17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера том II
Шрифт:
— Нет, бомбить сегодня не будут, — хмыкнул Черчилль, вылезая из лимузина и раскуривая сигару.
Иден вздрогнул.
— Как всегда читаете мои мысли, сэр…
— Элементарно, Ватсон, — ответил Черчилль, — Вы поглядели на небо, так что разгадать ваши мысли мне было нетрудно. Кстати, помните наш последний авианалет на Берлин, первого мая?
Иден кивнул. Авианалет, самый массированный за всю весну 1943, окончился полным провалом, большая часть самолетов была просто потеряна. Целью налета тогда была клиника «Шарите», где по сообщения разведки собралось все руководство Рейха, включая Гитлера, Гиммлера и Бормана.
— Это Гёрделер и дал нам наводку, — сообщил Черчилль,
— Ваш план, в отличие от немедленного заключения мира, предполагает гибель огромного количества людей, сэр, — честно озвучил свое мнение Иден.
Черчилль на это только пожал плечами:
— Да. Но все же меньшего количества людей, чем погибли бы в мире, где правит альянс большевиков с нацистами. Подумайте лучше о том, какое количество человек смогут убить вместе гестапо и НКВД, если поделят Европу. Вы хотели бы видеть Европу, состоящую полностью из концлагерей, Европу, огороженную колючей проволокой, всю перекопанную канавами, куда сваливают трупы? Я лично — нет. Так что мой план — победа не только для британцев. Но и для Европы, для мира и христианской цивилизации, для всей планеты, для будущих поколений.
— Очень на это надеюсь.
Иден хотел уже откланяться, он не собирался сейчас осматривать с Черчиллем Вестминстер, Идена срочно ждали в его собственном ведомстве.
Но Черчилль задержал министра:
— И вот еще что. Помнится, на нашей московской встрече со Сталиным, год назад, Сталин сказал мне: «Вы, британцы, боитесь воевать. Но рано или поздно вам придётся воевать, нельзя выиграть войну, не сражаясь». Ныне я намерен доказать Сталину обратное. С этого момента я намерен выиграть войну, почти не сражаясь, сэр.
Энтони Иден, министр иностранных дел Великобритании в 1940–1945 гг, затем в 1951–1955 гг. Британский премьер-министр в 1955–1957.
Вестминстерский дворец после немецких бомбежек 1941.
Группа армий «Норд», Куровицы, 4 мая 1943 вечер
Уже на закате колонна немецкой армии растянулась на марше, до самого горизонта.
Унтер-фельдфебель Ганс Шваб слышал, как офицеры говорили, что они сейчас возле неких «Куровиц». Еще говорили, что скоро будет город, укрепрайон, где можно будет встать на постой.
Но Ганс Шваб глядел по сторонам и не видел ни Куровиц, ни города, ни укрепрайона, только бескрайние русские поля и леса. Колонна двигалась с самого утра, все смертельно устали. Слава Богу, не было дождя. Русский снег уже растаял, русские дороги уже просохли, но не полностью. Состояние дорог оставляло желать лучшего, так что колонна продвигалась
медленно.Куда продвигалась? Зачем продвигалась?
Этим вопросом задавались сейчас все, но ответа не знал никто. Говорили про отступление, говорили про мир с большевиками, говорили даже про конец войны или про измену немецких генералов, убивших фюрера и заменивших его двойником. Говорили все смелее, а Geheime Feldpolizei (Тайная полевая полиция, «армейское гестапо», как её называли) бездействовало и на разговорчики больше не реагировало. Никто ничего толком не знал и не понимал, так что соратники Ганса Шваба озвучивали самые дикие догадки.
Было ясно одно: дан приказ на передислокацию на запад, из Вырицы в некую Выру.
Унтер-фельдфебель Шваб очень скоро оказался в конце колонны, на перекрестках его подразделение Шталаг 661/V несколько раз останавливали, чтобы пропустить вперед боевые механизированные части. А дважды Шваба вообще сгоняли с дороги в лес, вместе с русскими военнопленными, которых Шваб конвоировал. И в лесу заставляли ждать, пока не проедут вперед грузовики, пока не промаршируют солдаты.
Вырицкому лагерю военнопленных никаких грузовиков не полагалось, так что русских пленников гнали пешком. Тысяча человек пленных была на марше уже целый день, и каждый из них за этот день получил лишь миску супа из полевой кухни. И вши, и тиф шли вместе с русскими, эти люди и так были слабы и измучены, когда вышли из Вырицы, так что Ганс Шваб полностью отдавал себе отчет в том, что этот марш — марш смерти. Большинство русских до цели скорее всего не дойдут, останутся лежать мертвыми в полях и лесах вдоль дороги.
Начальник шталага майор Клаус Шваб, дядя Ганса, дал указание просто расстреливать тех, кто не может идти. Сам майор ехал впереди в грузовике, вместе с большей частью охраны шталага. Майор не заботился о том, чтобы проконтролировать отданный приказ, так что Ганс решил его саботировать.
Это решение пришло к Гансу как-то само, он просто нутром почуял, что теперь это возможно, в воздухе витал хаос, предчувствие непонятно чего. Конца войны что ли? Может так, а может и нет.
В любом случае, это едва уловимое ощущение грядущих перемен, хоть оно само и было эфемерным, неожиданно придало Гансу отчаянной решимости. Так часто бывает: слабое чувство вдруг порождает другое чувство, но уже сильное. Алхимия души человеческой — загадка.
Позади Ганса и его военнопленных по дороге тянулась колонна русских — тех, кто предпочел покинуть Вырицу и уйти с немецкой армией. Большинство из них сотрудничали с германской армией, так что теперь опасались возмездия со стороны большевиков, если Вырица снова вернется Сталину. Полицаи, священники, сельский староста, просто зажиточные крестьяне…
У этих никаких автомобилей, разумеется, не было, русские тащились на телегах, везли свои семьи, многие также гнали скот — коров, коз, лошадей. Так что Ганс, нарушив прямой приказ командира, распорядился всех пленных, которые не смогут идти, просто грузить в телеги бежавшим из Вырицы русским. И предупредил владельцев телег, что пленники должны доехать до места назначения живыми.
Не то чтобы это спасло много жизней, двенадцать человек русских пленных уже умерли сегодня на марше просто от болезней и усталости. Да и места в телегах очень скоро кончились, беглецы из Вырицы и так двигались перегруженными, их телеги ведь тащили их собственных детей, жен, стариков и разные пожитки.
Но за весь день ни один русский пленный расстрелян не был. Это, конечно, не успокоило совесть Ганса, не сняло с него ответственности за все те мерзости, которые он успел сотворить на русской земле, но это было хоть что-то…