101 Рейкьявик

— Yes. We have one president for the women and one for the men.

— What about gays? [356] — озорно спрашивает Кати, и мне хочется встать и тут же перед ней совершить харакири, но я ограничиваюсь смехом.

А остальные не смеются. Значит, мы с ней уже как бы соединились. В глубине моей души одно большое «Йесс!»

— And there are по trees in Island? [357] — спрашивает шахматист.

356

Я слышала, у вас в Исландии президент — женщина? — Да. У нас один президент для женщин, один для мужчин. — А для геев? (англ.).

357

А ведь в Исландии нет деревьев? (англ.).

«Island Records». Вот помню, сестра Эльса. Это была первая пластинка, которую она купила. «I'm on an Island» [358] . Kinks. О'кей. Я из Айландии.

— No, по. We have six trees but it's true, it is hard to see them. They are not together [359] .

Веселый урок страноведения. Я легок, как ветер, я иду до ветра, вижу в сортире телефон и пытаюсь позвонить маме, чтоб она заказала банкетный зал, но телефон не принимает мою карточку, и я испускаю струю в дырку в полу. Да… Отсталая страна! Больших стаканов пива нет. «Принца» нет. Коктейльного соуса нет. Кетчупа с картошкой фри тоже нет. Ларьков нет. Видеопроката нет. Грудей нет. Мужских туалетов нет, вместо них какие-то «hommes» [360] . Унитазов — и то нет! Одни дырки. А еще строят из себя ядерную державу. И все же я пытаюсь оказать помощь слаборазвитой стране, направив свою желтую струю на остатки французского говна вокруг дырки. Привет из Ай-сландии. Как им не ай-ай-ай! Все эти роскошные украшения и голубые голубки, воркующие на всех возможных перилах, и выпендрежный дверной косяк в этом городе шестисот миллионов дверей, — и все это не что иное, как умопомрачительно дорогая декорация для какого-то носа с усами в ботинках 39-го размера, потягивающего красное вино, которое здесь — главная статья экспорта. Франция! Самая лажовая постановка в истории человечества! Даже не дали миру ни одной завалящей группы электронщиков! У немцев хоть Kraftwerk был. Депардьё в Голливуде… Зашибись! Неудивительно, что Кантона [361] свалил из этой страны. Но у них есть жара. На улице комнатная температура, можно ходить в майке, только здешние мужики для этого слишком голубые. Я прибавляю к этому безнадежному морю маек одну черную кожанку и белый свитер и очки-хамелеоны, как у Олава Рагнара. Мы гуляем, на моем сокровище короткая юбка и плоскостопные кроссовки без лейбла: в ее ногах что-то мальчишеское, и маленькая милая сумочка хлопает по ягодице — как на ее месте сделал бы и я. Мои глаза трепещут, как бабочки, при взгляде на ее лодыжки, и мы шагаем навстречу чему-то прекрасному, ее шаги легки, хотя она бредет по колено в моей любви. Ее голова мне по подбородок, а сам я чувствую себя так, будто мне до подбородка доходит море пота. «Where are we going?» [362] — спрашиваю я, таким тоном, словно речь идет о моем жизненном пути. Я читаю несколько надписей на майках, которые владыка космоса забавы ради послал навстречу мне по этим столетним булыжникам, написав на них ответы на мой вопрос: «University of Illinois» — «Yokohama Yachting Club» — «Doubter's Choice: The Biggest Menu in America, 6014, Riverside Drive, Hamlet, Nebraska» — «Aarhus Children's Theater Festival' 96» [363] , - а мои попутчики венгерствуют промеж собой. Рядом работает какой-то бигтаймский фонтан, вокруг шумящей воды грохот скейтов. Площадь. Мы садимся на какой-то камень неизвестной породы, в глазах у нас значок «Макдональдса», и я втыкаю в нервные окончания еще одну сигарету. Предпоследнюю. Я невзначай сел рядом с Юлией, и она минут пятнадцать мучает меня расспросами о деревьях на Поплавке. «But they are planting. They are planting» [364] , - повторяю я, словно зануда гид, отвечающий туристам, и смотрю, как транс родом из какого-то Чуркистана изображает Майкла Джексона для двадцати семи зрителей. «Beat it» [365] — доносится из раздолбанного басами кассетного одра. И полная безнадега в двух парах штанов держится за руки впереди нас. Неизвестные нам люди, которые никогда не добьются известности. «Hlynur Bjrrn Museum». Жалко мне иностранцев. Говорить не умеют, срут из дырки в дырку, даже матери-лесбиянки у них и то нет! Но смотрите: чемпионка по плаванию на меня запала. Она просит оставить ей адрес. Я представляю себе мамины объятия.

