12 животных в мировом искусстве

В Японии одни виды этой птицы ведут оседлый образ жизни, другие в холодное время года мигрируют на юг и в центр империи Восходящего солнца. На гравюре представлен именно тот сезон, когда журавли сидят на узловатой ветке сосны, покрытой снегом. За ней пространство на рисунке меркнет между ясным светом и безмерной туманной тьмой; так изображена прекрасная зимняя пустота, слияние земли и неба. Эта сцена представлена в мельчайших деталях и в то же время неуловима, поэтична, как идеальное видение, явившееся в постоянно меняющемся пространстве. Неудивительно, что понять, к какому виду принадлежат эти журавли, непросто. Тот, что на переднем плане, может быть представителем журавля-красавки (Antigone vipio) [201] , который прилетает на японские острова осенью, пережидает там самые холодные месяцы, а затем возвращается гнездиться на материк. Другой больше напоминает японского журавля (Grus japonensis), на сегодняшний день обитающего только в нескольких охраняемых районах острова Хоккайдо. Соседство этих видов в реальной жизни маловероятно, поэтому данное вполне реалистичное изображение вызывает некоторые вопросы. Наконец, над мелкими штрихами преобладает линейная элегантность и игра бликов, с помощью которых передана мягкость оперения птиц.

201

Журавль-красавка имеет жемчужно-серое тело и красноватые пятна вокруг глаз; он прилетает в Японию только на зиму. У японского журавля тело белое, на голове ярко-красное пятно, а шея и хвост черные.

Кацусика Хокусай, величайший и, безусловно, самый известный японский художник и гравер периода, известного как укие-э, то есть «плывущий мир», сделал данную гравюру на дереве в 1832–1833 годах в возрасте семидесяти двух лет. Сам мастер считал этот момент – великого обновления – очень важным в своей жизни: «С шестилетнего возраста у меня была мания копировать форму вещей, а с пятидесяти лет я часто публиковал рисунки. Однако среди изображений, которые я создал за эти семьдесят лет, нет ничего достойного внимания. В семьдесят три года я отчасти уловил суть рисования строения животных и птиц, насекомых и рыб, трав и растений [202] , – утверждает он, предполагая и дальнейшее развитие. – К девяноста годам я еще глубже познаю их тайный смысл, а в сто лет я, возможно, действительно достигну уровня божественного мастерства. Когда мне будет сто десять, каждая нарисованная мной точка или линия будут обладать собственной жизнью. Если возможно, я прошу тех из вас, господа, кто проживет долго и счастливо, проверить, не окажется ли то, что я утверждаю, необоснованным» [203] . Вероятно, именно поэтому Хокусай, как и многие его соотечественники, так любил журавлей. Эта птица была символом долголетия. Говорили, что она живет счастливо и очень долго, больше тысячи лет (почти бессмертна). Совсем как сосна, которая в случае с этим изображением является птичьим насестом. Кроме того, как утверждает Мунэсигэ Нарасаки, крупный знаток поэтики укие-э, в японском искусстве ассоциация сосны и журавля встречается с еще более ранних времен. Речь идет о «традиционном сочетании „одних вещей с другими“ в качестве темы для изображения. Она может определяться желанием передать определенное время года или взаимную уместность двух предметов с точки зрения ассоциативной формы или содержания. Поэтому в живописи чрезвычайно популярна тенденция изображать определенное растение вместе с конкретными животным или птицей. Например, сосна на картинах очень часто сочетается с журавлем» [204] .

202

Эти строки являются частью короткой автобиографии, опубликованной вместе с серией гравюр «Сто видов Фудзи», вып. 1, 1834 г., цит. в работе Матти Форрер, Le influenze occidentali nell’arte di Hokusai, 1999 г., с. 42, прим. 18.

203

Полный текст цитируется в книге Джанкарло Кальца L’Universo Hokusai, 1999 г., с. 21.

204

Мунэсигэ Нарадзаки, Hokusai – Hiroshige. Studies in Nature, 1970–1977 гг., с. 8. Перевод автора.

