2312

голосовые связки человека способны воспроизводить мурлыканье, необходимо только введение кошачьего миндалевидного тела, а также гиппокампальных клеток и клеток гипоталамуса, чтобы

работа с летающими уолдо заметно улучшилась после введения операторам-людям, управляющим полетом, узлов мозга хищных птиц или колибри. Иная структура птичьего мозга делает вторжение в промежуточные клетки особенно

возможно, оргазм вызывает такое напряжение соответствующих систем, какое только возможно без столь вредных последствий, как грыжа, сломанные ребра, тромбоз и сердечные приступы. Известно, что пассажиры секс-лайнеров, принимавшие вазотоксин

часть головного мозга под обозначением sgACC — это участок мозга, который заставляет организм игнорировать страх, колыбель храбрости; стимуляция этого участка помогает человеку избавиться от страха или фобий. Но чрезмерной стимуляцией участка можно

височные доли — участок, ответственный за чувства: например, одухотворенность и сознание всемогущества, сверхрелигиозность, гиперсексуальность, гиперграфию, манию исключительности и так далее. Намеренная стимуляция или вмешательство, направленное

на достижение этих состояний, легко может вызвать другие состояния или привести к эпилепсии

люди (добровольцы), принимавшие микробы с Энцелада, в том числе организм Enceladusea irwinii, сообщали о синестезии и индивидуально обостренных чувствах, что иногда подтверждалось тестами. Усиление сенсорных впечатлений часто компенсируется уменьшением способности обобщать и просчитывать действия

Перечень (12)

скука, taedium vitae [119] , сознание майя [120] , нелепость, Welt-schmerz [121] , mal du siecle [122] , экзистенциальная тошнота (тошнота от жизни), дисфория [123] , дурное настроение, страх жизни, болезнь, недомогание, тоска, гебефрения, обескураженность, меланхолия, аномия, леность, апатия, дистимия, смущение, равнодушие, хандра, отчаяние, тоска зеленая, безнадежность, печаль, горе, несчастье, хикикомори [124] , отчуждение, уход в себя, tristitia [125] , нигилизм, болезненность, анхедония [126] , боязнь, ужас, опустошение, постцентенниальная ипохондрия, Alterschmerz, танатропизм [127] , страх смерти, стремление к смерти

119

Отвращение к жизни, пресыщенность (лат.).

120

Майя — иллюзорность материального мира (в индийской идеалистической философии).

121

Мировая скорбь (нем.).

122

Болезнь века (фр).

123

Подавленное настроение; безотчетная тревога.

124

Японский термин, обозначающий подростков и молодежь, отказывающихся от социальной жизни и зачастую стремящихся к крайней степени изоляции и уединения вследствие разных личных и социальных факторов.

125

Печаль, скорбь, грусть (лат.).

126

Полное равнодушие к радостям жизни.

127

Некромания.

Свон в Африке

Свон не нравился земной проект. Она работала не потому что верила в него и считала, что должна помочь; она считала, что этого хотела Алекс и поэтому нельзя отказаться из-за того, что проект трудный, раздражающий, тупой. И проклинала день, когда покинула Терминатор; ей снилось, как она, танцуя, спускается по Большой Лестнице в парк и на ферму.

Она очень быстро теряла терпение. Варам лучше подходил для такой работы, но он улетел в Америку, недовольный, как многие до него, неукротимой Африкой. Свон хотела быть тверже, чем он, Варам ее раздражал. Это накладывалось на общее раздражение, и часто, теряя терпение, Свон кипела от гнева. Она стала резка с людьми и потому работала еще менее успешно. Просыпаясь, она думала, сколько еще дней до отъезда. Кто-то в офисе повторил слова Заши «Земля — это тормоз любого развития», и Свон наорала на этого человека.

В другой раз она разругалась с представительницей Африканской лиги. Эта женщина прилетела из Дара, чтобы доставлять неприятности; чтобы не ударить ее, Свон пришлось уйти, бродить по людным улицам города, бранясь по-китайски. Она понимала, что в нынешнем состоянии стала помехой для дела.

Земля — плохая планета. Несмотря на здешние ветер и небо, Свон начинала ненавидеть ее, и не столько из-за ужасного g, сколько из-за свидетельств того, что сделал и продолжает делать ее вид с этой планетой. Мертвая рука прошлого, огромная, тяжелая. Воздух казался густым сиропом, Свон дышала с трудом. В террарии человек живет свободно, как зверь, — можно быть животным, самому распоряжаться своей жизнью. Жить нагим, если хочешь. На проклятой богом Земле, с ее накопленными за века традициями, законами и обычаями ей было бы хуже, чем в корсете; ум здесь словно держали в смирительной рубашке, заставляя быть «как все», подчиняться нелепым привычкам. Это единственная планета, где можно ходить свободно, обнажаться перед ветром и солнцем, а люди, у которых есть эта возможность, сидят в ящиках и глазеют на мусор, как будто у них нет выбора, как будто они на космической станции, как будто минувшие столетия, когда человек жил в клетке, вовсе не завершились. Здесь люди даже не смотрят по ночам на звезды. Блуждая среди них, Свон убеждалась, что не ошиблась. Да если бы эти люди интересовались звездами, их здесь давно бы не было. Над головой Орион, «самое прекрасное из всего сущего, висящее в небе, как подлинное божество, в которое нужно лишь немного поверить». Но никто на него не смотрит.