358

«Я на острове» (англ.).

359

Нет-нет. Штук шесть деревьев есть, но это верно, их нелегко увидеть. Они не вместе (англ.).

360

Мужчины (фр.).

361

Эрик Даниэль Пьер Кантона — французский футболист 1980-1990-х гг. Свою спортивную карьеру закончил в «Манчестер Юнайтед».

362

«Куда мы идем?» (англ.).

363

«Университет Иллинойса» — «Яхт-клуб Йокохамы» — «Выбор для сомневающихся: Самое обширное меню в Америке, 6014, Набережный проезд, Гамлет, Небраска». — «Орхусский детский театральный фестиваль-96» (англ.).

364

«Но они их сажают. Они сажают» (англ.).

365

«Бейся» (англ.).

— It's Hlynur Bjorn Hafsteinsson, Bergporugotu, 8b, Reykjavik, Iceland.

— Is there no postal code?

— Oh yes. It's hundred and one Reykjavik. I'm the one [366] , - отвечаю я и смотрю на последнюю затяжку «Мальборо» с желтым фильтром, вспоминаю шутку Тимура и начинаю тосковать по родине.

Я уже набрал двести килограммов, когда Катарина наконец-то (не прошло, как говорится, и полгода…) встает, и мне предоставляется возможность посмотреть на нее с точки зрения ребенка, которого мы с ней непременно заведем и которого, как ни странно, будут звать Йёрген. Она смотрит мне в глаза — если, конечно, они видны ей сквозь мои очки, — и я без понятия, о чем она думает.

366

Это: Хлин Бьёрн Хавстейнссон, ул. Бергторугата, 86, Рейкьявик, Исландия. — А индекса нет? — Ах да: сто один Рейкьявик. Это — я (англ.).

Я без понятия, о чем она думает. Мы идем, и она рассказывает мне про своего отца, который работает где-то там с налогами, и про свою мать, которая когда-то была актрисой, и про свою сестру, которая нетрудоспособная, а заодно про новейшую модель венгерской инвалидной коляски, а я рассказываю ей про папу, который работает где-то там с бухучетом, и про маму, которая когда-то была the hottest thing [367] в Хунатинге, и про сестру, у которой муж недееспособный, а заодно про выкидыш, но про Лоллу и лесбиянство не говорю. Потом мы на протяжении двухсот метров обсуждаем Бьорк. А потом мы доходим до гостиницы, в которой они живут, и остальные догоняют нас, и мы стоим вчетвером, нас освещает вывеска, и мне нестерпимо хочется оторвать от рядом стоящей машины «дворники» и отлупить ими эту парочку — брасс и мат, — и загнать их в гостиницу: пусть там играют в свои подводные шахматы до посинения, но вместо этого я просто говорю «yes» в ответ на ее «It was nice to see you» [368] , и «А?» — в ответ на ее «Where are you staying?» [369] , и «Ай, ай!» — в ответ на ее поцелуи, и «Бай-бай» — когда она вместе со своими дурацкими друзьями исчезает в дверях гостиницы. Она уносит мои чувства сквозь открытую стеклянную дверь, и когда она скрывается, чувства летят обратно и шлепают меня по лицу, как натянутые подтяжки. Стереоскопическая боль. Я смотрю на вывеску. «Hotel des Hommes». А-а!

367

Самая крутая штучка (англ.).

368

«Было приятно с тобой увидеться» (англ.).

369

«Где ты остановился?» (англ.).

