1917. Разложение армии

Кронштадтский Исполнительный комитет, опасаясь волнения кронштадтских масс, распорядился этих делегатов задержать до поры до времени в помещении Исполнительного комитета. Когда мне сообщили об этих мерах как члену президиума Кронштадтского Совета, то я их одобрил, ибо представлял, какое огромное волнение внесет в ряды кронштадтских масс сообщение о намеченном выступлении.

Перед этим нам, представителям политических партий, приходилось несколько раз напрягать все усилия, чтобы удерживать стихийно-революционные массы от выступления в Петроград. Это могут подтвердить все лидеры кронштадтских политических организаций: А. Брушвит, X.3. Ярчук и С.Г. Рошаль, которым вместе со мной неоднократно приходилось держать на Якорной площади успокоительные речи, разъясняя массам бессмысленность выступления в Петроград с целью свержения Временного правительства. Развитию этой мысли – недопустимости [немедленного] свержения Временного правительства мною были посвящены две передовых статьи: «Наши задачи» и «Еще о свержении», помещенные «В голосе правды» – в каких номерах – не помню. Товарищ Ленин, которому я читал эти статьи, прежде их напечатания, назвал их великолепными, очень удачно передающими основные мысли наших партийных руководящих учреждений.

В шестом или седьмом часу дня мне сообщили, что делегаты 1-го пулемётного полка ушли из Исполнительного комитета, никого не уведомив, и направились в Сухопутный манеж, где Ярчук читал лекцию на тему: «Война и мир». После этого я узнал, что пулеметчики взволновали всю аудиторию, присутствовавшую на лекции, и что многотысячная масса с разных концов города устремляется на митинг, на Якорную площадь. Я тотчас же по прямому проводу позвонил в Таврический Дворец и попросил вызвать к телефону кого-нибудь из членов нашего партийного Центрального комитета: Г.Е. Зиновьева или Л.Б. Каменева. К телефону подошел Каменев. Я спросил его, насколько достоверны сведения о выступлении 1-го пулеметного полка. Он мне ответил, что, по слухам, полк, несмотря на все противодействия наших товарищей-большевиков, вышел на улицу. Ему дана инструкция следовать к Таврическому дворцу. «Мы здесь выступим с речами, – сказал Каменев, – и предложим полку в стройном порядке вернуться в казармы». Каменев осведомился у меня о настроении Кронштадта. Я ответил ему, что в связи с приездом пулеметчиков положение внушает тревогу. Но все-таки надеюсь, что нам удастся сегодня удержать товарищей от выступлений. Каменев дал мне определенное распоряжение, чтобы, всеми усилиями употребив весь авторитет морального влияния, удержать кронштадтские массы от выступления. Я, разумеется, дал полное согласие, так как считал выступление несвоевременным, неудачным. На этом наш разговор по телефону с Каменевым прекратился.

Это было около 7–8 часов вечера. Тотчас же содержание разговора с Каменевым было передано мною Исполнительному комитету Кронштадта, который продолжал заседать. В это время были получены сведения, что на Якорной площади собралось несколько тысяч человек. Исполнительный комитет снарядил туда делегацию [68] , в которую вошел и я. Нам были даны полномочия: сообщить последние фактические сведения, которые были получены мною от Каменева, и приложить все меры к тому, чтобы предотвратить выступление. Мы тотчас же отправились на митинг. Я был избран официальным докладчиком от Кронштадтского Исполнительного комитета и взял слово первым. Я сообщил, что еще не имеется точных сведений о выступлении какого-либо полка. Во всяком случае даже если выступление состоится, то полку будет предложено вернуться в казармы. Далее я указал, что как бы то ни было речь может идти только о демонстрации, а ни в коем случае не о свержении Временного правительства. Здесь я подробно развил ту мысль, что Временное правительство не может быть свергнуто, как было свергнуто правительство царя. Как бы плохо, как бы противонародно ни было Временное правительство, оно все же пользуется поддержкой большинства революционной демократии. Мы до сих пор, к несчастью для революции, находимся в меньшинстве. И все те, кто сочувствуют нашей революционной тактике, все те, кто недовольны политикой Временного правительства и присутствием в его среде капиталистов, мы должны действовать с другого конца – надо путем настойчивой, длительной агитации раскрывать массам глаза, разъяснять им, что единственное спасение страны из того тупика, в который ее завели царизм, война и капиталисты, заключается в переходе всей власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов. В частности, кронштадтцы должны обратить внимание на Петроград и уделить часть своих агитационных сил для работы в соседней столице. Пусть рабочие и солдаты переизбирают своих представителей, пусть они посылают в Советы тех революционеров, которые, не колеблясь, готовы взять власть в свои руки, в руки Советов, и таким путем мы мирно и безболезненно достигнем того, к чему мы все одинаково страстно стремимся, мы достигнем перехода власти в руки народа, в руки Советов рабочих и солдатских депутатов.

