1812. Великий год России(Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года)

Немало способствовала национальному воодушевлению и только что зародившаяся тогда в России политическая карикатура. Ее представляли классик национальной живописи А.Г. Венецианов, которого считают «талантливейшим и первым по времени русским карикатуристом» (Там же. С. 207), И.А. Иванов, И.И. Теребенев, А.О. Орловский. Все они едко высмеивали врага и тем самым усиливали общее чувство морального превосходства над ним, столь необходимое в национальной войне [1212] .

1212

Подробно см.: Верещагин В.В. Отечественная война: Русская карикатура. СПб., 1912.

Патриотический вклад в общее дело победы над Наполеоном вносили тогда деятели культуры не только русского и украинского, но и других народов России. Студент-медик Дерптского университета К.М. Бэр, впоследствии ученый с мировым именем, основатель эмбриологии, добровольно пошел на войну лечить русских раненых [1213] , а латышский просветитель Г. Меркел вел столь успешную пропаганду среди неприятельских солдат, что русские военные власти приравняли ее к «действиям 20-тысячной армии» [1214] .

1213

Бэр К.М.

Автобиография. М., 1950. С. 154–157.

1214

Валескали П.И. Жизнь и деятельность Г. Меркеля // Изв. АН Латв. ССР. 1969. № 10. С. 53.

М.И. Кутузов в те декабрьские дни 1812 г., когда вся Россия торжествовала победу, радовался, естественно, более других. «Я почитаю себя щастливейшим из подданных… Вашего Величества», — написал он Александру I 19 декабря (20. Ч. 2. С. 549). В откровенном разговоре с А.П. Ермоловым Кутузов признался: «Голубчик! Если бы кто два или три года назад сказал мне, что меня изберет судьба низложить Наполеона, гиганта, страшившего всю Европу, я, право, плюнул бы тому в рожу» (15. С. 258) [1215] . Все время, проведенное в Вильно до приезда туда Александра I, т. е. с 11 до 23 декабря, фельдмаршал, по словам того же Ермолова, «покоился на пожатых лаврах», и «ничто до слуха его допускаемо не было, кроме рабственных похвал льстецов, непременных спутников могущества» (15. С. 259, 260) [1216] .

1215

Ермолов подчеркнул здесь, что он передает сказанное Кутузовым «в точных выражениях».

1216

8 декабря Александр I пожаловал Кутузову титул князя Смоленского за все его «незабвенные заслуги» и особенно за бои «в окрестностях Смоленска» (т. е. под Красным), а не за Березинскую операцию (20. Ч. 2. С. 545).

Однако Кутузов видел и дорогую цену победы, одержанной, на взгляд со стороны, легко и быстро. Ведь как ни осторожничал «светлейший», руководимая им победоносная русская армия, преследуя Наполеона, понесла потери, немногим меньше, чем побежденная и чуть ли не «полностью истребленная» французская армия. Документы свидетельствуют: армия Наполеона вышла из Москвы численностью 115,9 тыс. человек, получила в пути подкрепления 31 тыс., а на границе от нее осталось 14,2 тыс. человек (39. Т. 2. С. 315; Т. 3. С. 162–163): общие потери — 132,7 тыс. человек [1217] . Кутузов вышел из Тарутина во главе 120-тысячной армии (не считая ополчения), получил в пути как минимум 10-тысячное подкрепление, а привел к Неману 27,5 тыс., человек (20. Ч. 1. С. 361, 440; Ч. 2. С. 552), потери — не менее 120 тыс. человек. «Главная армия, — рапортовал Кутузов Александру I из Вильно, — пришла в такое состояние, что слабость ее в числе людей должно было утаить не только от неприятеля, но и от самих чиновников, в армии служащих (20. Ч. 2. С. 551). Ф. Стендаль был близок к истине, заявив, что «русская армия прибыла в Вильно не в лучшем виде», чем французская [1218] .

1217

Главным образом то были пленные. Подсчитано, что общее число военнопленных к 1 января 1813 г. превысило 216 тыс., т. е. более трети всей «Великой армии» (Сироткин В.Г. Наполеон и Россия. М., 2000. С. 185).

1218

Стендаль Ф. Собр. соч. М.; Л., 1950. Т. 14. С. 108. Общие потери русских войск за всю войну 1812 г. приближались к 300 тыс. человек (Шведов С.В. Комплектование, численность и потери русской армии в 1812 г. // История СССР. 1987. № 4. С. 139).

