100 shades of black and white

Разглядывает в отражении — совсем как она парой минут тому — ее мутный облик, смятый, дрожащий, втиснутый в угол.

И что-то в нем не так, что-то важное... Что-то сделавшее ее случайного попутчика похожим на монстра.

Лифт дергается и останавливается. Двери со скрипом ползут в стороны, впуская затхлый, вонючий запах коридора с выцветшими коврами, облупившейся краской и тусклыми светильниками, от которых девятый этаж отчего-то напоминает подвал. Или пустой аквариум.

Здесь будто под водой. Так тихо, что Рэй вполне может услышать, как стучит ее сердце — никому не нравится последний этаж. Интересно, кроме нее и этого здоровяка тут вообще кто-то живет? Стоп, это и его этаж?

Он резко наклоняется, подбирая свою сумку, и перешагивает порог лифта, несется по коридору с такой скоростью, будто вовсю торопится. Или просто не хочет говорить с ней.

Ну... ладно. Рэй округляет глаза, а потом и сама встряхивается, отталкиваясь от стены. Если не успеет выбраться из этого гремящего исчадия ада, он утащит ее обратно, на первый этаж. А Ункар никак не починит лифт. Действительно, зачем?

Ее квартира у самого начала коридора. Новенький ядовито-зеленый коврик и пара брошенных рядом кроссовок — было бы кому красть — кажутся неуместными среди общего запустения.

Рэй спешно разувается, звенит ключами, открывая входную дверь, и только один раз позволяет себе искоса глянуть влево, где все еще стоит тот здоровяк.

Он копается в замке, неспешно, будто чего-то ждет.

Может, он действительно маньяк, а сумка как раз по ее размеру?

Рэй влетает внутрь за рекордные для нее самой две секунды, защелкивает все замки, так громко, что в ушах громыхает — или это ее сердце? — и замирает.

Ждет, приникнув к двери всем телом, до рези в глазах вглядываясь в глазок, но там все равно ничего не видно, только грязная пелена.

— Черт! — где-то в недрах рюкзака, чтобы не выпал по дороге домой из кармана, валяется телефон. На тот случай, если этот здоровяк все же пришел по ее душу.

Но нет, дверь где-то в коридоре хлопает и закрывается.

Еще час у Рэй трясутся руки, и она не может удержать в них кружку. Ни По, ни Финну она не звонит.

Следующая их встреча проходит в лучших традициях какого-нибудь ужастика. Вернее, ужасы представляет Рэй, а что до ее соседа с 904-ой... Ну, он, скажем так, и в обычной одежде все еще выглядит похожим на какого-нибудь маньяка.

Правда, сегодня это даже оправдано, Хэллоуин все же.

Рэй, раскрашенная под мертвячку, ту самую, что поднялась из могилы ради чужого парня, хотя все еще больше напоминает себе свежевыкопанного зомби, едет наверх, чтобы скинуть с себя это чертовски неудобное платье — барахолки «По 25 центов за штуку» все еще ее любимое развлечение — и туфли.

Вернее, от туфлей она уже избавляется, стоит ей только запрыгнуть в кабину. Сползает с десятисантиметровых шпилек и блаженно разминает ноги, когда в лифт снова вваливается ее сосед.

Ворот старого доброго плаща поднят до ушей, превращая его в наследника Дракулы, а хмурое лицо перерезано пополам шрамом.

Ненастоящим, конечно, больно уж он уродливый, нормальный человек от такого тут же избавится, да и сегодня Хэллоуин. Когда ж еще выглядеть жутко.

Уже знакомая сумка тяжело шлепается на пол, что-то внутри гремит, и Рэй отступает в сторону. Сегодня она не настолько умирающая — хаха, вообще-то она уже умерла, сбежавшая с тусовки Невеста в свадебных лохмотьях — так что в угол не забивается.

Ее сосед ожесточенно клацает по кнопке девятого, а лифт все никак не соберется с духом, чтобы начать подъем.

— Он... заедает сегодня, — она морщится, нарушая свое самое важное правило: не говорить с незнакомцами, но Ункар подтвердил, правда, за лишнюю двадцатку, что на последний этаж недавно заселился какой-то неразговорчивый мудак. Который платит только мелочью, будто в кафешке сраной работает. И документы в руки не дал, значит, нечисто дело.

Но то, как будет справляться с этим неразговорчивым мудаком Рэй, его, конечно, вообще не волновало.

Рен — а это его имя, или фамилия, от Ункара вообще нечего ждать без дополнительной платы — бурчит что-то неразборчивое, но колотить по панели перестает, хоть за это спасибо.

Не хватало еще, чтобы эта клетка перегрелась и застряла.

Лифт начинает торжественный подъем, когда Рэй уже копается в своем рюкзаке в поисках ключей. После двух бокалов это дело нехитрое, но долгое, и она сосредоточенно вглядывается в черную дыру, разгребая в стороны попадающиеся под пальцы обертки от салфеток, пудреницу, флэшки, и, кажется...

Ее отвлекает звук. Тихий странный звук, он идет от соседа. Монотонное — кап-кап-кап.

Рэй переводит взгляд на пол рядом с его ботинком. И тот совершенно неправильного оттенка, темно-ржавый вместо песочного.

— У вас... тебя... — она договоривает на автопилоте, — кровь, — и только потом вспоминает, господи, дура, сегодня же Хэллоуин. Конечно, у него может быть кровь. Или кольт с серебряными пулями. И шкура вервольфа в сумке. Почему бы и нет?

Рен кривится, и лицо так натурально перекашивает шрамом.

— Ничего, пустяки, — крови натекло со стакан, но раз ему плевать, значит, действительно искусственная.

Плохо, конечно, что костюм по пути разваливается. Вот Финну сегодня, и Рэй тихо хмыкает сама себе, тоже не повезло, его многочисленные обмотки фараонского жреца сползли, и им с По пришлось полвечера его успокаивать.

— А ты? — у Рена красивый голос, и остатки мыслей выветриваются скорее, чем алкоголь из крови. — Сбежала от принца?

Он, наверное, путает сказки, разглядывая ее изодранное свадебное платье, а затем шпильки неположенного черного цвета.

У Золушки были хрустальные. Ну или — запасной вариант — из кожи.

А у нее лаковые туфли с кинжально-острыми каблуками.

— Н-н-ет, скорее уж бежала за ним, — для Рэй это тоже сказка, только наоборот. И до чертиков похожая на правду, в ее случае принцы всегда существовали сами по себе, чаще всего уже счастливые в других отношениях.

Рен снова косится на ее босые ноги, и почему-то ей отчаянно хочется прикрыть их. Или деть куда-то.

— Тогда ты дура, — его короткий ответ хуже тычка под ребра. Рэй стискивает зубы и отворачивается в сторону, не собираясь спорить. Не сейчас, не с ним.