68

Состав делегации: Ф.Ф. Раскольников (Ильин), X.З. Ярчук, С.Г. Рошаль. (Прим. ред. 1932 года.)

Моя речь была выслушана с напряженным вниманием и вознаграждена шумными аплодисментами. Но после меня выступили пулеметчики, о приезде которых толпа уже знала. Эти пулеметчики сорвали, совершенно уничтожили все впечатление, произведенное моей речью. Они страстными, возбужденными голосами говорили о том, что в 5 часов вечера полк их выступил, быть может, сейчас на улицах Петрограда льется их кровь, им нужна помощь, и этой поддержки они ждут от Кронштадта. Для этого они и делегированы полком. Такие горячие речи, продиктованные одним чувством, как нельзя более взбудоражили, взволновали толпу. Кронштадтские матросы как революционеры, обладающие глубокой отзывчивостью и высоко развитым чувством товарищества, не могли оставаться хладнокровными к таким речам, которые вызывали к их солидарности, которые требовали от них поддержки.

После этого нам стало ясно, что никакие силы, никакие влияния чудодеев ораторского искусства не в силах остановить выступления. Нам всем стало ясно, что так или иначе, но выступление состоится. И действительно, все последующие ораторы, как бы они ни были популярны, едва только начинали высказываться против выступления, встречались шумными протестами и возгласами: «Долой». Даже один из самых любимых ораторов, глава кронштадтской организации социалистов-революционеров Брушвит, должен был со слезами на глазах сойти с трибуны, не доведя речи до конца. Массы требовали, чтобы Исполнительный комитет позаботился о перевозочных средствах и об оружии. Мы заявили, что обо всем этом поднимем речь в Кронштадтском Исполнительном комитете, куда мы сейчас отправляемся. Я заявил, что мы непрестанно будем сноситься с Петроградом и если там какие-нибудь полки выступили, то мы сообщим. Тут же я подчеркнул, что во всяком случае все время речь идет только о демонстрации, и только в этом смысле следует понимать призывы пулеметчиков. Здесь же я еще раз подчеркнул, что никакого выступления, быть может, не состоится и меры будут приняты только на всякий случай. Этим обещанием озаботиться о снабжении оружием и о приготовлении перевозочных средств нам удалось несколько успокоить массы, заставить их разойтись по домам.

Таким образом, самое большое, на что мы оказались в силах, – это отложить выступление, но не отменить его. Распустив митинг, мы тотчас же пошли на заседание Исполнительного комитета, которое происходило напролет всю ночь с 3 на 4 июля. Председательствовал Л.А. Брегман. Было предложено пригласить представителей от частей для установления более тесного контакта с кронштадтскими массами. Это предложение было принято, и в ожидании представителей от частей был назначен получасовой перерыв, который на самом деле занял около часа.

Тогда же поздним вечером Исполнительным комитетом были получены сведения, что большая толпа собралась у электрической станции и требует дать гудок для сбора рабочих. На место происшествия были немедленно командированы Исполнительным комитетом Рошаль и С.С. Гредюшко с поручением уговорить толпу отказаться от ее требования. Через несколько времени товарищ вызвал меня по телефону и сообщил мне, что его уговоры не действуют. Я категорически дал ему указания, что он должен приложить все старания к тому, чтобы не допускать гудка в неурочное время. Я поручил ему доказывать бессмысленность и бесцельность вызова мирно спящих людей, что повлекло бы за собой лишь новую, совершенно напрасную тревогу. Заявленное мне предложение начальника электрической станции вызвать усиленный караул я резко отклонил, признавая недопустимость вмешательства вооруженной силы в такого рода дела. Об этом я тотчас сказал сообщившему мне о таком предложении Гредюшко. Обо всех моих распоряжениях я немедленно доложил Исполнительному комитету и получил полное одобрение. Через несколько времени было получено извещение по телефону о ликвидации инцидента у электрической станции. Толпа мирно разошлась, удовлетворившись обещанием, что на другой день утренний гудок последует не в половине восьмого, как это установлено обычно, а в шесть часов утра.

