1905 год. Прелюдия катастрофы
Шрифт:
Об этой истории тоже стоит рассказать. 4 марта 1900 г. студенты в очередной раз собрались на демонстрацию. Полиция принялась их разгонять. Демонстранты оказались совсем не мирными овечками, они были вооружены металлической арматурой, а кое у кого имелись и револьверы. Правда, стрелять они, видимо, не умели, поскольку ни в кого не попали. В полицейских документах сказано, что представители власти «вынуждены были применить оружие», но данных о жертвах нет. Видимо, казаки лупили студентов шашками плашмя или не вынимая их из ножен — был у станичников такой метод вразумления. После драки особо «засветившихся» бунтарей отправили в армию. Такой ход многие считали неправильным.
«Это было одно из самых ошибочных
(А. Спиридович).
Тут, конечно, надо понимать, что для офицера Спиридовича служба в армии не представлялась каким-то очень уж страшным наказанием — а пойди-ка ты, парень, послужи. Он сам погоны носил с детства и просто не видел для себя иного жизненного пути.
Но у студентов было иное мнение. В революционных кругах такие действия властей расценили как дикий произвол. Вольнослушатель Берлинского университета Карпович решил отомстить — и отомстил. Совершив убийство, он мог бы скрыться — все растерялись, он успел бы уйти. Но Карпович предпочел сдаться. Он вспоминал:
«Как только я решил, сделалось так спокойно на душе, так тихо: временами было как-то уютно, тепло. Вот уже больше недели, но ни одного сомнения, ни один нерв не дрогнет. Ясно, очень ясно».
Такое поведение станет фирменным знаком эсеровских террористов. Этим они отличались от предыдущего поколения — от народовольцев. Те всегда планировали пути отхода после «акции», эсеры же о такой мелочи просто — напросто не задумывались. В их планы входило либо погибнуть на месте преступления, либо задвинуть пламенную речь на суде. Тем более что, в отличие от народовольцев, их было много. Тут уже действовал принцип «всех не перевешаешь». И вот как можно было бороться с такими людьми?
Карпович не был связан с существовавшими революционными организациями. Он посещал за границей народнические кружки, но за ним никто не стоял. По крайней мере, охранка никаких связей Карповича не раскопала, хотя копали хорошо. В итоге судили террориста «за умышленное убийство частного лица». Уже смешно: министр — и вдруг «частное лицо». Но тут власти правы. Карпович на суде просто, извините, выпрыгивал из штанов, провозглашая политический характер своего убийства. Что, власти должны были ему в этом помогать?
Стоит рассказать и о его дальнейшей жизни. Террорист был осужден на 20 лет каторги.
«Я был уверен, что буду судим военным судом и приговорен к смертной казни. Так я думал, и это не особенно устрашило меня. Но меня судят, оказывается, общеуголовным судом, и смертной казни нет в его распоряжении. Готового к смерти, меня, естественно, каторга не устрашит и уж, конечно, не исправит».
После Февральского переворота 1917 года Карповича, как и всех революционеров, освободили. Он решил уехать за границу. Но судно, на котором он плыл из Архангельска, торпедировала немецкая подводная лодка.
Кроме Карповича, нашлись и другие любители пострелять. 9 марта статистик Самарской земской управы Логовский пытался убить Победоносцева. Стрелял через окно и не попал. Это был тоже одиночка, хотя на допросе он заявил, что разделяет программу социалистов — революционеров.
Эти выстрелы и определили дальнейший ход событий. В конце 1901 года была создана партия социалистов — революционеров.
Ее основали четыре человека: В. Чернов, М. Гоц, Г. Гершуни и Е. Азеф, который уже тогда являлся платным сотрудником охранного отделения. О нем рассказ будет дальше, но и остальные тоже весьма интересные люди.Гоц являлся, так сказать, патриархом. В 1889 году он участвовал в знаменитом «якутском бунте» — группа политических ссыльных в Якутске попыталась возмутиться, и их выступление было подавлено весьма жестко. Гоцу во время подавления «бунта» повредили позвоночник, так что он был прикован к инвалидной коляске и, соответственно, ни к какой практической работе физически не способен.
Чернов тоже был теоретиком. Здоровенный мужик с рыжей бородой, он очень гордился, что является сыном крестьянина и в детстве даже пахал землю — редкий случай для революционеров той поры. Свое происхождение Чернов подтверждал тем, что уснащал свою речь бесчисленными народными поговорками и вообще очень любил говорить речи по любому поводу и без него. Он являлся главным теоретиком терроризма, обосновывая необходимость убивать наукобезобразными терминами. Эти двое могли бы болтать сколь угодно долго.
Однако провозгласить создание партии — не значит ее создать. Но тут выдвинулся человек совсем иного склада — Григорий Андреевич Гершуни. Это был выдающийся человек, что признавали и его противники. Л. А. Ратаев, начальник особого отдела департамента полиции, писал о Гершуни так:
«Этот человек производил сильное впечатление на всех, с кем сходился. Был ли то известный гипноз, или результат необыкновенно развитой силы воли, или же воздействие глубокого искреннего убеждения — не знаю, но обаяние личности Гершуни факт несомненный».
Что верно, то верно. В 1900 году Гершуни попался в зубы самому Зубатову, но сумел провести даже такого матерого «волкодава». Революционер долго каялся — дескать, его обманули и запутали, а он вообще-то белый и пушистый. При этом, что интересно, никого не сдал. Зубатов ему поверил и отпустил на волю.
«Одним из таких сбитых временно с его революционного пути оказался и знаменитый по последующей работе Гершуни. По заарестовании в Минске Гершуни содержался под стражей в Москве. У Зубатова были, конечно, сведения о том, что делал Гершуни в Минске, как формировал он там летучие библиотечки, фабриковал небольшие типографии и рассылал их с Брешко — Брешковской по разным городам. Знал он и о взглядах Гершуни на террор, как на необходимый способ борьбы с правительством. Данных, хотя и агентурных, было достаточно, чтобы послать Гершуни административным порядком в далекую Сибирь, но Зубатов этого не сделал. Он хотел переломить Гершуни идейно. Он не раз вызывал Гершуни на допросы. Долгие беседы вели два противника, и в результате Гершуни дал подробное показание и тем купил себе свободу, избавив себя от ссылки. Он был освобожден и вернулся в Минск. Моральная победа Зубатова была велика, но не надолго».
(А. Спиридович).
Вот такой это был человек, и при этом убежденный сторонник террора. После провозглашения создания партии он ринулся по России, прихватив для поднятия авторитета Е. К. Брешко- Брешковскую, которую звали «бабушкой русской революции». Эта дама начинала еще с народовольцами. На смертную казнь она не нагуляла, получила пожизненную ссылку, но по амнистии в честь коронации Николая II была освобождена — и вернулась к любимому делу.
Почему «брендом» этой партии стал терроризм? Так всё просто. Социалисты — революционеры были средой очень рыхлой, в ней каждый имел свое мнение, как обустроить Россию, что для создания партии не есть хорошо, ибо дискутировать можно было бы до посинения. А Гершуни говорил просто: кончай болтать, пора дело делать. Все идеологические разногласия выносились за скобки. Пункт первый: надо стрелять. Пункт второй: если что- то не понимаете, смотрите пункт первый.