Отправляясь за западное море в неизвестном направлении, возможно, к островам бессмертных, и возвращаясь обратно [205] , журавли подтверждают цикличность времени, смену сезонов, закономерность вещей, а также видимость перемен, происходящих с человеком. Хокусай, будучи японцем, любил стабильность [206] и, кажется, по этой же причине ему нравились журавли, сосны и черепахи [207] . На самом деле он обращал ненасытное внимание на все бесконечное богатство и разнообразие природы, которой он, первый среди художников своего времени, попытался воздать должное безграничной работой, сосредоточенной на море и горах, деревьях и цветах, водопадах и животных. Следовательно, его интересовали не только удовольствия города Эдо [208] , куртизанки и театр, который привлекал и искушал всех художников укие-э, включая Хокусая в годы его юности и зрелости. Конечно, мы не знаем, что на самом деле сделал бы художник, если бы прожил дольше [209] , но, несомненно, начиная с семидесяти лет большая часть его интересов была поглощена природой. В этот период он опубликовал серию гравюр «Тридцать шесть видов горы Фудзи», среди которых были и «Большая волна», «Путешествие по водопадам Японии», «Редкие виды знаменитых японских мостов», «Восемь видов островов Рюкю», экзотическое, почти сказочное по тем временам место [210] , и «Великие образы природы», к которым принадлежат и журавли.

205

Журавль-красавка – перелетная птица; японские журавли, проживающие в Японии, ведут оседлый образ жизни. См. Перет Маттиссен, The Birds of Heaven, 2003 г., с. 217–222.

206

Первый биограф Хокусая, Иидзима Кесин, в 1893 году написал, что в детстве Хокусай был очень бедным и несчастным и стремился к красоте, порядку и равновесию через свое творчество. Возможно, по этой причине он был так предан полярной звезде, свету, который кажется стабильным в небе и вокруг которого все вращается. На самом деле Хокусай, имя, которое принял художник, означает «исследование Полярной звезды». См. Роджер С. Киз, Il giovane Hokusai, 1999 г., с. 27–36 и в особенности с. 30 и прим. 2, с. 34.

207

Они также являются символом долголетия.

208

Город Токио, где родился и умер Хокусай.

209

Художник умер в мае 1849 года в возрасте 89 лет, в преклонном возрасте, исключительном для того времени, что оправдывает данное ему прозвище «старик, сходивший с ума по живописи».

210

La rivoluzione del paesaggio. Il periodo Iitsu, под ред. Джанкарло Кальца, Hokusai. Il vecchio pazzo per la pittura, 1999 г., с. 240–246.

Для данных работ Хокусай выбрал благородный и престижный размер изображения – большой, узкий и длинный нагабан, ранее использовавшийся только для создания портретов героев, божеств и влиятельных личностей [211] . Таким образом, журавли, «по крайней мере, с точки зрения выбора формата, ставятся на уровень, где существование или роль животного в мире равноценны жизни человека» [212] .

Пантеистическое счастье пронизывает все вещи и наполняет духовностью даже неодушевленные предметы. Все дышит, общается, наполнено смыслом. Журавли, которых за необыкновенную жизнь художник изображал много раз, на гравюре выступают не просто как животные, но как символы долгой жизни и супружеской верности, и именно по этой причине их двое. Как минимум, для Хокусая общее представление о данных птицах стало иконографической привычкой, настолько укоренившейся позднее, что если они появляются на рисунке поодиночке или в нечетном количестве, необходимо задаться вопросом – что случилось с их парами? Как раз об этом задумывается Брэдли Майкл Бейли, анализируя серию из трех гравюр, сделанных художником в 1820 году для частного клиента. В работе под названием «Маньчжурские журавли» изображено всего пять птиц, заключенных в традиционную японскую клетку из бамбуковых ветвей. Мы не можем воспринимать пернатых на этом изображении как «просто» животных. Чтобы убедиться в том, что эти гравюры – аллюзивное произведение, полное отсылок к актуальным для того времени событиям и фольклору, по мнению Бейли, достаточно обратиться к следующему изображению из той же серии, где «куртизанка сидит на белом слоне». Хотя в названии работы она представлена просто словом «китаянка», девушка напоминает божественную фигуру буддийского бодхисаттвы Фугэн (или на санскрите – Самантабхадра, который обычно рисовался верхом на белом слоне). Кроме того, героиня изображения имеет сходство с известной куртизанкой Эгучи-но-Кими. Ее образ связан как с состраданием, на что указывают пухлые руки, так и с женщинами из публичных домов. Хотя личность этой куртизанки являлась хорошо известной, было необходимо изображать ее как цуру-небо, игривого мифического журавля, воплощенного в прекрасной девушке. Если присмотреться, можно заметить, что платье женщины состоит из нескольких слоев, как в прямом, так и в переносном смысле. Розовый лиф украшен рисунками журавлей. Благодаря прессе, некогда заключенная в клетку птица стала легко узнаваемой и (прежде всего) очень запоминающейся фигурой. Журавль стал бессмертным [213] .

