс – это пять лет, то седьмой – это сколько?

– Итак, чем же всё-таки отличается живое от неживого?

– Оно живёт, – решительно заявляет веснушчатый паренёк с большими глазами орехового цвета.

– Живёт? А в чём это выражается? Вот я скажу вам: камень живёт на дороге. Как вы докажете мне, что я неправ?

Задумались. Снейпу казалось, будто он слышит: их мысли, маленькие, незрелые, со скрежетом ворочаются в головах.

– Ну… оно умирает, – неуверенно сказала девчушка с длинными косами.

– А что это значит – умирает? Я скажу вам: этот камень жил, а теперь он умер. Где я ошибаюсь?

– Живое дышит, – упрямо ищет способ оказаться правым веснушчатый.

– Отлично, записывайте один из признаков живого: дыхание.

– А разве дерево дышит? – недоверчиво спрашивает вертлявый мальчишка за первой партой.

– Несомненно. Правда, оно при этом не сопит так шумно, как ваш сосед. Ещё отличия живого от неживого мы знаем?

– Живое питается, – кажется, длиннокосая девочка поняла, что от них хотят.

– Правильно, мисс. Записывайте второй признак: питание…

– И ещё оно того… в туалет ходит, – парень за первой партой явно получает удовольствие от происходящего. Не скучно, и себя показать можно.

– Совершенно верно, пишем третье: выделение.

Ну же. Совсем чуть-чуть осталось. Звонок через двадцать восемь минут. Снейп рассказывал про гомеостаз, а сам просто и незамысловато мечтал о хорошем кофе. И чай сюда надо притащить. Разный. Зельевар без бодрящего чая – всё равно что географ без глобуса. Хотя здешний вроде картами обходится… Оно и неудивительно, если вспомнить, какое убожество было в его собственном кабинете.

Вечер и несколько последующих дней прошли словно во сне. Приходя домой, Северус часа три спал – голова шла кругом от новых лиц, шума и непривычного распорядка, – потом обедал и читал книги, готовясь к занятиям.

Понемногу, как он и ожидал, всё налаживалось. Запоминались дети, новые лица приобретали имена, двенадцатилетки стали наконец восьмиклассниками, Джейсон больше не путался с Джорданом, а Аннабель Смит – со своей сестрой Абигайль. Выяснилось, что его коллеги не сплошь идиоты, встречаются и вполне адекватные личности; Макномара преподаёт девятым и двенадцатым классам математику, потому что учителей не хватает. Ситуация не радовала: Литл-Бери трёх государственных школ явно было многовато. Конкуренты – Королевская гимназия Литл-Бери, заведение солидное и почитавшее себя элитным, и Средняя общеобразовательная школа Риблсдейл, практически копия той, в которой сейчас работал Снейп, – находились за рекой, в «хороших районах», и из года в год показывали значительно лучшие показатели, чем Риверсайд, где верховодил Макномара. Оно и неудивительно: в Заречье и контингент другой, и учителя не торопятся идти сюда работать, добираться до дома из плохого района не каждый согласится. Уже третий год школу порывались закрыть, но директору пока удавалось её отстоять, скармливая департаменту образования обещания вот прямо завтра начать улучшать показатели. Чиновники наконец стали терять терпение, и этот учебный год вполне мог оказаться для Риверсайда последним.

Выяснилось, что книженция про Гарри Поттера ещё более популярна, чем Северус думал. Причина восхищения младшеклассников обнаружилась быстро и оказалась весьма тривиальной. «Наш Снейп прямо как настоящий!», - захлёбываясь от восторга, рассказывала девочка с блестящим обручем на голове встречавшей её из школы маме. Зельевар кисло улыбнулся. Его любили за то, что он похож на мрачного типа из книжки. Великолепно. Просто замечательно.

Впрочем, одёрнул его внутренний хаффлпаффец, начитавшийся маггловских учебников зануда, какая разница, с чего они тебя полюбили? Главное – положительная эмоция есть, ты им нравишься. Значит, легче будет заинтересовать. Сам посуди: дети в восторге от того, что ты шипишь на них. Превосходно, шипи дальше! Тебе легче, им приятно. Только не загуби приязнь. Школе нужны эти чёртовы показатели успеваемости. Ты, соплохвосты раздери, для того и нужен, чтобы их обеспечивать!

Макномара, встретив его в коридоре, между делом обрадовал новообретённого биолога новостью о грядущем педсовете и попросил к тому времени сформировать и высказать своё мнение о положении в школе. «У вас свежий взгляд, мистер Снейп, надеюсь, это поможет». Чему поможет, Северус не спрашивал. И так ясно: совет ожидается скорее не педагогический, а военный. Что ж, приглядимся.

Одиннадцатый класс зельевара не радовал. На редкость упрямые в отстаивании своего права на невежество, эти замечательные дети в прошлом году не прошли программу до конца. Теперь придётся догонять. Кажется, привычная игра «Гриффиндор против профессора Снейпа: кто кого переупрямит?» возрождается в новом качестве.

Родольфус Лестранж сказал как-то, почти сразу после драматически обставленного побега из Азкабана: «Циником быть скучно, джентльмены. Всего дел – думать о людях самое плохое и редко ошибаться. Лучше оставаться идеалистом: подгонять мир под себя, удивляться его противодействию, набивать шишки… Опаснее – да, но насколько же интереснее!». Малсибер в ответ хохотнул, затянулся маггловской сигаретой и патетически вопросил: «Ну и что тебе мешает? Программа-то у нас прежняя, Лорд – тоже…». Кислая усмешка Родольфуса и его горькое: «Жизненный опыт» Северусу запомнились надолго.

Ученики средних и старших классов государственной средней школы Риверсайд почти все жили скучно. То есть, были циниками. Не притворялись, как молодые люди из хороших семей. Были.

Впрочем, давай честно, Северус: ты пришёл в Хогвартс полным надежд и иллюзий? Пожалуй, да. Но только потому, что начиналась новая жизнь. Так тебе казалось тогда. Поняв ошибку, ты быстро вернулся к прежнему скептическому взгляду на мир, сделав исключение лишь для Люциуса. И то – вне магического мира Малфой совсем не воспринимался авторитетом.