2070
Шрифт:
Узза посмотрела на меня и мерзкое чувство, будто в горле у меня появился огромный сгусток слизи заставил меня сморщиться.
– Очень надеюсь, – голос Уззы больно бил по ушам, – что ты никак в этом не замешан.
Я попытался что-то сказать, но Узза вскинула руку, призывая молчать. Она подошла к тумбочке и, наклонившись, достала из ящика какое-то оружие, смутно напоминающее пистолет. Проведя по небольшой панели с боковой части, она его активировала, и тут же раздалось тихое потрескивание.
– Идём, – приказала она.
На улице стоял шум: люди кричали и пытались вырваться из бараков, многие стонали от боли, а некоторые катались по земле, визжа от боли и держась за заклеймённые запястья. Один из Иных подбежал к Уззе и быстро что-то заговорил
Я напряжённо оглядывался. В пяти метрах от меня молодая девушка лежала на земле. Снег под её головой окрасился в красный, рот был слегка приоткрыт, и из груди вырывались хриплые стоны. Стоящий над ней Иной, совсем юнец, ухмылялся. Достав из кармана два небольших диска, он присел рядом с девушкой и, взяв её руку, прицепил их к коже. Девушка забилась в судороге, а на её губах появилась белая пена.
Узза бросила на неё мимолётный взгляд и окликнула юнца. Тот, вытянувшись и вскинув подбородок, что-то быстро ответил, а затем пнул в бок девушку.
– Зачем он её мучает? – тихо спросил я, почувствовав, что ко мне вернулась способность говорить.
Узза взглянула на меня, но не ответила. Вместо этого она подозвала двух солдат, стоящих неподалёку, и те, взяв девушку за руки и ноги, потащили её куда-то прочь. За ними протянулась дорожка из капель крови, падающих с разбитой головы девушки.
– Если ты не хочешь оказаться на её месте, – Узза слегка поморщилась, – молчи и не отходи от меня. Пока тебя оправдывает лишь тот факт, что во время взрыва ты находился рядом со мной. Но у тебя же могут быть и сообщники. И будь уверен, если это окажется так, я буду первой, кто применит к тебе силу. Ты понял меня?
Я кивнул.
Пока мы шли к разрушенным баракам, я пытался успокоиться и не думать о том, что произошло несколько минут назад в каюте Уззы. У Иной были очень мягкие и холодные от долгого пребывания на морозе губы. Даже сейчас я мог ясно представить тихий вздох Уззы, ощутить напряжение и нечто особое, окутывающее меня всего в тугой кокон и заставляющее забыть обо всём. Кем бы ни были по своей природе Иные, типичные физические взаимоотношения для них были чужды, и даже такое невинное действие, как поцелуй, ломали привычную для них маску спокойствия и равнодушия.
Возле разрушенных бараков царил хаос. Люди сбились в кучки, кто-то громко кричал и рыдал, порывался броситься к завалам, Иные, среди которых я заметил Ига, осматривали место взрыва и обрушивали удары дубинками на спины и плечи тех, кто пытался подойти к развалинам. Из-под обломков то тут, то там торчали человеческие тела. Кто-то ещё был жив, и их стоны и мольбы о помощи больно били по ушам.
Узза подошла к Игу. Недолгий разговор, в ходе которого Иг несколько раз бросал на меня взгляд, явно пытаясь сказать Уззе, что я причастен к этому взрыву. Спустя все эти месяцы я так и не понял, за что Иг меня возненавидел. Каждый раз, когда мы с ним сталкивались, он неизменно повторял одну и ту же угрозу:
– Придёт время, и ты мне за всё ответишь, земной ублюдок.
Пока Узза беседовала с Игом, я подошёл к стоящему неподалёку мужчине. Он раскачивался из стороны в сторону, не отрывая взгляда от того, что раньше было бараком.
– Что здесь произошло? – тихо спросил я. – Почему случился взрыв?
Мужчина вздрогнул и посмотрел на меня. У него было болезненного цвета лицо с впалыми щеками, маленькими глазами, окружёнными тёмными синяками, и нос с порванными крыльями. Он затряс головой, а затем бессвязно заговорил, проглатывая слова:
– Катенька моя… сволочи, сволочи, погубили… Они же всех погубили… А я говорил, не надо, опасно это. Но кто же послушает? Я же… глупцы молодые… А Катенька моя где? – он резко схватил меня за плечи, вцепившись длинными пальцами и причиняя боль. – Скажите мне, где Катенька? За что вы её так, изверги? Мало вам того, что планету нашу захватили… – по его лицу побежали слёзы, он тихо зарыдал, и речь его стала ещё непонятнее. – Бабушка моя ещё говорила, не играйся со спичками. Плохо будет.