На часах в городе гомиков 0023, и дома на улице как раз этого года постройки. У магазинов двери как у гаражей. Я слушаю — и слушаюсь движений собственной кожанки. Ночь тяжелая, а жизнь легка. Все едут в деревню. По краю тротуара — невысокие коричневые столбы, или просто лбы. Пару-тройку их я пинаю ногой. Я на это не рассчитывал. Не предпринял на этот счет никаких мер. Из окна на одном из верхних этажей доносятся женские стоны, вопли о спасении. Я останавливаю своего Dead. Man Walking [370] , чтобы послушать, а заодно выкурить свою последнюю сигарету: последнюю в пачке и последнюю на этой планете. А там — посмотрим. Посмотрим, что там на других планетах. Хотя жизнь легка. Жизнь легка, с легкостью воспаряет из меня в небеса. Еще одиннадцать затяжек — и конец… Вопрос только, каким способом кончить. Здесь на ночной улице во Франции со вспомогательными средствами напряженка. Первое, что мне приходит в голову: залезть под «ситроен», присосаться к выхлопной трубе и ждать до утра. Но нет… Подходит прохожий — пятидесятилетний смугляк на последнем месяце беременности, такой турецкий колобок, — я останавливаю его и спрашиваю:

370

Шагающего мертвеца (англ.) — название выпущенного в 1995 г. фильма Тима Роббинса (в ролях Тим Роббинс, Сьюзен Сарандон, Шон Пени), известного у нас под названием «Мертвец идет».

— Excuse me, but could you kill me? [371]

Он не понимает. Просто навостряет глаза вместо ушей.

— Execute. Could you execute me? [372] — повторяю я.

— Execuse? — басом переспрашивает он.

Я хватаю его толстые ручищи и хочу приложить их к своему горлу, но он шарахается и отпихивает меня. Я падаю на капот. Он ревет надо мной какое-то алла-балла и пинает меня в живот, и я качусь между машинами, лежу там и говорю: «Yes! Давай! More! Kill те!» [373] Он для проформы пинает меня в пах и по коленке и что-то гудит на своем языке, Я молчу. Потом он плетется прочь.

371

Простите, вы не могли бы меня убить? (англ.).

372

Казнить. Вы не могли бы меня казнить? (англ.).

373

«Да!.. Еще! Убей меня!» (англ.)

Я без движения лежу на асфальте между машинами. Стоны любовников на верхнем этаже все громче и громче. И я понимаю, что мне не хочется прямо сразу прощаться с жизнью. Это было недоразумение. Эти стоны тянут меня, как разорванные сухожилия у какого-нибудь слишком живого спортсмена. На краю могилы жизнь держит меня за сухожилия. Я чувствую, как по мере возрастания стонов сухожилия натягиваются и не дают мне упасть. При этих звуках меня наполняет странное блаженство, а может, женство. У этих винных хуиишек хорошо получается! Вспоминаю Оли и ту — голую в спальне на Снидменги. Утираю со рта слюну. Боль в животе и немножко в коленке. Пудовый турецкий кулак.

Я поднимаюсь на ноги, хватаюсь за живот, наклоняюсь над капотом, кашляю. Она там, на четвертом этаже, все никак не кончит. Женщина, которая вопит. Вдруг я вспоминаю про ухо, которое купил в Амстердаме, и понимаю, что я больше никогда ее не увижу, она завтра уезжает, так что…

