100 shades of black and white

Ему можно и не отвечать. Они оба прекрасно знают, это она призвала его. Выцепила из другой реальности, притащила к себе в постель, уложила рядом, щека к щеке, а теперь еще краснеет со стыда.

Правда в том, что ни один ее сон не обходится без Кайло.

— Хорошо, — он вздыхает. — Тогда я начну.

Его одежда — он, в отличие от Рэй, точно не спал, скорее уж прилег только ради этого момента, на пару минут, — только мешает, застегнута наглухо, и Кайло настойчиво сражается с застежками, распуская ворот туники.

Он все еще призрачный, но против черных плотных одежд кожа его белее песка под водой, белее лун, и по груди расползаются свежие полоски шрамов. От ключицы к соску, и Рэй помнит этот рубец другим, совсем свежим, воспаленным, набухшим от крови. Она оставила его во время последней стычки, а теперь это всего лишь новая полоса, не хуже и не лучше остальных.

Она дотрагивалась до него пальцами и языком, только не так, во сне.

— Он твой, — Кайло словно предлагает себя, оттягивая ворот. — Все еще не хочешь?

Зависнув наполовину в воздухе, его здоровенное тело ворочается на тесном лежаке, устраиваясь на спине. Запрокинув голову, Кайло больше не смотрит на нее, только куда-то в никуда, в темноту.

Его не скрывают одеяла, весь на виду, и Рэй прекрасно видит, как мелькает под пальцами головка члена, вытащенного из ширинки. Набухшая и влажная, она сочится смазкой, и волны чужого удовольствия, мерные, набирающие силу с каждым рывком, прокатываются по Узам.

Это не ее наслаждение, Рэй знает свое тело наизусть — слабое и ломкое, его нелегко вытянуть наружу, только сжав бедра до боли, доведя до грани между острой пульсацией и болью, только так.

То, что чувствует Кайло, совершенно не похоже, оно накрывает пеленой, оно мягкое, зыбкое, возникает внутри и ползет от центра к кончикам поджавшихся пальцев. Неизбежное.

— Давай, малышка... присоединяйся...

И этому невозможно сопротивляться. Она закусывает пальцы, чувствуя соль на языке. Тонкая кожица у ногтей кровит, но боли все меньше — Узы перекрывают все.

— Я не... — она не может, не хочет, не должна. Даже этого хватит сполна, и все же ни одно из убеждений больше не сработает. Она хочет. Она может, ведь может, нужно только притвориться, что это продолжение сна.

— Оближи пальцы, Рэй. Оближи и вставь в себя, — его глаза все еще закрыты, но Кайло будто и не нужно видеть ее, чтобы понять, что нужно сделать.

Зачем? Проще не так, ведь можно прижать их к клитору, тереть, пока не вспыхнет под веками, пока не пронижет насквозь... К этому она привыкла, по крайней мере.

— Делай, как я сказал, Рэй.

И она делает. Послушно кладет на язык пальцы, смачивая их слюной, розоватой от крови, а затем тянет вниз, под тонкое одеяло, под тугую резинку, упираясь костяшками в натянувшуюся ткань трусиков. И внутрь, резко и быстро, потому что на другое уже не хватит силы. Ей ни к чему смотреть туда, ее взгляд намертво прилип к его пальцам, скользящим по члену, так же резко, так же быстро. В унисон.

Рэй подстраивается под него, перенимает темп, сама не зная, где заканчивается одно, где начинается другое.

Она ласкает себя, потому что это он трахает ее. Не пальцами, разумом, щедро делясь ощущениями, нарастающим возбуждением, таким ярким, что мышцы сводит, и фантом его тела становится все реальнее, и в ушах звучат его хриплые стоны и скользкие шлепки ладони, насаживающейся на член.

— Повернись, — командует Кайло, и впервые за все это время она смотрит ему в глаза, не в силах оторваться. Застывшая, испуганная, возбужденная. — Повернись на живот. Ляг, Рэй.

Где-то в нескольких шагах сопит спящая Роуз, слышится тихий храп девушек, но Рэй уже не может остановиться. Елозит по постели, сгорая со стыда. Укладывается на живот и накрывается одеялом с головой — не надо, чтобы Кайло видел ее лицо, не надо, чтобы знал, каково ей сейчас. Хотя он и так знает, чувствует сквозь Узы, как и она его.

— Вот так, малышка, — он прижимается к ее спине, такой горячий, что кажется, одеяло вот-вот вспыхнет. Гладит по затылку, по волосам, по позвоночнику сквозь тонкую ткань. Для него всех этих преград — одежды, покрывал — не существует. Есть только Узы, стянувшие два разума, сплавившие в один. — Вот так.

От первого толчка она сдавленно вскрикивает, глушит стоны, закусывая край подушки, стискивает зубы и просто пытается дышать.

Коротко, через нос, не зная, она все же заноет, закричит, не сдержавшись, или подавится воздухом, переполнившим легкие.

Потому что Кайло большой, его много, ее всю распирает от ощущения его внутри, словно ее насадили на оголовье посоха.

— Ты думала об этом... да, думала... — смеется внутри ее разума Кайло, смеется ей на ухо, прижимаясь щекой к волосам, смеется до хрипоты, сменяя это захлебывающимся стоном. — Я лучше, не так ли?

Он двигается в ней так яростно, словно это еще одно наказание, вытаскивает член почти до самой уздечки, а затем загоняет снова, заполняя собой, с влажным шлепком. Но боли все равно слишком мало, и ее перекрывает удовольствие, больше и больше, замыкая внутри Уз.

И Рэй стонет, молча, прикусив до крови язык. Плачет, уткнувшись лицом в подушку, содрогается, стискивая бедра, как может, и под зажмуренными веками никаких всполохов или разорванных звезд, только темнота.

Много темноты.

Она не слышит, не чувствует, как уходит Кайло. Он оставляет ее разом, точно рассыпаясь, но тело еще помнит его тяжесть, ощущение — пусть и призрачное — члена внутри, тело ноет и стонет, потому что ему мало, потому что все это было не больше, чем сон.

Правда в том, что когда сны закончатся... А они обязательно закончатся, так всегда бывает, и Рэй скорее вгонит себе в ухо собственный сейбер или лезвие вибро-ножа, добравшись до мозга. Потому что она уже и не знает, как жить без всего этого.

====== Tame a monster (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Tame a monster (Рэй/Кайло Рен) Я называю их мертвыми сказками, потому что они такие, нескладные и странные)

Осторожно, в наличии довольно подробный блад-плей, больноублюдочные отношения, соулмэйты поневоле и довольно специфические кинки автора, прям целый вагон тут развернулся))

А в тему, конечно же, идеальная Eivor – Trollabundin и немножко Garmana – Herr Mannelig, и посвящается любимой музе, because I can)