100 shades of black and white

Ну и хвала пятнице-развратнице

Когда она увидела его впервые, окруженного стеной из черных рыцарей, Рэй подумала, что сама Тьма, истинное воплощение ее, явилось из глубин кошмаров, чтобы утащить с собой.

Она не могла убежать. Ей не удалось бы сделать и шагу, потому что ноги были накрепко стянуты кожаными ремнями, а от ошейника к кольцу протянулась цепь, мешавшая ей подняться.

Ункар Платт не хотел портить свежий товар, но и оставлять его без присмотра не собирался, и сбоку в своем гамаке, у самого входа в палатке дремал старый кролут.

Остальные подростки спали, но не она. Что-то пробудило ее, толкнуло в спину, точно мягкий порыв ветра, прошлось по затылку табуном мурашек, а затем затихло.

И сейчас Рэй отчаянно пыталась убедить себя, что это всего лишь кошмар, один из тех, что приходят к обезумевшим от голода и жажды, от ночного холода в пустыне, от яда песчаных змеек, подбиравшимся к ступням, чтобы ужалить.

Мужчины, загородившие своими плечами проем и звездное небо позади, стояли тихо, напоминая статуи у дальнего края Ниджимы. Только те были из белого камня, а эти казались сотканными из самой Тьмы. Они разговаривали жестами, прекрасно видя в кромешном мраке, они разглядывали спящих детей, словно искали что-то. Или кого-то.

А затем один из них, тот, что стоял поодаль, выше и больше остальных — макушка его доставала кромки отведенного в сторону полога от песка — протянул руку, указывая на нее.

Он видел Рэй, затаившуюся в дальнем углу, укрытую пыльными тряпками, задержавшую дыхание. Знай еще как, остановила б и сердце, колотившееся в груди.

Ункар рассказывал о кочевниках, нападавших на отдаленные поселения, они вырезали всех подчистую, не жалея ни стариков, ни детей — самый ценный из товаров в пустыне, после воды. Ункар предупреждал ее, что бежать некуда — либо палящее солнце сожжет плоть и высушит до костей, либо наткнешься на таких вот. Убийц.

— Берите ее, — пророкотал голос, низкий, безжизненный, напомнивший сухой треск камней. — Девочку. Она та самая.

Глаза монстров отливали красным.

Бежать она не могла, куда, как... только ползти. Да и не было у нее чем обороняться, ни ножа, ни даже палки — все Ункар отбирал, велел оставлять снаружи, чтобы не подрались дети, не испортили товар раньше времени. Поэтому Рэй сделала все, что было в ее силах — приподнялась, вывернувшись из-под пыльных мешков, служивших ей покрывалами, и открыла рот, собираясь хоть криком разбудить заснувшего охранника.

Не успела.

Что-то вязкое, плотное стянуло зубы, ухватило за горло, подняло вверх так, что носки ботинков заскребли по настилу, и раскрошило звенья цепи в пыль.

Ни один наемник в кантине Ункара, даже самый прославленный, не умел так. Стрелять — да, избивать рабынь, накидывать узел на туловище сарлакка, хвастаясь меткостью и удачей. Но не нести по воздуху.

Она плыла, и сдавленное горло саднило от немого крика, застрявшего внутри. Мимо ворочавшихся во сне детей, мимо храпящего в своем гамаке кролута, даже не почесавшегося, когда ее ноги проскребли по настилу совсем рядом.

Ночной воздух прошелся по вспотевшей от страха спине холодом, но остудил щеки, покрасневшие от натуги.

— Тише, дитя, — снова заговорил с нею главный мужчина. Он высился перед Рэй, брошенной на колени, прижатой к пыльной земле, и разглядывал ее, наклонив голову. Лица его она не могла бы увидеть — его прятала жуткая черная маска. — Я пришел за тобой. За тобой, — повторил он снова и внезапно опустился на колени. Оказался так близко, что на Рэй дохнуло запахом крови, а по рукам прошлись полы царапучего одеяния незнакомца.

— Не кричи, и я не сделаю тебе больно, — он и правда не собирался причинять ей вреда, не сейчас, поняла Рэй. Лезвие вибро-кинжала, тонкое, острое, гудящее точно рой мошек, вгрызлось в кожаную оплетку на ногах, освобождая лодыжки.

Он гладил ее по лицу, снимая налипшие на щеки песчинки.

Не так, как это делали, ну... пытались делать другие мужчины, приходившие в палатку, нет, ему не было дела до ее груди, он не лез под одежду, проверяя, подходит ли ему Рэй.

Скорее, как Сарко, один из мусорщиков, когда подбирал молодого хаппабора для упряжки, аккуратно, деловито. И все же с заботой.

Его черные пальцы остановились всего один раз, ощупывая толстый, давно уже затянувшийся рубец под подбородком.

— Тебя били? — его сухой голос не спрашивал, утверждал, и Рэй оставалось только кивнуть.

Она больше не хотела кричать или звать на помощь, только настороженно разглядывала сгрудившихся позади мужчин в темных одеждах. Они переговаривались с помощью знаков, таких быстрых, что распознать их не было никакой возможности. К тому же Рэй немного знала двоичный, от посетителей кантины и других мусорщиков нахваталась всяких разных слов, мешанины из самых странных и непривычных языков, но жесты... Таких жестов она не видела.

— Я обещаю, больше тебя никто не коснется. Без твоего разрешения, — пророкотал безжизненный голос. — И ты пойдешь со мной.

Жесты замелькали быстрее, но лидер этих странных людей, все еще гладивший Рэй по волосам, заткнул их, всего лишь подняв ладонь.

— Давай, — он открыл объятие, позволяя ей ухватиться за шею. Маска была холодной и скользкой наощупь, и Рэй невольно дернулась, чуть не свалившись с рук обратно, на землю. — Ты привыкнешь, — его слова, мертвые, сухие, все равно были наполнены обещанием. — Со временем. Как тебя зовут, малышка?

Только тогда Рэй поняла, что больше ничего не сковывает язык, не давит на горло, и что она вообще-то еще может дышать.

— Рэй, — выдавила она из себя, надеясь, что шепот не встревожит спящего охранника. Этот монстр из кошмаров в маске обошелся с ней милосерднее всех остальных за всю жизнь. Он пришел, чтобы спасти ее.

Холодной ночью его тело было единственным источником тепла, и она вцепилась намертво, стиснула руками, слыша, как мерно стучит его сердце под одеждами. Он был человеком. Как она.

Он поднялся с колен легко, будто в руках у него был не ребенок, а крошечный детеныш марлокка, что легче пера.

— Сжечь тут все. Никого в живых не оставлять.

Цена за ее жизнь была слишком большой. В палатке оставались другие дети. Да, они не любили ее, дразнили и бросались песком, они отбирали ее еду и воду, одежду. Они били ее, надеясь, что Ункар избавится от Рэй. Но они не были плохими...

— Так надо, Рэй, — накрыла ее рот ладонь в перчатке, лишая возможности возразить. Ее монстр словно прочел мысли. — Однажды ты поймешь. Однажды ты все поймешь, малышка. Теперь спи.