1356

– Сир Робби! Приведите девушку и мальчика, - он распахнул первую попавшуюся дверь и оказался в маленькой комнате, где вокруг стола с кувшинами, воронками и кубками стояли бочки с вином.

Он смахнул всё со стола.

– Это подойдет, - сказал он, - и принесите свечи!

Он погладил сокола

– Ты голоден?
– спросил он птицу.
– Мой дорогой голоден? Скоро мы тебя накормим.

Он стоял у одной из стен маленькой комнаты, когда Робби ввел Женевьеву через дверь.

Он прижимала платье к груди.

– Похоже, ты уже встречался с этой еретичкой?

– поинтересовался отец Маршан у Робби.

– Да, отец, - ответил тот.

– Он предатель, - заявила Женевьева и плюнула Робби в лицо.

– Он поклялся служить Господу, - сказал отец Маршан, а ты проклята Богом.

Скалли втащил в дверь Хью и толкнул его к столу.

– Свечи, - потребовал у Скалли отец Маршан.
– Принеси несколько из зала.

– Нравится видеть, что делаешь, да?
– осклабился Скалли.

– Иди, - приказал отец Маршан грубо, а потом повернулся к Робби.
– Хочу, чтобы она была на столе. Если будет сопротивляться, можешь ее ударить.

Женевьева не сопротивлялась. Она знала, что не сможет драться с Робби и наводящим ужас человеком с костями в волосах, который принес две большие свечи и поместил их на винные бочки.

– Лежи спокойно, - приказал ей отец Маршан, - или умрешь.

Он увидел, как она задрожала. Она положила руки на грудь, чтобы удерживать порванное платье на месте, и теперь священник отвязал путцы от своей перчатки и поместил сокола на ее запястье.

Когти вонзились в нежную кожу, и она приглушенно взвыла.

– ‘In nomine Patris, - тихо произнес отец Маршан, - et Filii, et Spiritus Sancti, amen.
– Сир Роберт.

– Отец?

– У нас нет нотариуса, чтобы записать признание грешницы, так что слушай внимательно, ты будешь свидетелем всего сказанного. Твой священный долг - запомнить всю правду.

– Да, отец.

Священник посмотрел на Женевьеву, лежащую с закрытыми глазами и сложенными руками.

– Грешница, - тихо сказал он, - поведай мне, зачем вы ездили в Монпелье.

– Мы отвозили туда английского монаха, - ответила Женевьева.

– Зачем?

– Он должен был учиться медицине в университете.

– Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что Бастард проделал весь этот путь в Монпелье лишь для того, чтобы сопроводить монаха?
– спросил отец Маршан.

– Это была услуга его сеньору, - объяснила Женевьева.

– Открой глаза, - приказал священник. Он по-прежнему говорил очень тихо и подождал, пока она выполнит приказ.
– А теперь скажи мне, ты слышала о Святом Жуньене?

– Нет, - ответила Женевьева.

Сокол в клобуке не сдвинулся с места.

– Ты ведь отлучена от церкви?

Она поколебалась, но потом коротко кивнула.

– И отправилась в Монпелье, чтобы оказать любезность монаху?

– Да, - сказал она слабым голосом.

– В твоих интересах, - заявил отец Маршан, - говорить правду, - он наклонился и развязал клобук, сняв его с головы птицы.

– Это каладрий, - сказал он ей, - птица, которая может узнать, говоришь ли ты правду или врешь, - Женевьева заглянула соколу в глаза и содрогнулась. Отец Маршан сделал шаг назад.

– А теперь поведай мне, грешница, зачем вы отправились в Монпелье?

– Я ответила тебе, чтобы сопроводить монаха.

Ее крик пронесся эхом по всему замку.

Глава девятая

Роланд был внезапно разбужен криком.

Граф и не подумал предоставить им постели. Замок был наводнен людьми, ожидающими выступления к Буржу, и они спали где придется.

Многие все еще пили в большом зале, а другие легли спать во дворе, там же находились и лошади, которым не нашлось места на конюшне, но сообразительный оруженосец Роланда Мишель отыскал сундук, наполненный знаменами, и разложил их на каменной скамье в прихожей часовни.

Роланд только что заснул на этой импровизированной постели, как крик прокатился эхом по коридорам. Он проснулся и был сбит с толку, подумав, что снова дома, с матерью.

– Что это?
– спросил он.

Мишель всматривался в длинный коридор и ничего не ответил. Затем по коридору прокатилось эхо гневного рева, которое полностью пробудило Роланда.

Он скатился со скамьи и схватил меч.

– Сапоги, сир?
– спросил Мишель, протянув их ему, но Роланд уже бежал.

Человек в конце коридора выглядел встревоженным, но вроде бы никто больше не был обеспокоен воплями и криком. Роланд толкнул дверь винного склада и застыл.

Комната была почти полностью погружена в темноту, потому что свечи упали, но в тусклом свете Роланд разглядел Женевьеву, сидящую на столе, прижимая руку к глазу.

Ее разорванное платье упало к талии. Отец Маршан с окровавленными губами распростерся на спине, обезглавленный сокол валялся на полу, а Скалли ухмылялся.

Робби Дуглас стоял, держа меч над священником и, как только на месте происшествия появился Роланд, шотландец еще раз стукнул Маршана рукояткой меча.

– Ублюдок!

Хью ревел, но увидев Роланда, подбежал к нему. Роланд рассказывал ему истории и нравился Хью, мальчик приник к Роланду, вздрогнувшему, когда Робби нанес священнику удар в третий раз, стукнув его головой о бочку.

– Ты собирался ослепить ее, ублюдок?
– прокричал Робби.

– Что..., - начал Роланд.

– Нужно уходить!
– крикнула Женевьева.

Скалли, казалось, нравилось то, что он видел.

– Милые титьки, - сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, и эти слова, казалось, заставили Робби осознать, что он натворил.

– Куда уходить?
– спросил Робби.

– Найди какую-нибудь нору и заройся в нее, - посоветовал Скалли, а потом снова перевел взгляд на Женевьеву.
– Немного маловаты, но милые.

– Что случилось?
– наконец-то смог спросить Роланд.

– Ублюдок хотел ее ослепить, - объяснил Робби.

– Мне нравятся титьки, - сказал Скалли.

– Заткнись, - рявкнул ему Робби. Он считал, что нашел цель жизни и духовное утешение в ордене Рыбака, но зрелище сокола, целящегося своим клювом в глаз Женевьевы, открыло его собственные глаза.