1915 год. Апогей

Главноначальствующий в Москве выступил на совещании первым¹¹⁹. Ф. Ф. Юсупов приехал в Барановичи 14 (27) июня, через три дня после приезда Николая II, для доклада по московским событиям¹²⁰. Перед отъездом, 9 (22) июня, он обратился с увещеваниями к москвичам, обещая, что начиная с 1 (14) июля в кратчайшие сроки все подданные враждебных государств будут удалены с фабрик и заводов, а торговые предприятия, принадлежащие им, – ликвидированы. Теперь главноначальствующий говорил уже словами, не допускавшими двусмысленного толкования: «Происшедшие беспорядки лишь подняли дух врагов наших, от вторжения которых русская армия жизнью и кровью своей защищает дорогую нашу родину. Я исполню свой долг перед Государем Императором и Россией. Снова предупреждаю, что не допущу никакого насилия над жителями столицы и их имуществом, а потому прошу население Первопрестольной сохранять полное спокойствие и содействовать властям в охранении общественного порядка. Злоба – плохой советник»¹²¹.

На докладе главноначальствующий старался отвести от себя ответственность, но получалось у него это не очень удачно. «Князь Юсупов говорил около получаса совершенно бессвязно и бестолково, – отмечал В. Н. Шаховской. – Никто из нас ровно ничего не понял. Видимо, и Государь, и Великий Князь не особенно остались довольны докладчиком, которого скоро отпустили»¹²². Выступление, судя по всему, действительно не имело успеха. «Волнуясь и жестикулируя, – вспоминал А. И. Спиридович, – Юсупов приписал всю вину за погром Министерству внутренних дел и в частности генералу Джунковскому, которые-де, покровительствуя постоянно немцам, возвращали из ссылки удаленных из Москвы немецких подданных, и это возмутило, наконец, простой народ, и он устроил погром. Московская же полиция не сумела ни предупредить его, ни прекратить. Доклад продолжался более часу и произвел странное, неясное впечатление. Выходило так, что он сам натравливал население на немцев»¹²³.

Городская полиция действительно была малочисленной, а качество ее неудовлетворительным, однако у присутствовавших осталось впечатление, что «корень этих беспорядков в его (то есть Ф. Ф. Юсупова. – А. О.) личном, невольном, может быть, натравливании населения на немцев»¹²⁴. По словам министра финансов, доклад производил исключительно неблагоприятное впечатление на слушателей: «Толпы народа, с большим участием хулиганов, ходили по улицам, неся национальные флаги и пели «Боже, Царя храни!». Полиция ограждала эти манифестации, не находя в них ничего предосудительного». Выходило так, что пока Ф. Ф. Юсупов слушал гимн с обнаженной головой, рядом шли погромы¹²⁵.

14 (27) июня Николай II, находившийся в Барановичах, сделал следующую запись в своем дневнике: «В 2 часа началось заседание с министрами, Николашей, Янушкевичем и Юсуповым. После обсуждения вопроса об иностранных подданных и об отношении к ним – Юсуп[ов] ушел»¹²⁶. Особых возражений, как это ни странно, его доклад не вызвал. После окончания совещания император сказал, что и раньше подозревал, что главным виновником московских событий был В. Ф. Джунковский. Естественно, что тому не улыбалась перспектива отвечать за действия Ф. Ф. Юсупова, и он затребовал из Петрограда документы, свидетельствующие об обратном. В какой-то степени это ему удалось – симпатии Ставки и правительства были целиком на его стороне¹²⁷. Что касается Ф. Ф. Юсупова, то он, что называется, отделался испугом. При поддержке Николая Николаевича (младшего) он остался главноначальствующим в Москве¹²⁸.

Правда, по инициативе главковерха должность командующего округом, учитывая небольшой военный опыт князя, перешла к другому ставленнику Николая Николаевича – генералу от инфантерии П. Д. Ольховскому¹²⁹. Сам главковерх решил обратиться с увещеваниями к тылу. Текст его обращения распространялся на заводах и фабриках, оно призывало «к полному спокойствию и энергичной работе»: «Всякие погромы, хотя бы и вызванные глубоко патриотическим чувством, приносят вред, как то неопровержимо доказали события недавнего прошлого, не столько тому, кого громят, сколько русскому населению; отвлекая рабочие массы от их прямого дела, они могут повлечь за собой приостановку заготовки всего необходимого для нашей армии»¹³⁰. Доклад Ф. Ф. Юсупова послужил основанием для обсуждения внутреннего положения России.

