17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера том II

— Ясно. А что за артефакты-то?

Но в этот момент генератор зашумел, в бункере зажегся свет.

Вот черт. Оглядевшись, я испытал острое разочарование. Никаких дисколетов в бункере припарковано не было. Собственно, дисколет сюда наверняка бы и не влез. Несмотря на огромные ворота, бункер представлял собой выдолбленное в скале помещение площадью всего в пару десятков квадратных метров.

А находилось тут всего лишь три ящика. Два деревянных и небольших, маркированных грузами ??, и третий — большой контейнер, выше человеческого роста, металлический и без маркировки. Размеры контейнера были таковы, что в него бы влезло штуки четыре стиральных машин.

— Ну и что из этого опасно открывать? — поинтересовался я.

— Контейнер, — забеспокоился директор Вюст, — Я же сказал: контейнер. Все остальное смотреть можно, но контейнер ни в коем случае не трогайте, рейхсфюрер.

Ага. Как бы не так.

Я оглядел мою «команду по спасению мира от фашизма».

— Ну вот что. Со мной идут Гротманн, Вюст, фон Грёнхаген… И Вирт еще, нам пригодится специалист по Гиперборее. Юнга и Аденауэра тоже давайте сюда. И еще пару эсэсовцев, тех, которые из «Мертвой головы», из охраны Равенсбрюка.

Последних я взял с собой, чтобы скормить их в случае чего той твари, что сидит в загадочном контейнере. А Юнга и Аденауэра я взял, потому что мне были нужны разумные люди рядом.

— Остальным ждать снаружи, в бункер не ходить, — распорядился я.

Не хватало еще трогать древний артефакт в компании безумцев. Не говоря уже о том, что с Левиным и Виллигутом находится в одном помещении было банально неприятно, а то и просто опасно. Левин глядел на меня так, как будто хотел навести порчу, а у Виллигута вообще ни проблеска адеквата в глазах.

— Папа, а как же я? — послышался обиженный голосок моей дочери.

Гудрун была одета в форму ??– мана, которую ей подобрали по размеру в замке, но форма все равно висела на девочке мешком. В замок мою дочку привезли в её униформе «Союза немецких девушек», которая для прогулок по скалам и болотам не годилась, потому и пришлось нарядить Гудрун эсэсовцем.

Сейчас дочка глядела на меня во все глаза.

— Уговорила, — вздохнул я, — Ты тоже.

Почему бы девочке не поглядеть на гиперборейский артефакт, в конце концов?

Я в компании указанных лиц вошел в бункер.

Первым мы вскрыли деревянный ящик. Внутри ожидаемо оказалось какое-то дерьмо — черные круглые диски, металлические, покрытые непонятными знаками. Целый ящик непонятных дисков. Я будто снова оказался в России 90-х на барахолке, где продавали CD.

Нет, это точно не дисколеты, вот на этих дисках не полетишь. Впрочем, это и не дискеты для гиперборейских компьютеров. Просто какие-то древние записки на непонятном языке. Нечто вроде шумерских табличек, только те были глиняные, а эти из металла, и круглые.

— Ну и что это за карельский народный фольклор? — разочарованно поинтересовался я.

— Рунические записи, на гиперборейском, — доложил фон Грёнхаген.

— И что в них написано?

— Никто не знает, шеф, мы же не умеем читать гиперборейские руны. От наших германских они сильно отличаются, как видите.

— Вирт? — потребовал я ответа у крупнейшего специалиста по Гиперборее.

Вирт взял один из дисков, покрутил в руках, надел очки, попытался читать. К чести Вирта, пудрить мне мозги он не стал.

— Не знаю, рейхсфюрер, — честно признался Вирт, — Мне показывали одну такую штуковину, еще шесть лет назад, сразу после карельской экспедиции. Однако, увы, я не могу это прочесть, гиперборейский язык не дешифрован.

— Собственно, мы на самом деле уже успели исследовать эти таблички, в 1937, — доложил Вюст, — Но никакой информации мы из них не выжали.

— А что по металлу? Что это за материал?

— Непонятный материал, шеф. Состав неясен. Воспроизвести мы его не можем, хоть он и очень прочный, прочнее стали, и во много раз её легче. При желании из этих табличек можно сделать пару защитных панцирей для солдат. Или обшить ими один танк.

— Хм… Я подумаю над этим.

Идея-то неплохая, если металл и правда прочный, не имеющий аналогов. Вот только это же варварство, а вдруг на этих табличках и правда написано нечто важное? В любом случае, надо будет потом более подробно исследовать материал, из которого эти диски изготовлены.

Потом был вскрыт второй ящик.

Внутри оказалась стеклянная банка, в таких обычно маринуют огурцы. В банке плескалась какая-то темная жижа, непонятного цвета и структуры.

— А это что? Содержимое гиперборейского нужника, я так понимаю?

— Возможно, — ответил фон Грёнхаген, — Мы точно не знаем. Мы это толком не исследовали. Но в городе гиперборейцев была яма, заполненная вот этим веществом. Я взял оттуда образец, который вы сейчас и наблюдаете. Вещество никакой опасности не представляет. Но и пользы, видимо, тоже не несет. Могу только сказать, что это не горючее, а какая-то органика неизвестного происхождения.

— А банка?

— Банка не гиперборейская. Она из-под соленых лимонов, рейхсфюрер. В составе моей экспедиции был итальянец, он и предоставил банку. Ну знаете, итальянцы любят лакомиться солеными лимонами…

— Ясно.

Я разочаровывался все больше. Конечно, если я еще проживу некоторое время — надо непременно передать и банку, и диски квалифицированным ученым. Вот только я сильно сомневался, что даже они смогут извлечь из этого нечто продуктивное.

Теперь остался только контейнер, тот, который мне отрекомендовали, как опасный.

— Ну а там что?

Сотрудники Аненербе переглянулись.

— Мы не знаем, рейхсфюрер, — сказал Вюст.

— То есть? Контейнер же явно не гиперборейский. Фон Грёнхаген, объяснитесь.

Фон Грёнхаген теперь выглядел чуть растерянным, даже напуганным:

— Тут сложно, рейхсфюрер… В общем, дело было так. Наши финские рабочие забрели в какой-то подземный зал гиперборейского города. И что-то там нашли. Что именно — я так и не понял. Но что-то крупное. Я предоставил им контейнер для транспортировки, чтобы они вытащили эту штуковину, которую они нашли, наверх. Штуковину погрузили в контейнер, его мы достали через пролом в потолке подземного зала, лебедкой. Потом стали тащить рабочих оттуда же, но они… Короче, они все сошли с ума, рейхсфюрер. Тронулись головой, не могли сказать ничего членораздельного. И мы их всех на обратном пути сдали финнам, те поместили их в дурдом, где они, насколько мне известно, находятся до сих пор. Никто из них в себя так и не пришел. Так что в этом контейнере — нечто, что сводит с ума любого, кто взглянет на него.