37-й пост
Шрифт:
– Как себя чувствуете?
– Хреново. Голова болит. До родины было два шага, а так и не дошел.
– Скоро вас отправят.
– Дудки, раз здесь этот толстый придурок, Макрецов, значит командующий что то задумал.
– Что там произошло в туннеле?
– Как всегда, неразбериха и трусость при бегстве. Шоферы замучались за баранками машин уже вторые сутки непрерывно удирают из этой сволочной страны. Эти, говнюки - офицеры- тыловики, вывозят все, от рваных кальсон до вагонов радиоэлектроники, после грабежей центральных складок Кабула. Вот и произошло несчастье, один из шоферов заснул за баранкой, врезался боком в стенку
– Там нет вентиляции?
– А при строительстве этого туннеля вентиляцию не предусматривали. Считали, есть вход в гору, через тридцать километров выход, должна быть естественная циркуляция воздуха... О..., смотри, сам боров идет сюда, не тебя ли он ищет.
К нам подошел полковник Макрецов.
– Можно вас, старший лейтенант?
– Мы отходим в сторону.
– Доложите, как обстановка?
– Двадцать два человека мертвы, около двухсот отравлены газом.
– Понятно. Теперь слушайте внимательно. Через восемь часов сюда прибудет арьергард, прикрывающий нас по дороге на Кабул. Ему надо освободить дорогу. Там за туннелем наша земля и будет осуществлена торжественная встреча последних войск из Афганистана. За ней пойдут колонны застрявшие здесь. Командующий решил, чтобы не омрачать настроение граждан нашей страны, всех мертвых и тяжело раненых, также задохнувшихся вывезти в следующую ночь...
– Но их же всех вырежут маджохеды. Основные же боевые части уйдут завтра...
– Вот чтобы этого не было, соберите своих солдат и офицеров, всю свою технику и оседлайте вот этот перекресток, - полковник достанет карту и показывает злополучную дорогу, на которой я встретился с нашими.
– Создайте здесь заслон.
Нас всех перебьют, - мелькнула мысль, - опять не повезло.
– Для вашего усиления, к себе присоедините отступающий пост с южного направления.
– У меня нет снарядов к пушкам и патронов.
– Вам все выдадут. Вон у крайней машины майор Селезнев, - Он кивает на толстенькую фигуру военного, лопающего большую банку консервированной каши с мясом, - обратитесь к нему, он все достанет. Машин со снаряжением и боеприпасами у него полно, так что будете обеспечены под завязку.
– Разрешите сейчас моих людей вывести от сюда, - я киваю на площадку заваленную мертвыми и отравленными людьми, - надо им дать отдохнуть.
– Выводите.
– А как же эти..., - киваю на лежащих.
– Сейчас организуем пустые машины и положим их туда. Когда вы утром следующего дня приедете сюда, пропустите всех перед собой в туннель.
– Как же они здесь сначала на жаре, потом ночью в холоде, без квалифицированной пом...
– Это не ваше дело, старший лейтенант. Вам приказано выйти последним, выходите. После вас не должно быть ни одной машины.
– Разрешите идти.
– Идите.
Стало почти темно. Офицеры уныло стоят передо мной.
– Собрать все машины, всех солдат, мы едем обратно на перекресток дорог, будем там прикрывать отступающие части.
– Что они там, сдурели?
– возмущается лейтенант Хворостов.
– Опять мы. Мало нам 37 поста, так и здесь, как штрафников опять каждую гнилую дыру заталкивают.
– А
где полки прикрытия?– спросил Петров.
– Они парадным шагом сегодня утром пройдут перед трибунами, там за хребтом. Показуха, мать ее..., а мы за это своими жизнями отдувайся
– Показушники, хреновы, - тоже ругается Костров.
– Им наплевать, что здесь столпилось столько людей и техники, больных и раненых, которым срочно нужна помощь... Ишь, что придумали, перед телеками повертеться, показать, какие мы лихие...
И тут наш замполит вывернул такой мат, длинной в полторы минуты, что у меня даже кожу защипало под бинтами.
– И это говорит замполит, - хмыкаю я.
– И говорю. Ради вшивой политики, им угробить несколько тысяч человек, что скопилось здесь, раз плюнуть. Вся эта война, я признаюсь вам честно, пахнет говном, и за этот запах, мы должны погибать.
Мы все разинув рот смотрим на разбушевавшегося старлея.
– Хватит, - останавливаю я его, - вон там несколько машин, видишь охрана при них... Подтащи туда танк и машину, пусть получат снаряды, там же нас всех заправят горючим, тушенкой, водой и выдадут патроны. Тыловики уже получили приказ. Иди, действуй.
Замполит, как пьяный уходит в темноту.
– А вам, ребята, - говорю остальным, - собрать всех людей. Через два часа выезжаем.
На броне сидят темные фигуры. Я фонариком освещаю лица.
– Джафаров, все на месте?
– Так точно.
– А это кто? Ковалева? Вы что здесь делаете? Вам приказано принимать пострадавших здесь...
– Плевала я на эти приказы. Там врачей и санитаров уже полным полно. Без меня справятся.
– Слезайте. Оставайтесь здесь.
– Товарищ старший лейтенант, я приписана к этой части и для того чтобы меня отсюда сняли, нужен... танк...
– Правильно, - раздается голос Коцюбинского, - будьте танком, товарищ старший лейтенант.
Все засмеялись.
– Разговорчики. Черт с вами, поехали.
Колонна в темноте идет по шоссе в обратную сторону.
На перекрестке, звенят лопаты, слышно кряхтение и мат- пере мат. Солдаты роют укрытия, таскают камни в этой не родной противной земле. Наступает рассвет и вдруг задрожала земля. Все прервали работу. Сзади нас по шоссе с развернутыми знаменами проезжают боевые полки. Впереди, на БТР из люка торчит сам командующий, он небрежно взглянул на нас и проехал дальше.
– Это они должны стоять здесь, а не мы, - слышен голос сержанта.
– Прекратить треп, всем за работу, - это уже голос "свихнувшийся" Кострова.
Ко мне подходит капитан, командир поста, он явно не доволен тем, что попал в мое подчинение, да еще к младшему по званию.
– Товарищ старший лейтенант, на моем участке духи все прибывают и прибывают... Не боятся, сволочи.
– Как это?
– Подошли еще около двадцати бронетранспортеров, несколько пушек и много-много пехоты. Открыто ходят, галдят.
– Пойдем посмотрим.
Действительно, вид невероятный. Техники много, она стоит открыто и кучами, кругом жгут костры, вокруг них сидят духи, отдыхают или жуют. По лагерю бродят отдельные воины, дети и даже собаки.
– Может вдарить по ним, - предлагает капитан.
– Они в ответ с такой силой так вдарят, что сметут нас как щепку. Нам надо дождаться следующего утра, пропустить последние колонны, потом смываемся и мы.
– Смотрите, от них отделяется человек и машет белой тряпкой.