1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!
Шрифт:
Еще известно, что кроме признаний на процессе по делу правотроцкистского блока Бухарин давал показания следствию по меньшей мере четырежды: 2 июня 1937 года; [350] 14 июня 1937 года (процитированы в справке реабилитационной комиссии Шверника 1964 года [351] ), 1 и 25 декабря 1937 года (упоминались Вышинским на процессе 1938 года). [352] Причем последние по времени показания были получены уже после широко теперь известного письма Сталину от 10 декабря 1937 года, где Бухарин настаивает на невиновности в преступлениях, в совершении которых он сознался на следствии. И если бы в распоряжении историков оказался текст этих признательных показаний, то они стали бы основой для оценки
350
См. Ферр Г., Бобров B.Л. Первые признательные показания Н.И. Бухарина на Лубянке. С. 38–52.
351
РКЭБ-3. С.697.
352
См. например: Судебный отчет. С. 155 и 117. См.: http: //www.hrono.ru/dokum/1938buharin/vec3-5-38.html и http: //www.hro- no.ru/dQkum/l 938buharinAitro3-5-38-1.html.
Известны показания Бухарина, датированные 20 февраля 1938 года, т. е. совсем незадолго до процесса. [353] Правда, «признаниями» их назвать нельзя, ибо почти целиком они посвящены опровержению обвинений в соучастии Бухарина в заговоре с целью убийства Ленина в 1918 году.
Стенограммы допросов и признательные показания Бухарина до сих пор остаются неизвестными и неисследованными источниками. На их рассекречивание наложено табу. И тот факт, что один из таких документов все-таки был предан огласке, ничего не доказывает: публикация стала возможна благодаря случайному стечению обстоятельств, а не вследствие каких-либо решений российских властей, которые доныне предпочитают хранить такие документы в глубокой тайне.
353
«Архив Волкогонова». Библиотека Конгресса США.
Конечно, исторических свидетельств гораздо больше. Виновность Бухарина подтверждается значительным и все растущим числом материалов, уже известных сегодня. И все они, взаимно подкрепляя друг друга, непротиворечиво согласуются только с представлениями о серии реально существовавших и связанных между собой заговоров, подобных тем, что описаны в советских документах сталинского времени и подтверждены в показаниях Бухарина и других подследственных.
Все, кто придерживается мнения, будто приведенные выше свидетельства сфальсифицированы, признания сфабрикованы, а сами обвиняемые ни в чем не повинны, должны ясно отдавать себе отчет, что доказательств в пользу такой точки зрения попросту не существует. Но именно она по-прежнему остается исключительно влиятельной, «ортодоксальной» и господствующей системой взглядов. И лишь неясно, как такое вообще возможно!
Историческое свидетельство приобретает значение доказательства, когда оно противостоит чему-то более основательному: гипотезе или, как в рассматриваемом случае, — концепции, парадигме. Предмет нашего исследования — «антисталинская парадигма» советской истории и политики 1930-х годов. Проблема, с которой мы сталкиваемся, состоит в следующем: что случится, если будет накоплена критическая масса свидетельств, ставящая под сомнение парадигму?
«Антисталинская парадигма» (она же троцкистско-хрущевско-горбачевская, или концепция «холодной войны»), когда речь заходит о подсудимых московских показательных процессов, а среди них о Бухарине, гласит: все они, несмотря на их признательные показания, ни в чем не повинны. Некоторые отличия проявляются лишь при попытках объяснить причины появления таких признаний. Сама же по себе парадигма не допускает ни малейших колебаний в вопросе о вине осужденных.
Но нет лишь главного — собственно исторических доказательств, подтверждающих одно из ее ключевых положений, — что подсудимые, и в том числе Бухарин, невиновны. Сторонники и последователи парадигмы, таким образом, сталкиваются с серьезной проблемой. С одной стороны, вряд ли справедливость «антисталинской» концепции в их глазах подлежит сомнению. А тот факт, что доказательств как не было, так и нет, объясняется ими тем, что в конце концов вожделенные свидетельства когда-нибудь да появятся.