211

Там же, с. 245.

212

Там же.

213

Брэдли Майкл Бейли, Time Flies: Hokusai’s Missing Crane, 2007 г., с. 154–159. JSTOR, www.jstor.org/stable/40514688, на 26/10/2020.

Однако это волшебное объемное пространство, где блудница становится журавлем, а он – бессмертным, может быть только территорией духа, магии и искусства – того искусства, каким Хокусай хотел владеть на уровне, приближающем к сути реальности. Не случайно его последние изображения – это видения невозможного, шутливые или парадоксальные картинки призраков, воинов, фениксов и манга. И, конечно, он нарисовал животных, настоящих или вымышленных, неизменных или меняющихся. Они представляют собой метаморфические формы вселенского духа, который пронизывает все. В последней работе, выполненной за три месяца до смерти, живописец как раз изобразил животное. На картине «Старый тигр в снегу», мы видим насмешливого, гибкого, нереального тигра, которого сравнивают с самим Хокусаем в момент, когда художник отходит в невидимый мир, оставляя обещание в форме хайку: «Легко ступаю летними полями, хотя я призрак» [214] .

214

Нобуо Цудзи, In un mondo di fantasia: le opere tarde di Hokusai, 1999 г., с. 79–88.

Журавль: полет в вечность

Представьте, что вы стоите на вершине самой высокой горы в мире, а тысячи журавлей летят над величественными заснеженными пиками сквозь полосу облаков. Эта история восходит к октябрю 1969 года, когда немецкий орнитолог Йохен Мартенс стал свидетелем невероятной картины. Он видел, как тридцать тысяч журавлей пролетели над Гималаями во время их ежегодной миграции на Индийский субконтинент. Стоя на скале над одним из самых глубоких ущелий в мире, где река Кали-Гандаки течет из Тибета через Непал, Мартенс подробно задокументировал захватывающее перемещение птиц над вершинами Аннапурны и Дхаулагири, а затем опубликовал свои результаты в орнитологическом журнале Die Vogelwart в 1971 году [215] .

215

Джон Мартенс, Zur kenntnis des Vogelzuges im nepalischen Himalaya, в Die Vogelwart (1971 г.), гл. 26, с. 113–128.

Шумная стая журавлей, летящих в характерном V-образном строю, является одним из чудес природы. Любой, кто наблюдал за тем, как парят такие большие птицы, никогда не сможет об этом забыть. На протяжении многих поколений людей очаровывало данное зрелище, а также танец и ухаживания журавлей.

Интерес к миграции этих птиц восходит к временам древнегреческих философов, в том числе Аристотеля. В десяти томах «Истории животных» [216] мыслитель рассказывает о перемещении журавлей и других пернатых с самых высоких до самых низких высот. Способность этих птиц совершать длительные и трудные путешествия упоминается и в других классических произведениях – от Гомера до Плиния Старшего. А различные мифы и легенды о журавлях появились еще в древности. Одна из них рассказывает о птицах, несущих на спине более мелких пернатых во время ежегодных миграционных перелетов, особенно через море. Другая легенда повествует о том, как во время долгих путешествий некоторые особи по очереди охраняют стаю, стоя на одной ноге и держа камень в другой. Если они засыпают, камень падает и пробуждает их [217] . Эти сказочные истории характерны для различных культур мира, в которых журавлей считают вечными символами долголетия, святости, удачи и красоты. Различные виды этих птиц действительно всегда обитали в непосредственной близости к человеческим поселениям.