Хотя Свон вызывала недовольство, другой город-трущоба северного Хараре — Дзиварасеква — согласился поработать с ней и ее командой. Город располагался на крутом склоне хребта, здесь жили сквоттеры: поблизости проходила граница с Новым Зимбабве и Родезией, что сильно запутывало вопрос о суверенитете. Поэтому в политическом отношении проект был хорош. Однако крутизна склона представляла проблему для самовоспроизводящихся фабрик. Команда Свон разработала специальную плетенку, которая позволяла фабрикам двигаться, подобно основе и челноку в ткацком станке: одни обрабатывали периметр, другие поднимались по склонам, используя телескопические домкраты, чтобы сохранять горизонтальное положение. Таким образом им удавалось оставлять после себя элегантный белый поселок с отдельными вкраплениями цвета: прекрасная картина.

Но однажды утром фабрика-ангар внезапно ринулась вниз по склону хребта, пробороздила парк и двинулась через пригород Кувадзаны. Местные работники, обученные управлять фабрикой, не смогли с ней справиться и прыгали с боковых лестниц в руки растущей толпе.

Когда на месте происшествия появилась Свон, она с криками растолкала толпу и поднялась на подножие одной из лестниц: потеряв управление, фабрика ползла со скоростью всего километр в час. Свон поднялась по лестнице и вбежала в отсек управления, похожий на мостик буксира. Здесь было пусто. Свон прошла к задней стене и вручную повернула главный рычаг. Ничего не произошло: гигант продолжал двигаться по улицам и домам, ревя, как Ниагарский водопад, сорвавшийся с привязи. Свон начала понимать, почему работники бросили корабль. Главный рычаг не работал, и она ничего не могла сделать.

Свон села перед панелью управления и начала лихорадочно набирать команды, одновременно вслух приказывая фабрике остановиться. Вначале она была спокойна, потом требовательна, потом пыталась убеждать, потом умолять и наконец закричала в ярости. ИИ фабрики не отвечал и не прекращал движение. Что-то в нем было повреждено; сделать это нелегко — значит, какой-то продуманный саботаж, несмотря на очень строгую систему безопасности. Свон казалось, она знает нужные коды, но ничто не помогало.

— Какого дьявола! — чертыхнулась она. — И почему никто не приходит на помощь?

— В данный момент происходят другие нападения, очевидно, синхронизованные с этим, — ответила Полина.

— Ты можешь помочь?

— Напечатай «Густой туман в Лиссабоне», — потребовала Полина.

Свон послушалась, и тогда Полина сказала:

— Теперь ты можешь вести машину вручную. На панели перед тобой четыре прибора…

— Я знаю, как вести эту проклятую штуку! — сказала Свон. — Заткнись!

— Теперь можешь включить тормоза.

Свон выбранила свой квантовый компьютер и, не переставая браниться, развернула комплекс, описав крутую дугу (а значит, поворот занял несколько сотен метров), и повела его вверх по холму, но теперь по улицам, застроенным виллами процветающих горожан.

— Я бы хотела, чтобы эта проклятая штука действовала наоборот, — яростно сказала она. — Чтобы превратила виллы этих богатых сволочей в лачуги, которых они заслуживают.

— Может, лучше просто остановиться, — предположила Полина.

— Заткнись! — Свон позволила фабрике разрушить еще несколько домов, прежде чем остановила ее. — Значит, эту штуку вывели из строя? — сказала она.

— Да.

— Черт возьми! Теперь нас арестуют.

— Весьма вероятно, — сказала Полина.

Предсказание Свон сбылось. Местное правительство конфисковало неисправную фабрику и потребовало арестовать ее операторов, провести следствие и депортировать их или посадить в тюрьму. Свон арестовали и поместили в Дом правительства; это не была тюрьма, но выходить Свон не позволяли, и казалось вероятным, что ее приговорят к тюремному заключению.

От такой возможности ее охватывало черное отчаяние.

— Нас сюда пригласили, — твердила она тюремщикам. — Мы просто старались помочь. Саботаж — не наша вина!

Ее как будто не слышали. Один из следователей пригрозил приговором, который заставит ее замолчать надолго.

В этом кошмаре неожиданно возник Варам. Его сопровождал офицер из Африканской лиги, низенький человек по имени Пьер, из Габона, прекрасно говоривший по-французски и гораздо хуже по-английски. Пьер сказал:

— Вас освобождают и передают на поруки этому вашему коллеге, но вы должны немедленно покинуть Северное Хараре. Строительные работы далее будут проводить местные жители. Только местные.