1том. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга.
Шрифт:
Гермий
Я не отгадчик тайн. Темны твои слова. Понять их смертная бессильна голова. Не задал бы и Сфинкс такой загадки странной, И меньше б было им напущено тумана. Быть может, демоны рассудок твой мутят, Иль чары кто навел, или подсыпал яд?Каллиста уходит.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Гермий
Как женщинам легко вдруг обезуметь разом! Кровь станет горькою — и помутился разум. А если иногда богами им дано Увидеть даже то, что смертному темно, Зато они полны безумных беснований, И гармоничных чувств у этих нет созданий. То божий, говорят, недуг, но кто бы мог Мне указать недуг, что людям шлет не бог? От бога все — и власть девического взгляда, И то, что женщина забыть стыдливость рада. Девица юная смущается не раз, Когда кормилица седая в поздний час Оставит прялку: нить не смачивают губы Размякшие, теперь слова им больше любы, — Она( К нему подходит один из рабов.)
Раб! гиацинтовым увей меня венком, Масла сирийские поставь на стол из клена. О Зевс и Зевса сын, Лиэй [19] наш благосклонный! Вам чаша первая, — ведь вы растите плод. Затем пускай вино мне в чашу потечет: Оно для стариков полно и силы новой, И мыслей молодых, и образов былого. Кто много повидал, тем память так нужна. В Гадесе мертвецам уже не пить вина. Я ракушку хочу испробовать морскую. А ракушки всего сочней, тебе скажу я, Когда луне, дитя, выходит новый срок, И высоко в эфир вонзится тонкий рог. Диана ведь равна богам, отцам вселенной, И многому тебя научит лик нетленный. Спеши, дитя, узнать в беседах стариков Про тайны вечные созвездий и лесов, И моря синего, и гор, и легкой тучи… Все, что услышишь ты, запоминай получше. И будет спориться твой ежедневный труд, И за него тебе любовью воздадут. Но направляется, смотри, в наш дом избранный Какой-то путник. Здесь он будет гость желанный. Богами послан он. Беги, дитя, к нему, Проси доставить честь жилищу моему. Скажи, что ждет вино его в жилище этом.19
Лиэй — второе имя Диониса, «освобождающего» людей от мирских забот. Дионис был сыном Зевса и Семелы. Дионис спустился в Аид через болото Алкионию, а спуск ему показал Полимн.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Гермий, Гиппий.
Гиппий
Приветствую тебя, отец, тройным приветом!Гермий
Привет, Лакона сын, мой Гиппий! Вижу знак, Что бог по-прежнему ко мне остался благ, — Ведь будто бы во сне, счастливым и здоровым Опять явился ты под дружественным кровом, Когда мне дряхлый взор уж застилает тень. Мы белым камешком отметим этот день [20] . Лакона сын! Тебя за трапезою нашей Ждет из плюща венок, серебряная чаша, Солонка древняя, и мясо, и плоды, И вина черные. Пусть голода следы Исчезнут — и тогда расскажешь, друг сердечный, Как ныне здравствует отец твой безупречный.20
…мы белым камешком отметим этот день. — В античном мире был обычай отмечать белым камешком счастливые дни.
Гиппий
Трудясь над лозами, не забывает он Тебя. Но стал он слаб.Гермий
Ну, что ж, таков закон. Теперь отца в тебе я узнаю, как будто Воскресла юности далекая минута. Такое же чело, и так же рост высок! Лишь над губой его зазолотел пушок, Как старцы на совет уже его просили. Мог полный козий мех поднять он без усилий,— Да, были некогда выносливей, поверь, И посильней отцы, чем дети их теперь. Поистине, отец твой счастлив. В жизни много Хорошего, — и все от радостного бога: Ребенку весело — он смехом залился; Горячий юноша тенистые леса Вообразил, и в них уже он деву встретил; Старик согнулся весь, но звездный хор так светел, Так выйти хорошо бывает за порог, Так сладостен бесед медлительный поток… И в радостные дни и в горькие минуты Всегда за нить судьбы хватайся за одну ты. Кто к недоступному стремиться любит, тот Всего лишь хочет жить, но, право, не живет. Так будем жить, пустых желаний избегая!Гиппий
Но, вечно грудь мою желаньем наполняя, Мной завладела дочь прекрасная твоя, И ложа страстного хочу изведать я. Я дочери твоей готов отдать всю душу. Я в дальних странствиях видал моря и сушу, Неаполь и Тибур, и много городов, И арки Цезаря, и тень его садов, И тута ягоды в кустах отяжелелых, И ветви, красные от яблок переспелых, Видал я злак долин и лоз румяный плод, Что солнечный бальзам на горном склоне пьет: Ведь лозы любят край, где Зевс царит дождливый, Где папоротник лишь взрастает сиротливый. Я с земледельцами беседу заводил. Но день казался мне и долог и немил: Любил я дальнюю. И ночи мрак спокойный Мне губы опалял, как лихорадкой знойной. Все Дафну видел я, и плечи, и власы… О жаркие мечты, о смутные часы, О ты, крылатый бог, Эрот, цветущий властно На девственных щеках и на груди прекрасной Людскою мукою — улыбкою людской! Когда священный Зевс высоко над землей Сиял — ты не забыл, о Гермий? — отчим словом Ты дочь свою со мной связал под древним кровом. Я девичьим мечтам стал дорог с этих дней. Ты обещал мне дочь — и я пришел за ней. Корабль мой ждет уже прекраснейшую гостью: Отделан для нее покой слоновой костью, И чаш немало там, восточных покрывал, И с благовоньями ониксовый фиал, И золотой убор, и бронзовые ванны, — Все, что приносят в дар супруге долгожданной. Когда же с нею в путь отправимся вдвоем, Послушной зеленью мы весла обовьем, И гордо поплывет, над бурным морем рея, Гирляндами цветов увенчанная рея!Гермий