216

Аристотель, «История животных», книга VIII, 12 в «Фрагменты стоиков. Аристотель», Плутарх, Порфирий, L’anima degli animali, Турин, изд. Einaudi, 2015 г., с. 30–31.

217

Питер Тейт, Flights of fancy. Birds in myth, legend and superstition, Нью-Йорк, изд. Delacorte Press, 2007 г., с. 14.

По словам Пола Джонсгарда, выдающегося орнитолога и почетного профессора Университета Небраски, журавли – одна из старейших существующих групп пернатых. Они встречаются на всех континентах, кроме Антарктиды и Южной Америки. Согласно найденным останкам, возрастом девять миллионов лет, канадский журавль (Antigone canadensis) является старейшим из сохранившихся видов птиц. В мире насчитывается пятнадцать различных видов журавлей, один из которых – стерх (Leucogeranus leucogeranus) – находится под угрозой исчезновения. В начале этого века подвид стерха, который раньше в зимние месяцы мигрировал в Индию, был объявлен вымершим. В сегодняшюю эпоху антропоцена все журавли сталкиваются с какой-либо косвенной или прямой угрозой, связанной с деятельностью человека. Вслед за стерхом, согласно Международному фонду охраны журавлей [218] , в зону риска попали еще три вида: американский журавль (Grus americana) в Северной Америке, маньчжурский журавль (Grus japonensis) в северо-восточной Азии и восточный венценосный журавль (Balearica regulorum) в странах Африки к югу от Сахары. Затем этот же фонд сообщил, что семь из пятнадцати существующих видов находятся под угрозой исчезновения.

218

www.savingcranes.org/species-field-guide.

Журавль вездесущ как в мирные, так и в военные времена. По данным орнитологов, более трети сокращающейся популяции японского журавля зимует в Корейской демилитаризованной зоне (ДМЗ), на одной из самых опасных границ в мире. Эта территория, длиной примерно двести пятьдесят километров и шириной четыре километра, делит полуостров пополам. В настоящее время основным местом обитания журавлей и других перелетных птиц является деревня Янцзы, расположенная в южной части демилитаризованной зоны. Эти пернатые добавили региону экзотики, и теперь Янцзы известна как «деревня перелетных птиц».

Излюбленным героем картин в соседних Японии и Китае являются маньчжурские, также известные как японские журавли, олицетворяющие удачу, верность, долголетие и бессмертие. В китайском боевом искусстве кунг-фу многие движения были вдохновлены поведением этих птиц в их естественной среде обитания. Также хорошо известна и признана во всем мире японская традиция оригами (искусство складывания фигурок животных из бумаги). Согласно древним легендам, эта птица исполняет желание любого, кто может сложить тысячу бумажных журавликов.

Осенью 1969 года в Гималаях Йозен Мартенс наблюдал трудный миграционный полет журавлей-красавок (Grus Virgo). В конце августа эти мигрирующие птицы прибывают на Индийский субконтинент с равнин Средней Азии, пересекая опасный горный массив Гиндукуш и Гималаи. Особи данного вида похожи на прекрасных принцев и принцесс с блестящими красными глазами и задорным белым хохолком на черной голове, который развевается на ветру.

Журавли-красавки, как и все другие виды, летают с вытянутой головой и ногами. Мартенс подтвердил предположения о том, что данные пернатые достигают высоты 4875–7925 метров, что является одним из рекордов среди летающих птиц. Многие особи умирают от усталости и голода или становятся жертвами орлов во время трудного путешествия, когда они пересекают высокие горы. Основываясь на наблюдениях Мартенса, Шуничи Мияучи (бывший сотрудник Японского метеорологического агентства и метеорологический консультант Японской ассоциации парящих и Японского общества гонок голубей) предположил, что журавль может пролететь от трехсот километров, начиная с Гималаев, на высоте более восьми тысяч метров.