1985

36. Смит — о визите евразийской журналистки Марии Коуэн

Мария была красавица, какой может быть только иностранка. [55] Я утверждаю это не только потому, что до того мне еще ни разу не доводилось встречаться с иностранками. Теперь, когда в Лондоне полным-полно евразийских журналистов, никто не видит в этом ничего особенного. Но в то время этот иной, неизвестный мир был для меня чем-то новым и волшебным. А Мария — так мне тогда казалось — воплощала в себе самую сущность евразийского типа человека, который пропаганда Старшего Брата лживо описывала как примитивный и животный. [56]

55

Намек на английскую поговорку "красива, как иностранка". — Примеч. историка.

56

Мария Коуэн, ведущая евразийская журналистка, была известна тем, что либо спала со всеми знаменитыми людьми, у которых брала интервью, либо отвешивала им пощечину. В случае со Смитом — возможно, учитывая стремление Евразии к разрядке, — она выбрала первый вариант. — Примеч. историка.

О'Брайен направил ее к нам с Джулией за информацией об интеллектуальной жизни членов внешней партии.

— Можете рассказывать ей все, что хотите, — сказал он, — только смотрите, чтобы она вас не завербовала.

Наша первая встреча состоялась в кафе "Под каштаном". Приступая к интервью, Мария вынула из сумочки шариковую ручку, которая, как выяснилось впоследствии, могла служить также термометром, радиоприемником и карандашом для век — стоило только нажать нужную кнопку. У Марии был еще аэрозольный баллончик с несколькими головками — она часто использовала его в качестве дезодоранта, с очаровательной непринужденностью поднося к разным местам своего роскошного тела, или же заполняла бильярдную, где мы сидели, абрикосовым или черешневым ароматом. А когда она нажимала на голубую головку, в комнату врывалась свежая струя озона.

У нее были короткие, как у мальчика, волосы, большие светло-голубые глаза и удивительно нежная кожа. Бюстгальтера она не носила, и коричневые соски, казалось, вот-вот прорвут тонкий щелк ее блузки. Туго обтянутые брюки смело выставляли на обозрение — особенно когда она сидела, слегка раздвинув ноги, — самый очаровательный в мире лонный бугорок.

— Какова цель вашего движения? — спросила она.

— Цель? — переспросил я в недоумении. — Какая может быть цель? Мы хотим избавиться от тирании.

— Прекрасно, — сказала Мария. — А что вы будете делать потом?

— Потом? — она задала этот вопрос так, как будто речь шла о том, не пойти ли нам на рыбалку или лучше поиграть в гольф.

— Я имею в виду, например, сохраните ли вы ангсоц, — пояснила она.

— Ангсоц? Ну, естественно. Да, — заверил я ее, хотя тогда еще не понимал, зачем ей это нужно. И потом, — как она представляет себе ангсоц?

— Это очень интересует читателей Евразии, — продолжала Мария. — Не могли бы вы рассказать об этом подробнее? Какого будущего вы хотели бы для народа Океании?

— Ну, знаете ли, — неловко ответил я, — я был бы счастлив, если бы знал, что с нами будет в ближайшие три месяца.

— Жаль. — Мария поджала губы. — В нашей стране много ожесточенных людей, и я надеялась услышать от вас что-нибудь такое, что могло бы их утешить.

Вот, в сущности, и вся наша беседа. Нет, пожалуй, было еще кое-что. После интервью, когда мы остались в бильярдной одни, я попытался ее поцеловать. Она вежливо, но решительно уклонилась.

— Мистер Смит, — сказала она, — я не яблоко, от которого каждый желающий может откусить кусочек. В нашей стране женщины привыкли заранее готовиться к тому, чего вы от меня хотите.

— Как готовиться? Психологически?

— И психологически, и физически. Они принимают таблетку, которая создает нужное настроение. Она же гарантирует, что женщина не произведет на свет помимо своего желания еще одного солдата для нашей армии.

На следующий день мы встретились в доме для приемов внутренней партии. Она долго расспрашивала меня о жизни под властью Старшего Брата. "Это действительно было так ужасно?", "Вам совсем не разрешалось ездить за границу?", "Как действовала цензура?" — в таком духе были все ее вопросы, выдававшие не только полное отсутствие информации, но и беспредельную, хотя и доброжелательную наивность. В конце нашего разговора она самым спокойным тоном сообщила, что таблетка, которую она приняла несколько минут назад, начнет действовать через полчаса, так что я могу приготовиться.