Да, вижу, в выборе я оказался прав, Тебя, любимый гость, для дочери избрав. Ведь ты и добр, и мудр на слове и на деле, И твердо помнишь ты, что предки нам велели. Что ж, если будешь ты и в жизни так хорош, С отцом достойнейшим во всем ты будешь схож. А Дафна, дочь моя, справляется умело С трудом, положенным для женщины несмелой, Из тех, что в тишине, под строгим полотном Цветут и думают о муже лишь одном. Всегда хорош союз достойного с достойной, — Недаром же с лозой мы вяз венчаем стройный, И к крепости вина бывает сладкий мед Примешан. Но не раз напрасная влечет Надежда, и в сетях неумолимых рока Приходится тогда бороться нам жестоко. Нет, лучше прямо я раскрою свой намек, Чтобы не умножать смущенья и тревог! Мечты безумные над дочерью нависли, Больным дыханием ей помутили мысли. Она бежит от глаз отцовских с этих пор, Мне больше красотой не утоляя взор. Молчит, и прячется, и плачет, — и похоже, Что, бедную, ее недуг постигнул божий. Каким-то демоном она покорена, — То галилейский бог, его рука видна. А этот мертвый бог, что властвует над нею, Враждебен и любви и песням Гименея. Не любит жизни он, ни пищи, ни вина, И плоть бесплодная мила ему одна. Есть женщина, — она ей повторяет вечно, Что лучший из богов тот бог бесчеловечный. Велением богов, пришлось недолго знать Нам Пифию, твою достойнейшую мать, — Зато их доброта явилась над другою — Равно и глупою и старою каргою! Но старику без сна сидеть не надлежит. Пускай отрадный сон мне веки освежит. Уж Веспер, ясный бог, для всех влюбленных милый, Ты видишь, на закат склонил свое светило, В жилье моем и ты вкушай спокойный сон. Здесь тесным портиком ты будешь защищен От сырости ночной. Большой косматой кожей Льва нумидийского себе покроешь ложе. То гостя Либика Циртейского мне дар. Как Дафна родилась, в тот самый год товар Привез он к эллинам — груз кости и коралла, — Взяв шерсти за него и наших вин немало.Гиппий
Ничто спокойного не потревожит сна, — Ведь Дафна поклялась, что будет мне верна.Гермий
Спокойно спи, мой сын. Пусть во врата из рога Мечты беспечные к тебе летят от бога.( Он уходит во внутреннюю дверь.)
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Гиппий
На ложе дружеском смежил я взор, а мне Все чудится, что я качаюсь на волне, Все слышу весел плеск, что бьет по влаге плотной, И в жалобе ветров поющие полотна; Мне видятся моря, и синий край земли, И баснословные чудовища вдали. Мечта прекрасная, смущая беспрестанно, Встает над кораблем, как будто из тумана, И то с дельфинами затеет легкий пляс, То выйдет на песок, — и вот зацвел сейчас Под ней песок, она ж вдали уже маячит… Вот что моя любовь и власть Эрота значит! Зачем же старику поверю? Что бы мог Против меня иметь тот галилейский бог? И в долгожданный час, мой час золотокрылый, Зачем ему лишать меня супруги милой? Я богу юному не сделал ничего, — Не трогал алтаря, ни самого его, Не посылал жрецам суровым оскорблений И не подглядывал таинственных молений И черной трапезы среди ночных могил. Его не знаю я. За что бы он казнил? Но Дафна, вся в слезах, тоскует молчаливо, — А в юном существе страданье нечестиво: Подвластна красота Киприде лишь одной. Однако вдвое нам дороже друг больной. А может, я — виной той безысходной муке И Дафна думает, что нет конца разлуке, Забыв, что боги нас любовно охранят. Когда исполним мы положенный обряд, Обычай древности, завещанный отцами, То боги сжалятся над чистыми сердцами. Быть может, только я предстану перед ней, И распрямится лук прекраснейших бровей, И засмеется взор. О Зевса день лучистый, Мне первым покажи невесты облик чистый. О Артемида, будь ко мне добра! И ты, Златовенчанная, храни мои мечты!( Он засыпает.)
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Артемида и Афродита. Музыка.
Артемида
Нет, никогда по темным кущам Не осветит уж бледный рог Между шиповником цветущим Мне серебро проворных ног.Афродита
Я лучше волн — движеньем тела И взора светлой глубиной, Но не взойти богине белой На берег некогда родной.Артемида
И ум, и грацию движений, И мощь, и древнюю красу Для цвета юных поколений Уж больше я не принесу.Афродита
Была я любящих царицей, Но недоступно им сейчас Покоем чистым насладиться В их неизбежный страстный час.Поделиться с друзьями: