1 декабря 1941 года

По дому открыли огонь. Завязалась приличная перестрелка. Во время перестрелки мать успела вывести Михаила из дому и укрыться с ним в лесу. Что произошло дальше, Михаил не знал. Помнил только, что мать долго и горько плакала, а потом, поздней ночью отвела его окольными путями в соседнюю деревню, к дальним родственникам. Долго она с ними спорила, что доказывала им, а потом и ушла ещё затемно, ушла, как узнал он потом, в Спасское. А под утро вспыхнул ярким пламенем господский дом. Говорили потом, что Аннушка подожгла его вместе с карателями, и что Вавъесер по причине ранения спастись не сумел, потому, как в суматохе пожара каждый спасал свою шкуру.

А уже под вечер двоюродный дядька, у которого оставила Михаила мать, сказал ему:

– Убили твою мамку. Не дай Бог тебя искать станут. Уходить надо.

Дядьке шепнули, что подручный Вавъессера обронил фразу: "А где щенок её? Он, говорят, сынок буржуя? Найти мне его!".

Ночью дядька проводил Михаила до опушки леса, который, как запомнил Михаил, назывался Пироговским, и сказал:

– Ты, Мишаня, забудь из какого села идёшь и как звать мамку твою. А пуще всего забудь фамилию барина Теремрина. А теперь иди, этой дорогой иди!

Прицепил ему за спину котомку, дал выструганную палку и сказал:

– Вот тебе посох, может и приведёт он тебя к удаче.

Долго плутал Миша, прячась от людей, и добрел до какого-то городка, где его изловили и привели в какой-то приют.

– Звать как?
– спросил мужчина в белом халате.

– Почём я знаю. Отца, сказывали, прибило ещё в ту войну. Мать померла.

– Да брось ты свою палку, - с раздражением сказал мужчина.

– То посох мой...

– Посох? Вот и запишем тебя Посоховым. Запомнишь?

– Запомню.

Так Андрей, не имевший фамилии, по той понятной причине, что фамилию отца-дворянина носить не мог, а материнскую и не знал вовсе, стал Посоховым.

После детского дома поступил в пехотную школу и стал красным командиром.

И вот он шёл в колонне стрелкового полка во главе своей роты защищать Москву.

Куда их вели, знало, пожалуй, лишь полковое начальство. Маршем следовала вся их стрелковая дивизия сибиряков.

Сталин разговаривал с командиром 3-й авиадивизии дальнего действия полковником Головановым, когда раздался звонок по ВЧ (высокочастотной телефонии). Командующий фронтом докладывал встревоженным голосом: со стороны Можайска на Москву движется колонна танков, силою до шестидесяти машин с пехотой. Остановить её нечем. Никаких наших подразделений и частей на этом направлении нет.

Не время было спрашивать, почему оборона на этом направлении оказалась эшелонирована столь слабо. Сталин спросил лишь одно:

– Ваше решение?

Командующий фронтом доложил, что принял решение собрать артиллерию двух стрелковых дивизий пятой армии, 32-й и 82-й, но для того, что бы перебросить их на участок прорыва, времени уже нет. Нужно любой ценой задержать танки, идущие по главному шоссе Алабинского полигона на Голицино, а задержать их нечем.

Сталин тут же позвонил Жигареву, коротко ввёл в обстановку и попросил нанести удар по танковой колонне силами фронтовой авиации.

– Это невозможно, товарищ Сталин. Низкая облачность не позволит нам нанести точный бомбовый удар, а против танков удар по площади не эффективен. Все силы штурмовой авиации брошены на отражение прорыва под Звенигородом.

Сталин согласился с командующим авиацией и обратился к Голованову:

– Может быть, выбросить десант? Именно так мы поступили под Малоярославцем...

– Вероятно, это единственный выход, - согласился Голованов, - Но здесь есть сложности. Выбрасывать десант с шестисот - тысячи метров в данной обстановке безсмысленно. Низкая облачность сведёт на нет точность выброски, а глубокий снег не позволит десанту быстро сосредоточиться в районе прорыва. К тому же, противник сможет расстрелять парашютистов в воздухе.

– Но не сажать же самолеты в поле перед танками противника?
– с раздражением спросил Сталин.

– Да, это тоже невозможно, - подтвердил Голованов.
– Часть самолетов неминуемо погибнет при посадке, да и приземление под огнём противника не приведёт к успеху.

– Каков же выход?

– Выход есть. Нужно высадить десант с предельно малых высот и с предельно малой скорости самолётами транспортной авиации. Глубокий снег в этом случае нам на руку.

Сталин долго молчал, затем сказал:

– Без парашютов? Как же это? Ведь люди погибнут.

– При выброске с парашютами погибнет больше. А здесь снег смягчит удар. Можно надеяться на незначительные потери. К тому же иного выхода у нас нет, - убеждённо сказал Голованов.

Он доложил, что на аэродроме транспортной авиации близ села Тайнинское находятся самолеты ПС-84 и ДС-3 из внуковской особой авиационной группы. Лётчики на них опытные, у каждого солидный налёт в различных метеорологических условиях. Пройти на бреющем над полем и обеспечить выброску десанта они вполне способны.

– Остаётся найти резервные части, которые можно быстро доставить в Тайнинское.

У Сталина на карте были нанесены все самые свежие данные об обстановке, о расположении частей и соединений, о подходе резервов. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить: ближе всех к Тайнинскому находились части стрелковых дивизий, следовавших маршем на формирование 1-й Ударной армии по Ярославскому шоссе. Верховный попросил уточнить, где находятся они в данный момент, и узнав, что в районе Пушкино, приказал повернуть два стрелковых полка на аэродром.

– Какие силы мы можем десантировать?
– спросил Сталин у Голованова.

– Каждый самолет может взять до тридцати десантников с противотанковыми ружьями из расчёта одно на двоих, с противотанковыми гранатами и личным оружием.

– Хорошо. Сколько у нас есть самолётов?

– Надо, чтобы количество транспортников довели до тридцати, - сказал Голованов.
– Пятнадцать в Тайнинском уже есть. Ещё пятнадцать нужно перебросить с аэродрома Внуково из состава особой авиационной группы.

– Поезжайте в Тайнинское, - размеренно сказал Сталин.
– Лично поставьте задачу лётчикам. Когда прибудут стрелковые полки, поговорите с людьми, обрисуйте обстановку и попросите от моего имени выполнить эту опасную задачу, отберите только добровольцев.

Михаил Посохов шел в строю батальона во главе своей стрелковой роты. Этот день 1 декабря 1941 года, казалось, был рядовым днём долгой обороны Москвы. Гитлеровцы продолжали наседать и ещё не оставили надежды ворваться в город. И хотя мало кто в тот день знал, что эти их попытки - последние, что через несколько дней Красная Армия перейдёт в решительное контрнаступление, которое готовилось Ставкой уже давно, в каждом защитнике Москвы росла уверенность в победе. Эта уверенность крепла и в сердцах тех, кто ещё только направлялся к переднему краю, чтобы принять участие в великой битве за столицу. Впрочем, каждый понимал, что враг ещё был ещё слишком сильным, а потому свет победы ещё только брезжил в сердцах, но не был различим на небосклоне в этот серый и облачный день.