Советские и постсоветские историки либо обходят общую цифирь русских потерь молчанием (Н.Ф. Гарнич, Б.С Абалихин, В.Г. Сироткин, О.В. Орлик), либо глухо упоминают о ней в контексте разных цифр, либо даже намеренно преуменьшают ее, уверяя нас, что к Неману вышла «половина (?! — Н. Т.) той армии, что стояла у Тарутина» [1219] , т. е., надо полагать, 60 тыс. человек, не считая ополчения.

Ослабевшая более чем на три четверти «в числе людей», русская армия к тому же «потеряла вид»: она больше походила на крестьянское ополчение, чем на регулярное войско, что и вызвало у вел. кн. Константина Павловича на параде в Вильно крик возмущения: «Эти люди умеют только драться!» [1220] .

1219

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история. От Екатерины Великой до Александра II. М., 1994. С. 499; История России. С нач. XVIII до кон. XIX в. / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 2000. С. 317.

1220

Тургенев Е.И. Россия и русские. М., 1907. Ч. 1. С. 25.

Учитывая состояние Главной армии, Кутузов в рапортах Государю от 13, 14 и 21 декабря настойчиво предлагал дать ей отдых «до двух недель», «ибо, если продолжить дальнейшее наступательное движение, подвергнется она в непродолжительном времени совершенному уничтожению» (20. Ч. 2. С. 495, 502, 582). Отсюда некоторые историки, включая Е.В. Тарле, уже делали вывод о том, что Кутузов будто бы имел целью «выгнать Наполеона из России и — ни шагу далее» (32. Т. 7. С. 709). Главной же опорой для такого вывода служили прямые свидетельства столь разных людей, как недруг Кутузова английский комиссар при его штабе генерал Р. Вильсон и доброжелатель фельдмаршала государственный секретарь Российской империи адмирал А.С. Шишков — оба они ссылались на свои разговоры с Кутузовым (Там же. С. 678, 729–730). Просто отбрасывать их свидетельства, как это делали Л.Г. Бескровный и П.А. Жилин, нет оснований. Но в главном советские военные историки правы: Кутузов против заграничного похода русских войск официально не возражал.

Фельдмаршал мог, конечно, в частных разговорах с Шишковым и особенно с Вильсоном поворчать о тяготах и ненадобности для России заграничного похода, тем более что непрестанное понукание со стороны Англии, готовой, как тогда говорили, «биться с Наполеоном до последней капли крови… русского солдата», раздражало его. Он даже самому Александру I будто бы сказал при встрече с ним в Вильно: «Ваш обет исполнен, ни одного вооруженного неприятеля не осталось на русской земле. Теперь остается исполнить и вторую половину обета: положить оружие» [1221] . Сказал, но не настаивал на сказанном. «Когда он, — говорил Кутузов Шишкову о Государе, — доказательств моих оспорить не может, то обнимет меня и поцелует; тут я заплачу и соглашусь с ним» [1222] . Более того, преследовать врага за Неманом Кутузов планировал еще до прихода французов в Вильно (20. Ч. 2. С. 455, 495–496). Его декабрьские рапорты Царю предусматривали необходимый отдых только для Главной армии, тогда как менее изнуренным войскам Чичагова и Витгенштейна, а также казакам Платова предписывалось безостановочно «следовать за неприятелем до самой Вислы» (Там же. С. 499, 503, 582).

1221

Шильдер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб., 1905. Т. 3. С. 137 (свидетельство А.С. Шишкова).

1222

Там же.

23 декабря в 5 часов пополудни в Вильно прибыл Александр I. Кутузов встречал его у дворцового подъезда во главе почетного караула от лейб-гвардии Семеновского полка, «в парадной форме со строевым рапортом в руке». Император «прижал к сердцу фельдмаршала», принял от него рапорт и вместе с ним, «рука об руку», вошел во дворец. Уединившись с Кутузовым в своем кабинете, Александр I вел с ним разговор без свидетелей, а по выходе Михаила Илларионовича из царского кабинета обергофмаршал граф Н.А. Толстой «поднес ему на серебряном блюде орден Св. Георгия 1-й степени» [1223] . Поскольку Кутузов уже имел к тому времени Георгия 2 — 4-й степеней, он стал первым в России полным Георгиевским кавалером (после него таковыми становились еще три генерал-фельдмаршала: М.Б. Барклай де Толли в 1813 г., И.И. Дибич и И.Ф. Паскевич в 1829 г.).