На совещании рассматривался польский вопрос: было решено создать особую комиссию для разработки основ автономии Польши, приступить к досрочному призыву новобранцев вместо непопулярного в обществе призыва ратников 2-го класса (в мирное время эта категория считалась негодной к военной службе), признано необходимым сотрудничество с общественностью в деле снабжения армии¹³¹. И, наконец, именно в этот день после заседания правительства на имя И. Л. Горемыкина был дан высочайший рескрипт, в котором, в частности, говорилось: «Образовав по вопросам снабжения армии Особое совещание с участием членов законодательных учреждений и представителей промышленности, Я признаю необходимым приблизить и время созыва самих законодательных учреждений, дабы выслушать голос Земли Русской. Предрешив поэтому возобновление занятий Государственного совета и Государственной думы не позднее августа сего года, Я поручаю Совету министров разработать, по моим указаниям, законопроекты, вызванные потребностями военного времени»¹³². После обсуждения этого проекта А. В. Кривошеин предложил Николаю Николаевичу (младшему) сделать впредь подобного рода совещания правительства и Верховного главнокомандования регулярными. Роль Ставки в управлении страной постоянно увеличивалась¹³³.

Наиболее явным свидетельством этого стало принятие решения о созыве сессии Государственной думы. Всем было очевидно, что оно принято в Ставке под влиянием Верховного главнокомандующего. В либеральных кругах эти новости были приняты с восторгом¹³⁴. Сразу же после завершения торговопромышленного съезда активизировались кадеты, которые начали все решительнее требовать открытия новой сессии. Различия между отдельными группами либеральной оппозиции постепенно отходили в прошлое. Прежде всего, их объединяло именно это требование¹³⁵. Теперь оно было реализовано и к тому же благодаря главковерху. Поздним вечером 14 (27) июня члены правительства отбыли из Барановичей в Петроград¹³⁶. Первое серьезное испытание нового Совета министров прошло достаточно успешно. Новые члены правительства были хорошо приняты своими коллегами¹³⁷. Главным результатом совещания стало то, что императора убедили не только в возможности, но и в продуктивности контакта с цензовой общественностью. Требовалось всего лишь отказаться от нескольких неприемлемых для думцев фигур в правительстве и пойти на ряд уступок, что и было сделано.

Либералы торжествовали, предчувствуя развитие этого успеха. Их пресса приветствовала новые назначения¹³⁸. Особенно теплых слов удостоился А. А. Поливанов – ему приписывали все хорошее, что было сделано в армии в предвоенный период¹³⁹. Отдельную статью «Новый военный министр» о заслугах генерала посвятил ему товарищ председателя Государственной думы А. Д. Протопопов¹⁴⁰. Наиболее отличилось «Новое время», давний, еще довоенный партнер А. А. Поливанова и А. И. Гучкова по интригам. Оно посвятило генералу настоящий панегирик: «…большого ума, огромной работоспособности, с самыми широкими взглядами, без предвзятостей, абсолютно бескорыстный и, что самое важное, умеющий выбирать людей.

A. А. Поливанов человек крайне осторожный и никакими другими интересами, кроме интересов своей службы, никогда не увлекался. А. А. Поливанов один из широко образованных русских генералов и прекрасно знает русскую жизнь»¹⁴¹.

Не зря 28 июня М. Палеолог с восторгом доносил своему правительству об отставке В. А. Сухомлинова и, комментируя произошедшие изменения, делал вывод: «В конце концов, у царя открылись глаза. Он даже, кажется, решился теперь удалить некоторых других своих министров и определенно ориентировать внутреннюю политику империи в либеральном направлении»¹⁴². В Ставке также не скрывали своего удовлетворения после замены

B. А. Сухомлинова и ожидали еще двух перемен: отставок И. Г Щегловитова и В. К. Саблера в ближайшем будущем¹⁴³. Вслед за каждой новой уступкой возникали новые требования, имевшие оправдание в том же самом общественном мнении. Так, почти сразу же после окончания июньского совещания в Барановичах в Ставке начали говорить о желательности отстранения императрицы и даже о заточении ее в монастырь, а также о повышении роли Николая Николаевича (младшего) в управлении армией и страной¹⁴⁴.

Между тем в либеральных кругах недолго радовались переменам в правительстве. Уступки быстро оказались недостаточными. Лица, пользовавшиеся, казалось бы, доверием думцев, теряли его при вступлении во власть. «Как и всегда, очарованные вначале октябристы, – вспоминал думский пристав Я. В. Глинка, – очень скоро, через несколько дней, переменили свои мнения о новых министрах и стали ими недовольны… Поливанов как военный министр был назначен под давлением Родзянко, но дружба его с Гучковым заставила Родзянко говорить о Поливанове через неделю уже, что он не на месте»¹⁴⁵. Причина потери доверия, как представляется, проста – этим назначением генерал не был обязан своему бывшему партнеру по интригам 1912 г. Более того, он получил свой долгожданный пост, отрекаясь от старых связей с А. И. Гучковым. Такое не прощалось. В либеральном лагере ждали развития успеха. 22 июня (5 июля) 1915 г. «Голос Москвы» сообщил, что в ближайшее время ожидается опубликование указа о назначении А. И. Гучкова помощником военного министра¹⁴⁶.