Через три четверти часа мы распрощались. На память о встрече Мария подарила мне свою всемогущую шариковую ручку. Из всех удивительных штук, которые ручка выделывала, мне интереснее всего было использовать ее в качестве радио. Этот крохотный предмет, лежащий во внутреннем кармане, над самым сердцем, казалось, как-то облагораживает, создает ощущение невидимого прекрасного мира.

После поражения революции и моего ареста мне, как ни странно, удалось пронести подарок Марии с собой в тюрьму. В конце октября, после первого допроса, я тяжело упал на койку в своей камере и нащупал в соломе матраца это единственное напоминание о внешнем мире. Но напрасно я пытался включить радио. Если батарейки и не сели окончательно, то их хватило бы разве что на то, чтобы подкрасить мне веки. А запасных батареек Мария мне не дала.

37. Джулия — о том же

Я не давала интервью этой евразийской журналистке. Прежде всего потому, что она была иностранка, а значит, до заключения мирного договора оставалась противником. Врагом! А О'Брайену я не настолько доверяла, чтобы вести разговоры с врагом, полагаясь на его устное разрешение.

Во-вторых, эта Мария Магдалина была в своих пестрых тряпках похожа на попугая и вообще вела себя совершенно неприлично. Ничуть не лучше, чем девицы, путавшиеся вокруг редакции «ЛПТ», — эти бывшие потаскухи из Антиполового союза. Когда она явилась в кафе "Под каштаном", чтобы разнюхивать что к чему, они буквально накинулись на нее, готовые тут же ее раздеть, чтобы поживиться ее тряпьем. И мужчины тоже — и серьезный Сайм, и умный Уайтерс, и особенно Смит — все они, конечно, были бы не прочь увидеть голой эту вполне заурядную женщину, и только потому, что она иностранка. Наша изоляция от всего остального мира стала причиной патологического любопытства и вожделения, от которого совершенно одурели эти обычно порядочные и воспитанные люди. Много недель и в редакции, и в клубе шли разговоры об этой странной женщине. Поэтому я очень рада, что оставила их со Смитом в кафе вдвоем: пусть делают что хотят! Я догадывалась, что Смит такого случая не упустит.

А третьей причиной, из-за которой я не хотела вступать в дискуссию с этой женщиной, было то, что я не имела никакой возможности проверить, действительно ли она напишет то, что я скажу. Смит это тоже должен был понимать — но мужское тщеславие безгранично!

Именно тогда я пришла к твердому выводу: честный человек не должен жаловаться иностранцам — независимо от того, удовлетворяют ли его условия жизни в его стране. Это особенно справедливо в наше время, когда каждый здесь волен говорить что ему вздумается — но, конечно, в доброжелательном духе и в достойной форме.

Ее статья о беседе со Смитом действительно позже была опубликована. Я знаю об этом потому, что впоследствии, во время суда над Смитом, в качестве свидетеля выступал официант из кафе, который, видимо, подслушивал их разговор. Смит потребовал от суда, чтобы к делу был приобщен опубликованный текст интервью, и суд — к тому времени многое изменилось — удовлетворил это ходатайство.

38. Отрывки из серии статей Марии Коуэн об Океании, опубликованных в июне 1985 года

(…) Здесь, в Океании, преобладает мнение, что с тех пор, как год назад умер Старший Брат, многое изменилось к лучшему. Разрешены, хотя и не одобрены, действия маленькой, изолированной группы интеллигенции, центром которой служит преимущественно газета «ЛПТ», а штаб-квартира расположена в старом, грязном лондонском кафе "Под каштаном" (очень похожем на наши станционные буфеты). То обстоятельство, что этим людям предоставлена свобода — по их меркам, разумеется, — обсуждать свои проблемы, можно с уверенностью объяснить стремлением правительства к заключению мира с Евразией. Это говорит и о том, что власти не боятся некоторой критики изнутри. Еще одним благоприятным признаком можно считать то, что ассортимент товаров в Лондоне становится шире, а театральный репертуар разнообразнее. Хотя мы мельком видели и длинные очереди перед продовольственными магазинами, но общее мнение таково, что гражданам Океании свойственно изрядное терпение и что стояние в очереди для них — одна из разновидностей социального общения.