21,55,01

У меня в голове затрещали шестеренки. На краю сознания промелькнула догадка. И с каждой секундой она крепла.

Слова членов Совета вывернулись наизнанку, срослись с догадкой и превратились в твердое убеждение. Все встало на свои места.

— Уйди, — сказала Надя. — Это из-за тебя.

Я покачал головой.

Ответ лежал на поверхности. До ритуала дети принадлежали родителям. Эта женщина держала нас в ежовых рукавицах. Был ли брак Миши обоюдным? Хотела ли Катя детей? И заперся ли Денис в квартире по своей воле?

Я поежился. Впервые в жизни почувствовал себя настолько грязным, будто на меня вылили чан с отбросами. Будто меня кормили мусором всю жизнь: дыхание сквозило вонью, на языке кислила вонь, кожа зудела от вони, а глаза слезились. Даже слово «мерзость» не отражало и малой доли отвращения, что я испытал.

— Что не так? — спросила Надя. Ее голос дрогнул. — Скажи, почему не сработало?

— Ритуал не прошел из-за этой женщины. Она забрала у тебя возможность стать мистиком.

— Мама? Нет, она бы не стала.

— Дети принадлежат родителям. Буквально.

— Чушь… Бессмыслица!

Ради чего эта женщина забрала права у детей, кроме меня? Действительно, бессмыслица.

Я выдохнул с облегчением.

«Хорошо, что Надя останется в стороне», — промелькнула мысль.

— Блядь, — сказала Надя. — Пиздец. Мама выставила меня за дверь! Пиздец же!

— Зато ты в безопасности.

— Ага, но я бессильна!

Она повернулась к окну.

— Ладно! Плевать! Придумаю что-то еще.

Я промолчал.

В алых лучах солнца складки на водолазке и джинсах выглядели как трещины. Надя напоминала хрустальную статую — чуть надавишь и сломается, разлетится на сотни, тысячи, миллионы осколков. Потом и не соберешь.

— Уже вечереет, — сказала Надя, не отрывая глаз от окна. — Ты живешь где-то рядом?

— Да, рядом с СНТ.

— Можешь… Можешь уйти? Поговорим завтра.

— Я…

— Просто оставь меня одну, пожалуйста, — на последнем слове голос истончился до жалобного писка. Она повторила просьбу сдавленным шепотом: — Пожалуйста, Тео.

Грудь сдавили тиски. Хотелось подойти поближе, крепко обнять и сказать, что все в порядке. Но в эту секунду мне показалось: стоит обнять ее, и разобьется отнюдь не она.

Я взял свои вещи со стола и молча вышел из кабинета.

Глава 9. Подготовка

«Наконец-то трудный день подошел к концу», — хотел бы сказать я, но увы.

Привычка, посаженная и пустившая во мне корни, подстрекала заныть, обвинить весь мир и эту женщину в несправедливости. Два года назад я бы так и поступил. Как любил говорить Михаил Сергеевич — сосед по комнате в приюте для обездоленных — взрослого от ребенка отличает то, как он встречает трудности. Там, где ребенок закатит истерику, взрослый остановится и подумает над решением. Если перед ним окажется стена, он найдет веревку и крюк.

До такого «взрослого» мне как до луны, но путь осилит идущий. Я старательно очищал свою речь от нытья. С каждым днем выбивал из-под него землю, сантиметр за сантиметром.

Щелчок. Я устало потянул входную дверь на себя.

Всю дорогу думал о Наде, мысли шли по кругу и повторяли сами себя. Возвращались к ритуалу. К полному провалу. Невозможность Нади стать мистиком щедро вознаградила меня за все страдания. Раз, всего раз в жизни, я поблагодарил эту женщину. Конечно же, шепотом.

Будь сестра на малую долю осторожна, будь она благоразумна, будь она строга к себе и терпелива. Не будь она собой, я бы отправился в ад, чтобы мучить эту женщину, которую Надя звала «мамой», до конца вечности. Но мне повезло.

Я отмахнулся от мыслей и поднял взгляд на квартиру.

Она встретила меня гробовой тишиной. На улице давно стемнело — единственным источником света была одинокая лампа на лестничной клетке. «Стеклянная груша» держалась на тоненьком волоске провода и раз в минуту медленно-медленно меркла и резко зажигалась, как вспышка в старом фотоаппарате. Тусклый свет ложился на порог квартиры, а дальше тянулась тьма. Липкий мрак спускался по стенам и, казалось, подрагивал от вспышек. Лампа ярко моргнула за моей спиной. Темнота на краю отпрыгнула пугливым котенком и через секунду поползла и растянулась на полу вновь. Взад. Вперед. Как приливы и отливы в море. Вид завораживал и отчасти успокаивал.

Я оттягивал, как мог.

Переступил порог, нащупал левой рукой переключатель. Дверь захлопнулась за спиной вместе с бодрым треском ламп в коридоре. Желтый свет залил все свободное пространство. Тьма забилась в углы.

Передо мной открылась громадная пасть крокодила вместо коридора. Ошметки кожи и внутренние органы покрывали белые стены. Я с трудом мог рассмотреть за красной плотью сами обои. Ни одного свободного места. На полу разлили десятки литров крови, не меньше. Кроссовки тонули в алом болоте целиком. Багровизна пробиралась внутрь, обволакивала ступни и сочилась между пальцев. Запах соответствовал. Коридор провонял мертвечиной, потом и, как ни странно, сексом. Словно два мешка плоти сошлись в жарком танце и затем перекусили друг другом, раскидываю повсюду внутренности.

Я пошел по коридору к спальне. Кровь мерзко хлюпала под ногами.

Мара разгулялась на полную. Она, будто опытный рыбак, выловила из меня опасения в день заселения, подсекла, выпотрошила и размазала по чистому холсту. Не иначе как произведением больного ума, назвать эту «картину» язык не поворачивался.

За спиной булькнуло. Я резко обернулся и краем взгляда задел громадную тень, что беззвучно метнулась на кухню. Бульканье раздалось со стороны ванны. Повернулся и увидел, как двери в конце коридора медленно открываются, являя непроглядную тьму. Даже свет пугливо замирал на порогах ванны и туалета.

Мара играла со мной, натягивала нервы до предела. Как знакомо. Я видел похожее сотни раз, если не тысячи.

Эта женщина прибегала к этому трюку постоянно. Нагружала собеседника «мусорной» информацией, стыдила, выбивала почву из-под ног. Все ради одной цели — вымотать. Ведь усталость играла ей на руку. Уставшие жертвы охотнее соглашались со всем, что эта женщина говорила, и подписывали любые договоры не читая. Но любая манипуляция разбивалась вопросом: «что происходит?»

Я остановился у спальни. Над дверью торжественно нависала арка то ли из кишок, то ли из кровавых котлет. Вся «картина» торжественно кричала: «тебе сюда». И полушепотом добавляла: «ничего хорошего тебя не ждет».

Мары обитали в Кошмарах и Снах. Они плели ужасы, встречали заблудившихся путников и обнажали их самые потаенные страхи. По коже пробежали мурашки от мысли, что за каждым плохим сном стояли мары. Но ради чего? Со слов Александра, Былины питались вниманием, оставляли выживших, чтобы те разносили слухи, чтобы вовлекать в сюжеты больше людей, расти и развиваться. Возможно, мары питались людскими страхами. Закрепляли чудовищные образы в сознании жертв, чтобы люди помнили о них, чтобы сам мир не забыл о марах.