1916. Война и Мир

В травле особенно усердствовал председатель Государственной думы Александр Иванович Гучков – лидер фракции октябристов. Начал он с того, что в собственной газете «Голос Москвы» опубликовал тщательно продуманную статью. Впрямую Распутин упомянут не был. Но скрытый смысл предлагался такой: императорская фамилия пригрела у трона самозваного святого старца, а на деле – опасного и циничного сектанта.

Провокаторский расчёт оправдался: московский губернатор сгоряча издал распоряжение конфисковать весь тираж «Голоса Москвы». Тогда Гучков от имени фракции сделал в Думе депутатский запрос о законности гонений на газету. Подлость состояла в том, что в запросе целиком содержался скандальный текст. Стало быть, статья попала в думские стенографические отчёты – и была совершенно законным образом перепечатана в других изданиях.

Затем неутомимый октябрист предпринял ещё один демарш. Он отпечатал на гектографе и роздал депутатам памфлет «Гришка». Брошюра включала несколько писем императрицы к Распутину. То, что письма были выкрадены, никого не волновало. Волновало их содержание.

Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник, как томительно мне без тебя… Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает! Тогда я желаю одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твоё присутствие около меня… Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце… Скоро ли ты будешь опять около меня? Скорей приезжай. Я жду тебя, и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки…

И это пишет жена российского императора, мать наследника престола – простому сибирскому мужику! Высокая статная красавица, воспитанная при английском дворе, мечтает целовать руки пахаря и заснуть в объятиях крестьянина с побитым оспой носом!

Брошюра пошла гулять по рукам в Петербурге и Москве. Но далеко впереди неё летел и обрастал подробностями новый, похабный слушок про амуры государыни с оборотистым сластолюбцем. И вот уже сенсацию обсуждают на каждом углу; а вот уже слух перешагнул границы, и новое слово Rasputin запестрело в заголовках европейских газет…

Следующим шагом стала возмутительная речь, о которой перед отъездом в Крым говорил Коковцову государь. Та самая речь, полная сплетен, выдумок и злобы.

Дума обсуждала смету Священного Синода – собрания архиереев, ведавшего церковными делами империи. Гучков обрушился на главу Синода, обер-прокурора Саблера. А говорить Александр Иванович умел! Он сыпал цифрами и фактами, и на сей раз имя Распутина называл прямо. Выходило так, что Гришка – не бес даже, а дьявол во плоти. Что простой мужик, как паук, опутал сетями и царскую семью, и придворных, и министров. Что вертит страной, как хочет. Что всеми своими бедами Россия обязана одному Распутину. Что Синод ему мирволит, и Гришкиными интригами Саблер сделан обер-прокурором… Доказательства подобраны были ловко, и картина рисовалась чудовищная.

– Никакая революционная и антицерковная пропаганда в течение ряда лет не могла бы сделать того, что достигается событиями последних дней! – На думской трибуне Гучков уже не сдерживался; он горел праведным гневом, он обличал. – В центре её – загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков… Какими путями достиг этот человек центральной позиции, захватил такое влияние, перед которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти?.. Вдумайтесь только, кто хозяйничает на верхах!

Речь обросла лавиной слухов: у трона сплошь марионетки, и управляет Россией какой-то мужик! В самую дикую несуразицу люди верят охотнее всего…

Бессильная ярость заставляла государя играть желваками и сжимать невольно кулаки. Бессильная ярость душила его, неспособного защитить от грязи любимую женщину. Распутин – просто разменная монета, повод. Сегодня подвернулся этот; не будет его – найдётся другой. Какая разница? Распутин – мишень, но не цель.

А настоящая цель – тот, на кого никто указать не посмеет. Цель – он, божьей поспешествующей милостью Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския з'eмли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны. Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския з'eмли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.

Глава XIX. Оксфорд. Прощание с Альбионом

В Оксфорде только первый год Феликсу Юсупову пришлось жить в студенческом городке – впрочем, и там занимая обширные апартаменты.

На следующий год он воспользовался правом второкурсника, снял в городе целый дом и немедленно принялся за его благоустройство. Приложенные старания, недурной вкус Феликса и огромные деньги князей Юсуповых скоро принесли свои плоды: неказистый оксфордский домишко превратился в роскошное шале. Побывать здесь в гостях было честью не только для студентов, но и для светской публики из Лондона.

Например, Сергей Дягилев только что впервые привёз в британскую столицу «Русские сезоны» и произвёл настоящий фурор. Знаменитому балету рукоплескали король Георг Пятый и его матушка Александра Датская – старшая сестра вдовствующей российской императрицы Марии Фёдоровны. А Дягилев с любовником, солистом труппы Вацлавом Нижинским, после ошеломляющих представлений ныряли в лимузин Юсупова – тот самый Rolls-Royce Silver Ghost Double Pullman – и ускользали сюда, в Оксфорд, к своему гостеприимному и щедрому поклоннику.

Соученики Феликса, отпрыски лучших аристократических и королевских домов Европы, проводили в шале больше времени, чем в университетских аудиториях – как и он сам.

Посреди просторной гостиной князь увещевал приятелей, с которыми давеча наведывался в казино.

– Может быть, сегодня вам придётся немного поскучать, голуби мои, – ласково говорил он. – Из всех приглашённых, по-моему, только вы совсем не говорите по-русски.

– Не смей нас бросать! – капризничал Луиджи Франкетти. – Ты тоже не говоришь по-итальянски, и что? Все знают английский, и вообще – мы в Англии…

– Вот именно, – поддержал итальянца француз Жак де Бестеги. – Вот уедешь в свою Россию, там и наговоришься!

Франкетти и де Бестеги жили в доме Юсупова с того момента, как он его купил и обставил. Эти два студента неплохо устроились и сейчас переживали: Феликс собирался возвращаться на родину, а их сладкая жизнь заканчивалась.

– Ступай-ка за клавиши, – подтолкнул итальянца князь. – Сыграй что-нибудь душевное.

Играл Франкетти прекрасно, так что иной раз гости слушали его ночи напролёт. Но сейчас он поплёлся к фортепиано, всем своим видом показывая недовольство и на ходу срывая длинные, до локтя, перчатки – в тон облегающему лимонному платью.

В отличие от своих одетых женщинами приятелей, джентльменов с грамматическими ошибками, Феликс надел фрак. Но из-за яркого вечернего макияжа выглядел вызывающе – с подведёнными бровями, кокетливой мушкой на щеке и кроваво-красными герленовскими губами. Бисексуальную красоту князя подчёркивала причёска: его чёрные, как вороново крыло, волосы были идеально подстрижены, набриолинены и зачёсаны назад.

– Артур, – повысил голос Юсупов, – всё ли готово? Гости скоро будут!