После перерыва заседание возобновилось не в комнате Исполнительного комитета, а в зале заседаний Совета. На заседание собралось множество представителей от частей. Был поднят вопрос о том, чтобы в этом чрезвычайном заседании Исполнительного комитета правом решающего голоса пользовались все присутствующие делегаты с мест. Это предложение было принято членами Исполнительного комитета. Первоначально мы обсуждали все вопросы, связанные с выступлением, в предположительной форме, лишь на всякий случай, не зная, примем ли мы в нем руководящее участие. Хотя мы не скрывали от себя, что с нами или без нас, организованно или стихийно выступление все-таки состоится.

Поздней ночью т. И.П. Флеровский из Петрограда сообщил телефонограмму, содержавшую резолюцию рабочей секции Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Между двумя и тремя часами ночи я снова позвонил в Петроград, в Таврический дворец и вызвал Зиновьева. Я сообщил т. Зиновьеву, что настроение кронштадтских масс таково, что выступление все равно неминуемо состоится. Весь вопрос в том, принять ли нам руководство выступлением в свои руки, чтобы придать ему мирный, организованный характер, чтобы не дать ему вылиться в бессмысленнейшее восстание, или отстраниться, умыть руки, что навряд ли целесообразно. Зиновьев ответил, что он посоветуется с товарищами, и отошел от телефона. Через несколько минут он вернулся и сообщил: «Выступайте, но неустанно указывайте,  – что вы ведете на мирную демонстрацию и ни на что иное. И организуйте эту демонстрацию так, чтобы она прошла чинно, стройно, в полном порядке». Тут же Зиновьев дал нам указания, что согласно плану петербургской демонстрации, направляться следует к Таврическому дворцу, где заранее избранной делегации надлежит выделиться, войти внутрь дворца и заявить Центральному Исполнительному комитету наше пожелание о переходе власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов.

После Зиновьева со мной говорили подошедшие с ним вместе к телефону: А.М. Любович и Флеровский. Я просил их прийти нас встретить на следующее утро и получил с их стороны обещание. О моем разговоре с Зиновьевым и о предложенной на следующий день мирной вооруженной демонстрации в Петрограде я немедленно сделал заявление в Исполнительном комитете. Мое сообщение было встречено бурными аплодисментами. Через некоторое время пришел от телефона Ф.Н. Покровский и сделал такое заявление: «Областной комитет партии социалистов-революционеров приглашает товарищей поддержать всеми силами завтрашнюю демонстрацию». Я сделал аналогичное заявление от имени Центрального комитета нашей социал-демократической партии. Оба заявления были встречены громом рукоплесканий. После этого председатель Брегман поставил на голосование вопрос об участии в мирной вооруженной демонстрации 4 июля и этот вопрос был решен как Исполнительным комитетом, так и всеми присутствующими единогласно. Ни одна рука не поднялась против, ни один человек не воздержался. В.И. Дешевой утверждает, что даже комиссар Временного правительства Ф.Я. Парчевский голосовал за участие в демонстрации. Такое решение как нельзя более соответствовало общему нервно-приподнятому настроению.

Я тотчас же составил проект телефонограммы от имени Исполнительного комитета приблизительно такого содержания: «Сегодня в 6 часов утра с оружием в руках собраться на Якорной площади, чтобы затем строго организованным порядком отправиться в Петроград для участия в вооруженной демонстрации». Редакция этой телефонограммы, составленной мною, была принята единогласно. После этого я отнес телефонограмму в канцелярию Исполнительного комитета, как товарищ председателя Совета скрепил ее своей подписью, дал подписать секретарю Л.К. Гримм и предложил в срочном порядке разослать по частям. Когда я вернулся в зал заседания, там заканчивалось обсуждение вопроса об оружии и перевозочных средствах. Выяснилось, что оружия в запасе имеется очень мало и далеко не все желающие могут быть им снабжены. Было отдано распоряжение приготовить баржи и развести пары на всех пароходах. Для урегулирования вопроса о перевозочных средствах была избрана комиссия, кажется, из трех лиц. Один товарищ предложил вопрос об участии в демонстрации передать на рассмотрение Кронштадского Совета, для чего созвать экстренное собрание. Но подавляющим большинством голосов это предложение было отклонено за недостатком времени.