А они? – он посмотрел на развалины и взвыл. – Катенька, Катенька!Его крики привлекли внимание Уззы и Ига. Несколько шагов, и рука Уззы с оружием ударила мужчину по лицу. Мужчина вскрикнул и упал на землю, вскинув руки к лицу. Кровь из разбитых губ мелкими каплями окропила снег.
– Молчать! – Иг наклонился и за ухо приподнял голову мужчины с земли. – Молчи, убожество, если не хочешь оказаться в карцере.
Он пнул мужчину в бок и процедил сквозь зубы:
– Чёртова планета!
Я давно заметил, что Иг был слишком эмоциональным для Иного. Он был одним из немногих, кто повышал голос, ругался и пытался унизить узников. Ига боялось весь лагерь, его имя шептали с ненавистью и страхом, и стоило ему появиться, находящиеся рядом стремились как можно скорее уйти, лишь бы он не нашёл, к чему придраться, и не сорвал на них свою ярость. Стабильно раз в неделю он устраивал публичные экзекуции, выбрав из провинившихся за неделю наиболее слабых. Чаще выбор падал на стариков и молодых женщин. Некоторым из Иных подобное поведение не особо нравилось, и порой мы становились свидетелями конфликтов между нашими поработителями. Это было странное зрелище: они стояли друг напротив друга, прожигая друг друга взглядами и будто ведя мысленную борьбу. Заканчивалась такая дуэль тем, что кто-то один отступал и уходил, а после его видели с синяками или порезами, которым неоткуда было взяться. Среди людей ходили слухи, что Иные способны наносить увечья силой мысли, а кто-то был уверен, что они обладают нечеловеческой скоростью, и их драки мы попросту не способны разглядеть.
Узза, стоящая возле развалин обернулась ко мне и жестом велела подойти. Обойдя Ига, продолжающего что-то шептать себе под нос и наблюдающего за лежащим на земле мужчиной, я подошёл к разрушенному бараку. Возле Уззы на земле валялась оторванная рука с тонким запястьем и длинными изящными пальцами с вырванными ногтями. Из-под камней едва виднелось тело.
– Ты будешь контролировать разбор завалов, – раздался голос Уззы. – Всех выживших оттащить в лазарет, тела убрать в машины, их скоро подгонят. Набери команду и приступайте. За вами, разумеется, будут следить, так что не надейся спрятать какие-либо улики, указывающие на причины взрыва.
– У меня и в мыслях не было, – тихо проговорил я, склоняя голову.
Узза посмотрела на меня. Раздался тихий смешок:
– Я рассчитываю на тебя. Не разочаруй.
Не сказав больше ни слова, она пошла прочь и лишь задержалась около мужчины, который уже сел и, обхватив голову руками, тихо качался из стороны в сторону, продолжая говорить что-то про Катеньку и опасность игр со спичками. Взмах руки, и двое солдат подошли и, взяв его под руки, потащили прочь в сторону барака, отведённого под лазарет.
Иг подошёл ко мне и произнёс на удивление спокойно:
– С тобой пойдут двое, —он кивнул в сторону солдат, стоящих на вытяжку и ожидающих приказа. – Можешь выбрать кого угодно из любого барака, главное, чтобы работали быстро.
Я кивнул, не осмеливаясь подавать голос. Иные встали по бокам, и мы направились к баракам.
Близилось время обеда, и даже взрыв не заставил людей забыть про это. Люди нетерпеливо переминались с ноги на ногу, стоя длинными шеренгами перед своими бараками. В руках у каждого была глубокая миска с крышкой и ложка. На обед обычно давали густую бобовую похлёбку, горячую и безвкусную. Впрочем, она могла утолить голод и позволяла прожить до следующего приёма пищи вечером, состоящего, как правило, из пары варёных картошек или трёх морковок, ну а там сон, спасающий от ужасов новой реальности, а после него завтрак в виде клейкой каши, на вкус и запах напоминающей клей, да ломоть хлеба, если повезёт. Достаточно, чтобы обитатели лагеря существовали без серьёзных проблем со здоровьем. Конечно, голод всё равно мучал, особенно теперь, зимой. Даже меня, хотя благодаря Уззе у меня были дополнительные пайки в виде хлеба и тонких, почти прозрачных, кусков вяленого мяса, часто одолевало это грызущее ощущение пустоты в желудке.