Куда менее завидно положение тех,
кто считает, что доказательства когда-то существовали, но еще во время оно уничтожены по приказу Сталина. Конечно, такое предположение «спасает» положение, но дорогой ценой. Свидетельство не может исчезнуть совсем и навсегда. Чем большее число исследователей встает на такую точку зрения, тем менее разумными и менее научными становятся их умозаключения.Объективный исследователь не может не признать, что существует иное объяснение событиям, и тем самым «антисталинская парадигма» не обладает монополией на истину и, следовательно, единственно верной считаться не может. Все, что известно о московских процессах, и в особенности о Бухарине, непротиворечиво согласуется с альтернативной исторической концепцией. Что же мешает исследователям принять ее? Вот некоторые из очевидных причин.
Рассуждения о «фальсификации московских процессов» лежат в основе «антисталинской парадигмы». Последняя полностью исключает саму мысль, что лица, осужденные на процессах, могут быть в чем-то виновны. Но стоит только отказаться от такого допущения, как аксиомы, как от всей парадигмы не остается и камня на камне.
«Антисталинская парадигма» как таковая уходит корнями в «закрытую» речь Хрущева на XX съезде КПСС (1956) и с того времени приобрела значение основополагающей исторической концепции сталинского периода. Ее троцкистская предшественница появилась еще раньше — в конце 1920-х годов. Таким образом, признать несостоятельность «антисталинской парадигмы» значит перечеркнуть труды нескольких поколений исследователей, посвященные московским процессам. И более того, потребуется переосмыслить и переписать заново всю историю СССР 1920-х — начала 1950-х годов.
Словом, у всех приверженцев «антисталинской парадигмы» — концепции советской истории, доминирующей по крайней мере с хрущевских времен, — есть веские основания считать ни в чем не повинными жертвами всех, кто в 1936–1938 годах был осужден на открытых московских процессах.
Как ясно из сказанного выше, с именем Бухарина связано довольно много первичных сведений. Но все они плохо укладываются в прокрустово ложе «антисталинской парадигмы» и полностью совместимы с концепцией, согласно которой на Бухарина следует возложить вину за преступления, в совершении которых он сознался на предварительном следствии и то же самое подтвердил в суде. В тех его показаниях изобличаются все ключевые фигуры двух предыдущих процессов, командиры Красной Армии, осужденные по делу Тухачевского, а также Троцкий — заочный подсудимый открытых московских судов. Таким образом, руководствоваться тем, что говорят первоисточники, что Бухарин виновен как минимум в признанных им самим преступлениях, — значит отрицать и «антисталинскую парадигму».
Последнее в свою очередь означает необходимость переосмысления советской истории в рамках совершенно иной концепции. Какой именно? Ниже мы попробуем в нескольких абзацах сформулировать главные из черт такой парадигмы, опирающейся на доступные первичные свидетельства.
В 1930-х годах СССР столкнулся с чередой заговоров в высших эшелонах государственной власти, которые охватили генералитет Красной Армии и получили всесоюзный размах. Заговорщические группы не гнушались ни убийств, ни актов саботажа, ни изменнических контактов с эмиссарами враждебных держав. Перед лицом таких событий руководители государств (независимо от типа их социально-политического устройства) прибегают к решительным силовым действиям.
Когда внезапно раскрывшаяся измена пронизывает самые верхи, тогда преодоление опасных для страны тенденций «нормальными» конституционно-бюрократическими методами практически неосуществимо. В ситуации кризиса государственной власти становятся понятны (если не неизбежны) крупномасштабные отступления от норм уголовного и процессуального права, многие связанные с этим невинные жертвы и какое-то число тех, кому, несмотря ни на что, удалось избежать ответственности за совершенные государственные преступления.
Но массовым репрессиям суждено было стать не только реакцией на угрозу национальной безопасности. В обстановке паники, естественным образом возникшей вследствие неожиданно раскрытой цепочки заговоров, Ежов с группой первых секретарей ВКП(б) воспользовался обстановкой и направил острие репрессивной политики против тех, кто не имел никакого отношения к антигосударственной деятельности. К их числу, как отмечает Юрий Жуков, а с ним ряд других исследователей, принадлежали именно те, кто в случае проведения альтернативных выборов в Верховный Совет по новой Конституции 1936 года не стал бы голосовать за кандидатов от партии. Историк подчеркивает: