13 способов ненавидеть

Александра умолкла. Бенедикт, которому этот разговор был со всей очевидностью важен, желал меж тем не ее ответа и не ее мнения. Он искал доказательств своей правоты. В каких-то одному ему ведомых идеях...

– Хорошо, – сказала она. – Расскажите, что думаете об отношениях вы. Любовных или дружеских. У вас на это свой взгляд, верно?

– Одни потребляют других.

– Бенедикт...

– Замолчите! Я не нуждаюсь в проповедях!

– Да я и не собиралась...

– Замолчите же, наконец! – Он нервно дернул ручку двери, словно хотел проверить, заперта ли она.

Александра подчинилась. У него есть второй ключ от ее двери, она не забыла...

...Она решила, что он ушел к себе в комнату, потому что до нее не доносилось больше ни звука. Но выйти она не отважилась. И правильно сделала. Голос его долетел с кухни, – видимо, все это время он сидел там, в полной тишине.

– Вы верно сказали, рэкет... Моя мать изменяла моему отцу... И дело даже не в самом факте – больше половины супружеских пар подвержены изменам, по статистике. Но она изменяла открыто, нагло. Смеясь ему в глаза. Она знала, что он ее так любил, что не осмелился бы на разрыв... Она приходила ко мне среди ночи и пахла не моим папой – она пахла чужими мужчинами, когда наклонялась меня поцеловать... Я ненавидел этот запах. Я ненавидел ее поцелуи. А он – он ее жалел.

– Так, может... – осмелилась Александра, – это и есть великодушие?

– Величие души должно быть по размеру души! Какое, к черту, великодушие может быть у мужчины, об которого каждый день вытирают ноги, а?! Он не был великодушным, он просто любил ее. И страдал. Потому что она отняла у него все, даже меня! И папа с этим смирился... Когда я заговорил, она была в восторге. А папа испугался. Он давно чувствовал, что я все понимаю. И испугался, что я это ему скажу...

Я не сказал, нет. Я слушался мать, которая с упоением нанимала мне учителей, чтобы я догнал школьную программу. И за два года я догнал и перегнал. Она очень гордилась мною... Знаете, почему? Потому что это придавало ей образ матери-жертвенницы, которая вытащила своего ребенка из сложной психологической болезни. Которая самоотверженно боролась за него – и победила. И теперь я оказался лучшим из лучших в школе! Она носила этот ореол мученицы-страдалицы-героини, как орден. Она даже успевала между своими любовниками давать интервью о воспитании детей-аутистов. Хотя она не могла не знать, что вытащил меня своим терпением и любовью папа! Это он занимался мною, бессловесным ребенком! Пока она шлялась по мужикам!

Но она украшала себя мной, как будто я был бездушный предмет... Она таскала меня везде с собой, даже к любовникам. Я нужен был ей для ореола, я был ее украшением... И я сидел и слушал, что происходит в другой комнате, куда они ушли, чтобы "поговорить по делу"... Она предавала папу каждым вздохом и стоном, который доносился до меня, я это чувствовал... И мне хотелось ее задушить, чтобы больше никогда не слышать этих вздохов и стонов, вырывающихся из ее горла...

Папе я ничего не рассказывал – жалел его. Хотя он и так знал... Наверное, когда я заговорил, да еще и продемонстрировал успехи в школе, папа потерял смысл жизни. Ему стало не за что бороться. А мать – она... Она нами обоими пользовалась, как предметами. Она даже его лавры любви и терпения присвоила себе... А его потом выбросила, как старые носки...

Впрочем, я это понял позже. Когда однажды я пришел из школы и увидел папины носки. На уровне моих глаз. Старые, с дырками на уровне больших пальцев, темно-зеленые носки. Они чуть съехали с его щиколоток, потому что резники давно растянулись... Папа висел под люстрой, а носки как раз были перед моими глазами...

28 октября

Ваня с Игорем доложились: они довели Диковича до Лобни. Точнее, немного дальше – они прекратили слежку, когда он, проскочив Лобню, съехал на бетонку, ведущую в направлении Круглого озера.

На следующий день, в четверг, они втроем устроили засаду на бетонке, в надежде, что Бенедикт снова поедет на дачу.

Их надежды оправдались: "Вольво" под знакомыми номерами показался на дороге в районе девяти вечера. На этот раз они довели его до села Мышецкое – дальше следить было опасно, даже по очереди.

Они собрались в джипе Алексея, склонившись над картой. Но дорог и направлений, ведущих из села, было все еще слишком много... Значит, придется продолжать завтра.

Александра. 29 октября

...За последующие три дня Бенедикт не адресовал ей ни слова. Он приходил – она слышала, как он что-то делал на кухне, потом в ванной, потом он уходил в свою комнату. Уезжал он очень рано утром, когда Александра еще спала.

Меж тем он сказал ей далеко не все, что собирался, она чувствовала. Но он явно передумал откровенничать с ней...

Или просто не смог.

А ей хотелось узнать: почему? Почему он убивает женщин? То, что он рассказал ей о своей матери, все это было понятно. Явление отнюдь не уникальное, таких женщин Александра знавала – мастериц превратить каждый вздох и каждый шаг в кирпичик для пьедестала собственному тщеславию.

Впрочем, и мужчин таких она знавала... И хуже знавала, страшнее и беспощаднее. Как Тимур. С той только разницей, что ее страдание и омерзение пришлось не на детскую психику. Детство ее было счастливым, полным любви и доверия, – наверное, потому у нее и достало сил все вынести...

Но, с другой стороны, сколько вокруг людей, вышедших из трудного, мрачного детства, окрашенного в цвета нелюбви, приправленного вечными домашними разборками, а то и порками! Меж тем эти люди не стали убийцами, вот в чем проблема. Почему же он, Бенедикт, – стал?

Ей хотелось узнать это, но он молчал, и она не представляла, как подступиться к разговору. Точнее, просто боялась. У него ведь есть второй ключ.

Она решилась в пятницу.

– Бенедикт, можно вам задать вопрос? – спросила она, заслышав его шаги.

– Вы хотите взять у меня интервью? – треснул смешок за дверью.

– Нет. Какие у вас странные мысли...

– Чем же странные? Вы все таковы, женщины. И вы тоже пытаетесь использовать меня для своей журналистской карьеры. Наверное, уже предвкушаете, как выйдете отсюда и напишете большую статью или даже книгу: "Как я была в плену у маньяка". Это очень модно, деньги хорошие заработаете.

Вот оно что... Вот почему он не рассказал ей то, что собирался... И какими же словами убедить его, что у нее и в мыслях подобного не было?!

Нет таких слов. Словам он не поверит. Бесполезно и пытаться.

– По правде говоря, мне это в голову не пришло... Но теперь я подумаю над вашей идеей, – Александра решила идти ва-банк. Ему нравится такая версия? Что ж, он ее и получит! – Действительно, можно написать статью. Или книгу. И заработать хорошие деньги.

Смешок треснул прямо под ее дверью.

– Ценю вашу честность. Но я не позволю использовать меня как предмет для ваших нужд. Слышите? Я не позволю собой манипулировать!

– Разве я пытаюсь? Я ведь ваша пленница, полностью зависима от вас...

– О, как вы хитры! Вы у меня в плену, да, но, покуда вы способны говорить, вы будете пытаться манипулировать мной – морально, словами! Пока я не заставляю вас замолчать! Вы влезаете в мозг, вы разрушаете его изнутри, вы гадите там, оставляете свои гадкие личинки, которые потом начинают разъедать сознание! Вы, все вы, женщины, бабочки-капустницы, – вы хотите, чтобы от меня остались только дырявые носки!