100 shades of black and white
Шрифт:
— Ты меня слышишь? — она потрясла его за подбородок, вынуждая открыть глаза.
Глаза оказались странные. Такие странные, что Рэй слегка обомлела, замерев, — желтые, горящие ярким тревожным огнем. Чем-то они напоминали спекшиеся куски янтаря, до сих пор кое-где находимые в пустыне, там, где когда-то по преданиям было море.
Только вот этот янтарь смотрел на нее недобро, как будто она лично саданула пушкой по кораблю еще на подлете.
— Какого… — хрипел он тоже сквозь силу. Было заметно, что за неделю, а примерно столько ему пришлось провести в камере жизнеобеспечения, голосовые связки слегка сдали.
— Все
Наверное, он вообще никому никогда не верил, так что зыркать на нее недобро не перестал, но хотя бы замер, а потом утвердительно кивнул. Щелканье затихло.
Хвала Свету, — Рэй поднялась с колен и принялась копаться в сумке, стараясь не показывать осцилляторы, которыми она только что разжилась. Они же принадлежали ему, верно?
Где-то на самом дне была запасная страховка, достаточно крепкая, чтобы спустить этого здоровяка живым, если он не перепугается, глянув вниз.
Но этот пилот был не из таких, это точно. Потому что канат (самый лучший, между прочим, других Рэй не держала, своя жизнь всегда дороже, если рискуешь день за днем) взял без лишних вопросов и тут же принялся обвязывать себя. Как будто это ему было не впервой.
— Где я? — а у него оказался очень даже неплохой голос. Уставший и разбитый, но красивый, достаточно низкий. Тон из недружелюбного никуда не поменялся, оставшись точно таким же — он явно не видел в ней свое спасение или просто человека, собравшегося ему помочь.
— Где ты? — Рэй даже остановилась, опуская руку, которую оттягивал заплечный мешок от удивления. Осцилляторы нервно дзынькнули, ударившись о пол, а он даже бровью не повел. Просто продолжил буравить ее взглядом.
— Джакку, пост Ниджима…
— Джакку? — пилот поморщился, и шрамы на его лице натянулись, превращая его в гротескную маску с белыми краями. — Где, во имя Силы, это Джакку?
Он продолжал смотреть на нее так, будто это она затащила его сюда, на высоту в несколько сотен метров, заперла в спасательной капсуле, а потом еще и по затылку приложила, для верности.
— Джакку — это планета, — Рэй на всякий случай отодвинулась к лазу наружу. Мало ли что этому странному парню в голову взбредет. Она уже видела что-то подобное — люди, терявшие память, никогда не были любезными. Агрессивными, напуганными — да. Нормальными? Однозначно нет. — А мы недалеко от Ниджимы. Корабль… Твой корабль разбился несколько дней назад. Все думали, что пилот погиб, но я нашла тебя, эм… — было бы неплохо, если он назвался.
Желтое свечение глаз налилось темнотой, и это выглядело жутко. Всего за пару секунд они поменяли свой цвет на карий, а Рэй поняла, что она практически прилипла спиной к крышке лаза и сейчас вывалится, если не перестанет нервничать.
— Я… — мужчина моргнул, и глаза снова заблестели янтарными всполохами, — я не помню.
— Давай мы спустимся, а потом будем разбираться, — быстро пробормотала Рэй, дергая за рычаг и спуская в лаз ноги. За остальными осцилляторами она вернется попозже, если… ЕСЛИ вернется.
Но прежде всего хотелось оказаться где-нибудь на открытом пространстве, а не запертой в крохотной капсуле три метра на три, в любую минуту способной развалиться, да еще в компании странного незнакомца.Что подъемы, что спуски всегда отнимали кучу времени, хотя почему-то сейчас даже темной пустоты, раскинувшейся под ногами, Рэй боялась куда меньше, чем своего нового спутника.
Они спускались медленно и, наверное, излишне осторожно. Застревая на каждом переходе.
Вообще-то Рэй обожала проводить свое время вот так. Ну да, это было тяжело, практически невыносимо, потому что обчищать карманы пьянчуг в кантине у Ункара это одно, а вот попробуйте влезть в упавший звездолет, треснувший пополам, да еще тепленький после падения. Однажды она как-то неудачно оперлась на вроде бы нормальный выступ, и только через секунды три невыносимой боли поняла, что тот был раскален. Волдыри сходили недели три, а ведь она была в перчатках, и все это время Рэй училась держать инструменты в левой руке. Ужасно.
Но сейчас в излишней медлительности можно было обвинять не ее. Она скользила рядом с неназвавшимся пилотом, готовая в любой момент подстраховать, зная, что сейчас ему слегка не по себе, и не только от высоты.
Он осматривался. Обшаривал желтыми глазами свой разбитый корабль, сквозь дыры в обшивке которого пробивался свет, как будто не узнавая.
И молчал.
Отвлекать его сейчас Рэй не рискнула. Любой вопрос, даже самый незначительный, вполне мог спровоцировать панику, и тогда он вполне мог бы сигануть вниз головой. Так что оставалось просто перебирать канаты, отталкиваясь от стенки, и следить за ним.
Он был… таким большим. Даже все пространство грузового отсека, внутри которого они сейчас находились, не могло задавить его мощную фигуру, здоровенные бицепсы, перекатывавшиеся под кожей, и свирепый вид.
И опасным.
Ей следовало держаться от него подальше. Как только они спустятся, она просто отдаст ему один осциллятор, или даже два, а себе оставит последний, и укажет дорогу к посту. Судя по его нынешнему состоянию, он уже вполне пришел в себя и по пути к Ункару не свалится где-нибудь в пустыне. А если и свалится, то… это не то, о чем ей следовало бы переживать.
— Почему ты?
— Что? — Рэй так закопалась в собственные размышления, что упустила тот момент, когда он стал разглядывать ее.
— Почему ты нашла меня? Ты сказала, — и он нахмурился, — корабль упал около недели назад.
— Нет, пять. Да, пять дней, — примерно тогда она вусмерть поругалась с Ункаром, который в последнее время зажимал оплату запчастей. И срезал ее долю в пайках. — Корабль упал после заката. Так что желающих поглазеть на это все поближе нашлось немного.
— И почему?
Неужели ей придется все ему объяснять? Похоже, да.
Рэй вздохнула, сдаваясь:
— Дважды в году мы попадаем под тень спутника, Цхахири, так что становится холодно, особенно к ночи. А пустынные черви не любят холод. И греются на солнышке до самого вечера.
— Ну и? — этот парень был явно не знаком с животным миром пустынь.
— А потом они просыпаются, — Рэй постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно более угрожающим. И отбивающим охоту задавать дурацкие вопросы.
— Пять дней, что ли просыпались?