10 дней из жизни Сталина

Чем же в действительности он занимался 29 и 30 июня? Прежде всего, надо сказать, что Сталин «не исчезал», как это пытаются внушить Волкогонов, Радзинский и прочие «борцы со сталинизмом». 29 июня, это есть и в воспоминаниях Микояна, Сталин и несколько членов Политбюро посетили Наркомат обороны. Жуков к этой информации добавляет, что Сталин в тот день приезжал и в Ставку Главного командования (м. «Кировская»). А 30 июня на даче у Сталина члены Политбюро обсуждали состав Государственного Комитета Обороны.

Но 29 июня Сталин еще работал над проектом Директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей. Этот документ – программа борьбы советского народа в Великой Отечественной войне. Сегодня даже самые наглые антисоветчики не осмеливаются отрицать авторство И. В.Сталина, но ему надо было работать над еще более сложным, важным документом – своей речью, с которой он выступил ранним утром 3 июля. Над речью он работал и 30 июня.

Такова правда и ложь о десяти днях из жизни Сталина, последних июньских днях 1941 года. Не вся правда, потому что не известно и, скорее всего, никогда уже не узнать, чем еще занимался он в эти дни. И не вся ложь: ею забиты миллионы книг. Только для разоблачения отчасти примитивных, отчасти хитроумных инсинуаций Радзинского потребовалось бы написать отдельную книгу.

Вероятно, часть читателей воспримет публикацию этих заметок с неодобрением, может быть даже с возмущением: автор пытается обелить тирана, диктатора, палача. Этим читателям, главным образом, и адресована последняя часть заметок. Могу повторить: у меня была другая цель. Во-первых, я не считаю Сталина ни тираном, ни диктатором, ни кем-то еще, как его называют бывшие советские генералы и драматурги, едва ли ни в одночасье оказавшиеся «принципиальными» противниками советского строя. Во-вторых, обелять – это лакировать, это противоречить правде, не признавать то, что признавали и Сталин, и Молотов, и Каганович – свои ошибки. Мне это не нужно.

Но клеветникам этих ошибок мало. И они лгут, лгут, лгут… И убеждают нас в том, что рассказывают только правду, страшную правду, которую от нас десятилетиями скрывали. Народ, мол, чтобы освободиться от рабской психологии, чтобы стать свободным, должен ее знать. Но правду никогда не утверждают ложью. Никогда! Это же неоспоримо. Поразительно, но даже в дни Победы, вроде бы воздавая дань памяти павшим на полях войны защитникам Отечества, в их Верховного Главнокомандующего антисоветчики кидают комья грязи. Зачем они так остеревенело лгут? Причины , конечно, разные. Кто по злобе, кто по скудоумию, кто корысти ради. Однако, не эти частные причины лежат в основе глобальной антисталинской кампании. Еще с 30-х годов прошлого века антисталинизм стал формироваться как мощный антисоветский идеологический фронт. И когда Хрущев открыл этот фронт внутри страны, тогда и было предопределено разрушение Советского Союза. Но созданное после падения царизма в России социалистическое государство оказалось столь прочным сооружением, что потребовалась смена поколений, уход из жизни тех, кто мог сравнивать жизнь до и после революции, потребовалось, чтобы позиции в политике, экономике, идеологии социалистической страны заняли потомки тех, против кого поднялись рабочий класс и крестьянство в 1917 году. Сегодня эти потомки создали государство, в котором, как они утверждают, народ впервые в российской истории стал свободен.

Вы свободны? Праздный вопрос.

Никогда не будет свободен народ, воспитываемый на лжи и подлости. И для того, чтобы он не рвался к свободе, его и кормят денно и нощно ложью.

Откуда взялись две власти

В обширной советской литературе, посвященной установлению советской власти, – научной, мемуарной, популярной, художественной – вероятно, невозможно найти никаких обоснований ее законности. Сама постановка такого вопроса советским авторам представлялась противоестественной: произошла революция – она закон. Даже П. Н. Милюков, известный дореволюционный политик, отвечая на вопрос «Кто вас выбрал?», резонно сказал: «Революция». Он в своих «Воспоминаниях» даже порассуждал на эту тему: «Я мог бы прочесть в ответ целую диссертацию. Нас не выбрала Дума. Нас не выбрал и Родзянко, по запоздавшему поручению императора. Не выбрал и Львов, по новому, готовившемуся в ставке царскому указу, о котором мы не могли быть осведомлены. Все эти источники преемственности власти мы сами сознательно отбросили. Оставался один ответ, самый ясный и убедительный. Я ответил: Нас выбрала русская революция! Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрывала рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались как на канонический источник нашей власти». Очень убедительное разъяснение. Только у большевиков говорить так оснований было несравнимо больше, чем у Милюкова.