1223

Там же. С. 132.

По впечатлениям графини С. Шуазель-Гуффье, Кутузов в те дни «казалось, изнемогал под бременем оказанных ему почестей и отличий, которые со всех сторон сыпались на него» [1224] . Среди прочего фельдмаршал получил портрет Александра I, украшенный бриллиантами, и золотую шпагу с алмазами, «гирляндой лавра из изумруда» и тоже с бриллиантами ценою 25 тыс. руб. (Михаил Илларионович при этом заметил, что «драгоценные камни слишком малы») [1225] . Жене своей, Екатерине Ильиничне, светлейший князь Смоленский, не дожидаясь царских наград, приготовил в подарок необычный трофей — «великолепный министерский портфель из черного сукна с золотой вышивкой, представлявшей с одной стороны французский герб, с другой — шифр Наполеона» [1226] .

1224

Шуазель-Гуффье С. Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе. М., 1912. С. 98.

1225

Там же. С. 116.

1226

Там же. С. 98.

На следующий день по прибытии в Вильно, 24 декабря (то был день рождения Императора) Александр I принял у себя всех генералов и приветствовал их словами: «Вы спасли не одну Россию, Вы спасли Европу» [1227] . В тот же день Император дал торжественный обед в честь Кутузова, а перед обедом в конфиденциальной беседе с Р. Вильсоном высказался о фельдмаршале так: «Мне известно, что фельдмаршал не исполнил ничего из того, что должен был сделать. Он избегал, насколько сие оказывалось в его силах, любых действий противу неприятеля. Все его успехи были вынуждены внешнею силою <…> Но московское дворянство стоит за него и желает, дабы он вел нацию к славному завершению сей войны. Посему я должен наградить этого человека орденом Св. Георгия <…> Впрочем, теперь я уже не оставлю мою армию и не допущу несообразностей в распоряжениях фельдмаршала» (8. С. 283). С этого дня Александр I, по наблюдению А.П. Ермолова, оставил при Кутузове лишь «громкое наименование главнокомандующего и наружный блеск некоторой власти», а «все распоряжения» исходили от самого Императора (15. С. 262, 263). Ермолов здесь преувеличил распорядительность императора, но общий смысл его взаимоотношений с фельдмаршалом определил верно. Начальником Главного штаба всех армий Александр I назначил самого близкого к нему, после А.А. Аракчеева, сановника генерал-адъютанта князя П.М. Волконского, а затем и вернул в армию барона Л.Л. Беннигсена (3. Т. 3. С. 350). При этом император неизменно оказывал сам и требовал от других (включая Р. Вильсона) оказывать Кутузову «подобающее почтение» (8. С. 283).

1227

Шельдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 134.

Не все генералы и офицеры русской армии радовались в те декабрьские дни 1812 г. фейерверку царских наград и выдвижений. Слышались и критические голоса. «Раздают много наград, но лишь некоторые даются не случайно, — писал 13 декабря из Вильно генерал-лейтенант Н.Н. Раевский жене Софье Алексеевне. — <…> Кутузов, князь Смоленский, грубо солгал о наших последних делах. Он приписал их себе и получил Георгиевскую ленту» [1228] . О Кутузове еще более резко высказался флигель-адъютант полковник А.А. Закревский (будущий граф, генерал от инфантерии, московский генерал-губернатор и министр внутренних дел): «Надели на Старую Камбалу Георгия 1-го класса. Если спросите, за что, то ответа от меня не дождетесь» [1229] . «Интриг — пропасть, иному переложили награды, а другому не домерили», — сетовал генерал от инфантерии А.М. Римский-Корсаков в письме к министру внутренних дел академику О.П. Козодавлеву [1230] , а лейб-гвардии полковник (известный в то время поэт-сатирик) С.Н. Марин уточнил ту же мысль: «За одного порядочного производятся пять дрянных, чему все свидетели» [1231] .

1228

1812–1814. Реляции… С. 236. «Наши последние дела» — это бои под Красным 16–18 ноября 1812 г.

1229

Безотосный В.М. Российский титулованный генералитет в 1812–1815 гг. // От Москвы до Парижа (1812–1814). Малоярославец, 1998. С. 36.

1230

Фельдмаршал Кутузов. С. 275.

1231

Марин С.Н., Милонов М.В. Стихотворения. Драматические произведения, сцены и отрывки. Письма. Воронеж, 1983. С. 147.