...начинают и проигрывают

— Почему?— спросил Вадим.

— В полном соответствии с законами физики,— снова не удержался от выпада ершистый учитель.
– Сухая бумага, как известно, плохой проводник электричества.

Вадим тут явно дал маху. Ему не следовало трогать свидетеля. Из ответов физика на вопросы обвинителя у меня, да и у других, конечно, тоже, сразу потянулась мысленная ниточка от электролампочки к бобине — ведь туда Андрей тоже затолкал бумагу. И это, в свою очередь, наводило на мысль, что и тут, как и в случае с лампочкой, имела место простая мальчишеская шутка. А ведь вся система обвинения была построена на мстительности, присущей Андрею. Олеша приставал к его девушке первый раз — и он вывел из строя бобину. Затронул девушку вторично — он вызвал своими действиями катастрофу, кончившуюся трагедией.

Но я плохо знал Вадима.

— Скажите, вы Смагину ставили двойки?

— Разве это имеет значение для данного процесса?— ответил физик задиристым вопросом.

И тут же заработал сердитое замечание председательствующего:

— Отвечайте государственному обвинителю, свидетель.

— Ставил!— физик вызывающе смотрел на Вадима.

— Перед или после случая с электролампочкой?

Вот теперь я понял, куда бьет Вадим. Молодец!

Физик дернул плечами, показывая, что он считает вопрос вздорным, и если отвечает, то только потому, что не хочет заработать еще одно замечание от судьи:

— И до, и после, если вас интересует.

Вадиму только это и нужно было.

— Значит, так называемые безобидные проделки вполне могли быть вызваны обидой на учителя со стороны склонного к мстительности подростка,— заключил он, обращаясь к председательствующему.— У меня больше нет вопросов.

— У вас?… У вас?— спросил судья заместителей.-Нет?… Садитесь, свидетель.

Озадаченный физик, усаживаясь на свое место, долго протирал носовым платком очки.

Судья вызвал Зою Сарычеву, подругу Андрея, и я видел, как хищно выгнулась спина Вадима, словно он готовился к прыжку.

Первые его вопросы к Зое были щадящими, бережливыми, и у меня возникло ощущение, что он понимает, как трудно девушке перед столькими людьми, жадно заглядывающими в глаза, обнажать свои чувства к Андрею, рассказывать о встречах с ним, разговорах.

Девушка, вначале очень настороженная, в ходе допроса проникалась к Вадиму все большим доверием. А он, оказывается, только того и добивался.

— Олеша вел себя безобразно!— с пафосом воскли цал Вадим, и Зоя простодушно принимала его возмущение за чистую монету.— А вы рассказали Андрею о том, что Олеша приставал к вам, в тот, первый раз?

— Да.

— Он, разумеется, негодовал?

— Конечно!

— Можно понять!
– Я уже сообразил, что Вадим го товит ловушку, но Зоя еще верила в его деланное сочувствие.— И обещал что-нибудь предпринять?

Только тут девушка почуяла подвох.

— Не помню.

— Вспомните!— сразу отбросив сочувственный тон, жестко приказал Вадим.— Что сказал Смагин? Что сказал

Смагин, ну?

— Я… я не знаю.

— Вот ваши первичные показания. Тут записано черным по белому: «Я ему покажу!». Вот ваша подпись.

— Это Андрей сказал, когда во второй раз.

— А в первый что?

Девушка молчала.

— Он сказал: «Ну и пусть себе пристает!» Так?

— Конечно, нет!— возмутилась Зоя.

— «Не обращай внимания»?

— Нет,— она кусала губы.

— Как же?

— Не помню точно.

Вадим не унимался:

Ага, точно не помните. Тогда я спрошу иначе: можно ли было его высказывание понять в том смысле, что он собирается причинить Олеше неприятности? Напоминаю: вы присягали говорить правду!

— Товарищи!— Зоя посмотрела на судей полными слез глазами,— а если я не отвечу?

Председательствующий пояснил бесстрастно:

— Вы обязаны дать суду полные и правдивые показания.

— Да или нет?— Вадим дышал ей в лицо.— Да или нет?

— Да, -едва слышно произнесла девушка и разрыдалась.

Вадим с его торжествующей улыбкой в тот миг был мне ненавистен, как может быть ненавистен палач… Хоть бы он не улыбался, хоть бы не улыбался!

Объявили перерыв, и народ валом повалил в коридор курить.

Вадим и его преданная Аделаида, как свои здесь люди, задымили, не выходя из зала.

— Вадим Петрович, вы были великолепны!— Аделаида влюбленно смотрела ему в глаза.

Арсеньев у меня вот где!— Вадим, возбужденно затягиваясь, крепко сжал кулак,— Я потребую максимума, и пусть они попробуют не дать.

— Дадут, наверняка дадут!— уверяла Аделаида.

Меня разрывали противоположные чувства. Я не мог

не видеть, что Вадим работает действительно блестяще. С другой стороны, мне не понравились его лисьи финты, его высокомерие, пренебрежение личностью свидетелей. Вырвать из них любым способом нужное для обвинения и затем бросить, как выпотрошенный мешок,— Арсеньев прав!

Я посмотрел на адвоката. Ему только что принесли в кружке свежую воду, и он принялся ее жадно глотать. Да, его положение сегодня незавидное. Вадим бьет защиту по всем статьям.

И вдруг Евгений Ильич озорно подмигнул мне. Я удивленно уставился на него. В самом деле подмигнул или показалось? У него такие брови — не разберешь.

— Суд идет!…

И снова на свидетельском месте Зоя Сарычева. Только теперь допрашивает ее адвокат.

— Назовите, пожалуйста, день, когда к вам в первый раз приставал Олеша.

Зоя напряженно хмурила лоб.

Попробуйте вспомнить. Это важно.

Почему важно? Чего он добивается?… Вадим тоже насторожился, оторвал глаза от бумаг.

— Вы тогда ушли поздно из школы. Может быть, день занятий вашего драматического кружка?

— Да, да!

— Так. Кружок собирается по каким дням?

— По средам и субботам.

— Вот видите,— поощряюще улыбнулся Арсеньев,— уже немного продвинулись. Теперь попробуем установить точно: среда или суббота.

— Я ушла одна,— вспоминала девушка,— раньше всех. Зачем же?… А! Взять у Марины Некрасовой учебник астрономии.

— Астрономия у вас когда?

— Раз в неделю — по четвергам.— У Зои посветлело лицо.— Вспомнила: среда!

Следующий свидетель был вызван Арсеньевым только для того, чтобы подтвердить показания Сарычевой насчет среды.

— Я протестую, товарищ председательствующий! вскочил Вадим.— Защита просто тянет время.

Судья обратился к Евгению Ильичу:

— Что вы ответите ка протест обвинения?

– Есть народная мудрость насчет того, где нужна поспешность.— Зал ответил веселым гулом на грубоватую шутку Арсеньева.— А если глубокоуважаемому прокурору так уж невтерпеж, то могу заверить, что допрос свидетеля займет не больше пяти минут.