Большевики, советские обществоведы рассматривали революцию, Гражданскую войну, вообще борьбу народной власти против внешних и внутренних врагов с позиций марксизма – с классовых позиций. С них борьба рабочего класса и крестьянства за свои права или защита обретенных прав представляются делом не просто справедливым, но и законным. Поэтому в советской литературе бесчисленное количество раз встречаются выражения «большевики свергли Временное правительство», «большевики взяли или захватили власть», но даже фраза «Временное правительство низложено», из написанного Лениным исторического обращения «К гражданам России!», с юридической точки зрения безукоризненно определившая характер происшедшего события, употреблялась редко. Да, юридическое обоснование законности советской власти, в Советском Союзе, похоже, никого не интересовало, разве только узких специалистов. И сейчас буржуазные пропагандисты и историки со «святым негодованием» убеждают российских граждан: отобрали проклятые большевики власть у демократически избранного Временного правительства! узурпировали! И это притом, что говорить о захвате власти не было ни у кого, включая советских авторов, ни каких оснований – ни с точки зрения фактической, ни с точки зрения юридической.

Большевики, а употребляя это слово я, конечно, имею в виду не личности, а партию – РСДРП(б), никогда не захватывали власть. В те несколько часов, прошедших между низложением Временного правительства и взятием на себя власти II съездом Советов, она находилась в руках Военно-революционного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Это фактическая сторона дела. А какова юридическая?

Для начала давайте посмотрим, откуда взялось Временное правительство? Из процитированного выше отрывка из «Воспоминаний» Милюкова совершенно определенно следует, что Временное правительство никто не избирал и не назначал. Так что все стенания о свержении законно избранного Временного правительства – это следствия или невежества, или сознательного намерения обмануть людей. Но ведь из ничего это правительство возникнуть все-таки не могло. Да, конечно. Но можно сказать, что оно возникло из… разговоров.

25 февраля 1917 года состоялось 25 заседание IV Государственной Думы. Одним из последних на нем выступил трудовик А. Ф. Керенский, предложивший принять резолюцию, которую сам он назвал формулой перехода к очередным делам: «…Государственная дума признает, что дальнейшее пребывание у власти настоящего Совета Министров совершенно нетерпимо». А далее принялся выкладывать дорогу в рай: Дума признает, что «интересы государства требуют создания правительства, подчиненного контролю всего народа. В-третьих, чтобы населению должны быть гарантированы: свобода слова, собраний, организаций и личности. В-четвертых, что продовольственное дело должно взять в свои руки само население, свободно соорганизовавшись в обывательские и фабрично-заводские комитеты, подчинив деятельность городских самоуправлений интересам трудящихся.»

Для буржуазного политика подобное заявление в стенах царской Думы – просто революционный призыв. Но дальше-то что?! А дальше Дума, по мнению Керенского, должна принять его предложения… к сведению и перейти «к очередным делам». Последним на заседании Думы выступил меньшевик Н. С. Чхеидзе. Он продемонстрировал в полном смысле слова образчик соглашательского словоблудия. Он заявил, что совершенно не желает «возражать против той формулы, которую огласил мой товарищ Керенский», но считает необходимым продолжить дискуссию по выступлению министра земледелия А. А. Риттиха, чтобы «зафиксировать в памяти населения то, что нужно сказать; потом хватит времени, я думаю, и для разработки того законопроекта, который вы сейчас предлагаете».

На мой взгляд, есть что-то символическое в том, что последние монологи в созданных самодержавием декорациях российского парламентаризма под названием Государственная дума произнесли два соглашателя, вскоре бесславно закончившие свою политическую деятельность. Председатель Думы М. В. Родзянко даже не стал ставить на голосование их предложения. Он внес свое: «…угодно ли Государственной думе прекратить сегодняшнее заседание, назначить следующее заседание на вторник, 28 февраля, 11 часов утра, при той же повестке?» Дума приняла предложение своего председателя, и это было последнее решение, принятое последней Государственной Думой Российской империи.

В те часы, когда депутаты Думы отвечали на вопрос Родзянко о том, угодно ли им собраться на следующее заседание 28 февраля, хотя, возможно, и несколькими часами позже, правительство решало вопрос о существовании самой Думы. Собственно, вопрос уже был решен царем еще накануне его отъезда в ставку 23 февраля: Думу распустить. Не определились Николай II с князем Н. Д. Голицыным, председателем Совета министров, лишь в том, в какой форме это сделать: прикрыть Думу одним махом или продлить ее агонию на полтора – два месяца? Уезжая в ставку, царь подписал две бумаги. Правительство должно было решить: объявить Думу окончательно распущенной или выбрать «мягкий» вариант – объявить о временном прекращении деятельности Думы. Голицын предпочел второй. 26 февраля Родзянко получил царский указ: «На основании статьи 99 Основных Государственных законов, Повелеваем: занятия Государственной Думы прервать с 26-го февраля сего года и назначить срок их возобновления не позже апреля 1917 года, в зависимости от чрезвычайных обстоятельств.» Это был своеобразный ответ на телеграмму Родзянко царю: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит безпорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно.»