Я спрашиваю у портье Хербциг. В номерах телефонов нет. Он велит мне просто подняться по лестнице. Номер 18. Мой день в 62-м году под знаком Водолея. Так-так… Я на неверных ногах водолеюсь вверх по лестнице. Я стучусь в эту дверь. С таким же успехом я мог бы покончить с собой. За дверью венгерская речь. Я говорю: «It's me» [374] , - говорю вполне серьезно. Ее нос — из дверей. Нос, который… «Can I talk to you alone?» — «Okay, wait» [375] . Когда она закрывает за собой, на ней белая ночная рубашка до коленей. Мы стоим в труднопроходимом коридоре с толстым кроваво-красным ковром и желтыми, как моча, обоями. «I wanted to give you this» [376] ,- говорю я и вручаю ей сверток. Она ласково улыбается, но становится серьезнее, когда принимается развязывать ленточку на упаковке, которая после поезда и целого дня в большом городе порядком поистрепалась. В упаковке человеческое ухо из пластмассы телесного цвета, по весу почти как настоящее. Под волосами — легкое удивление, а потом она откидывает их таким движением и с таким выражением лица, которое я с радостью посмотрел бы еще и еще раз по видео. Она одной ноздрей сдувает два последних волоска, потом опять смотрит на ухо у себя на ладони и тихонько хихикает. Сандра Баллок дает интервью каналу «Скай». Я слегка улыбаюсь, а она опять посерьезнела и посмотрела на меня. В каждом зрачке — по целой галактике. И где-то на одной из планет — моя жизнь.

374

«Это я» (англ.).

375

«Я могу поговорить с тобой наедине?» — «Хорошо, подожди» (англ.).

376

«Я хотел подарить тебе вот это» (англ.).

Я тихонько рассказываю ей про Ван-Гога.

Мы уселись на мягкие ковровые ступеньки, она повыше — в уютной позе, колени под рубашкой, руки обхватывают их, пальцы ног сжаты, их десять, как баллов, они в двух сантиметрах от коленки, которую пнул турок, на штанах след от ботинка, — и тут мне становится абсолютно все равно, буду ли я жив следующие пятнадцать минут, и я говорю, как перед смертью: «I love you», только в последний момент у меня выходит:

— I like you [377] .

377

Ты мне нравишься (англ.).

Но она все поняла. На ее лице вянет трава, а на глазах появляется такая пленка, будто слабый морозец сковал две радужные бензиновые лужи посреди двора. Она вся деревенеет и смотрит в свои коленки. Лицо скрывается за волосами. За сим — глотание комка в горле. Гостиничное молчание. Шорох кожанки. И она отдаляется от меня на одну веснушку, когда наконец поднимает голову и говорит, с волосами на щеке:

— I am sorry [378] .

Через две разбухшие минуты она повторяет:

378

Прости (англ.).

— I am sorry.

А потом: «I like you too, but…» [379] Я жду, но за этим «батом» ничего не следует. Тогда я спрашиваю: «What?» [380] Она отвечает: «I, well, I, I have a boyfriend» [381] . Оказывается, шахматист — ее благоверный. Спок! И мама. Спок и мама вместе на свадьбе в «Криптоне». Затем следует отчет о предыдущих возлюбленных, теплые слова в мой адрес и благодарности за мейлы. В промежутках: паузы, наполненные дыханием. Исландское дыхание на четыреста граммов тяжелее. Потом в дверях за спиной раздается голос Немо, и она говорит: «I have to go now». — «Yes» [382] . Ho потом она говорит: «Уэйт!» [383] — и распускается, как белый цветок хлопка в убыстренной съемке в документальном фильме на канале «Дискавери». Я остаюсь сидеть, прикусив язык. Она возвращается, я встаю, опять чувствую боль в животе. Она улыбается и подает мне тюбик зубной пасты: «The only thing from Hungary I have for you» [384] . Она гений! «Great. You are so… you are… Thank you» [385] . Мы смеемся, как брат и сестра. Потом она становится серьезной и опускает веки, наполовину скрывая зрачки. Расстояние от ресниц до уголков глаз длинное-длинное. Длиной в жизнь. Веки круглые. Как поверхность Земли. Расстояние длиной в жизнь. А я пытаюсь долететь до этой планеты из своей галактики: нервно вперяю глаза под углом восемь градусов в ее атмосферу, надеясь, что глаза не сгорят до того, как войдут с ней в контакт. «Аполлон-13».

379

«Ты мне тоже нравишься, но…» (англ.).

380

«Что?» (англ.).

381

«Ну, я… у меня есть парень» (англ.).

382

«Мне пора идти», — «Да» (англ.).

383

«Подожди!» (англ.).

384

«Это единственное, что у меня для тебя есть из Венгрии» (англ.).

385

«Отлично! Ты такая… Ты… Спасибо» (англ.).