402 метра (рейсеры)

Дорогу я нашел без труда — все было точно как во сне, вплоть до клыкастого булыжника с острыми краями на краю грунтовки. Это же надо, какой реалистичный сон! К чему бы это? На площадке перед входом на кладбище нашлись четыре глубоких борозды, словно здесь кто-то неистово буксовал, стараясь убраться как можно скорее, обменивая протектор на крутящий момент.

Бензин, разлитый на могиле, конечно, давно испарился. Если вообще был. Какой, однако, реалистичный сон… свернулось во сне масло — и наяву в гудрон превратилось. Желая отдать последние почести почившему гонщику, я, достав из кармана бутылку коньяка, подошел к памятнику. На гранитном ребре монумента, в свежей царапине, желтели частицы краски. Автомобильной краски, если быть более точным. Была ли эта царапина ночью? Откуда я знаю! Темно же было, как негра в пищеводе. Вздор. Бред сивой кобылы.

— Чего тебе, скотина, не спится, — прошептал я.

Произнес, и сам испугался звука своего шепота в гробовой тишине кладбища. А ну его, к черту. От греха подальше. Тем более — начало смеркаться. Нет, разумеется, я не испугался. Было бы чего! Просто "Четверть мили", наверно, уже открыта, и, если я хочу найти Пчелкина, то где, как ни в клубе его искать? Убрав бутылку на место, я поспешил к машине. Зачем опаздывать? В такую рань в клуб еще можно попасть без очереди.

— Лежи тихо, — посоветовал я Алексею, прежде чем запустить мотор.

Слова "покойся с миром", произнесенные уже один раз над этой могилой, похоже, не действовали. Неумело перекрестившись (сказывалось отсутствие опыта), я повернул ключ в замке зажигания. Одновременно с рыком Венкеля со стороны могил раздался голос еще одного двигателя. Эхо, это всего лишь эхо.

Был бы я любителем сюрпризов — подъехав к "Четверти мили" я бы несказанно обрадовался. А так я несказанно разочаровался. Если не в жизни вообще — то в Пчелкине точно. Жизнь вообще — не такая штука, чтобы отношение к ней менялось из-за пустяков. Хотя, можно поспорить. Если не истина, то пара-тройка дельных мыслей в споре обязательно родится.

В первую очередь меня удивило полное отсутствие автомобилей на стоянке перед клубом. Транспортных средств было навалом, в том числе и несколько довольно приличных экземпляров. Но до высокого звания "автомобиль" им далеко. Так — сырье для болидов. А что за место расерских тусовок без расерских авто?

Новый дизайн вывески, хотя и был многообещающим, но тоже шел вразрез с моими представлениями о клубе для ночных гонщиков. Вместо старого светового короба со словосочетанием "Четверть мили" на фасаде здания красовались огромные неоновые ножки со светящимися буквами "strip". Очень хотелось надеяться, что ножки — женские.

Как мог фанат Колина Макгрея, любитель автоспорта, сделать из нашего клуба — бордель? Нет, клуб — тот же бордель, но несколько замаскированный, обличенный в более цивилизованную форму, а от вывески "strip" за четыреста с лишним метров разит пошлятиной.

Разбавив общество консервных банок на парковке, я вошел в балаган. От бывшей эстетики не осталось и следа. Никакой эротики — сплошное порево. На сцене, в клетках с неоновой подсветкой по углам зала, на подиумах в центре помещения — везде, даже на столах, танцевали обнаженные девушки. Я сказал "танцевали"? Никакой хореографии — сплошное кривляние. Такого и Кирилл не выдержал бы. Контингент соответствовал притону. Все честно — что на витрине, то и в магазине. Обрюзгшие толстомордые коммерсы в дорогих костюмах, бритоголовые братки в костюмах подешевле и шлюхи, большей частью — вообще без костюмов. От такого количества женских тел, да еще и такого ужасного качества, через неделю потенция накроется. Стриптизерши, по сравнению с теми девочками, что были у нас — ощипанные курицы. Кривоногие, плоскогрудые, с обвисшими задницами.

— Развлечься не хочешь? — подошла ко мне густо намазанная косметикой девочка лет шестнадцати.

— С тобой? — усмехнулся я. — И почем сегодня продажная любовь?

— Я не в этом смысле, — обиженно надула губы малолетняя шалава, протягивая сжатый кулак.

Разжав пальцы, она продемонстрировала полдесятка светло-голубых таблеток с оттиском в виде зайчика из Playboy.

— Пшла отсюда, — цыкнул я.

Бардак полнейший! Как Саша мог допустить, чтобы в его клубе банчили наркотой? Это уже что-то совершено невообразимое. Или тезка просто сбрендил, или долго бился головой об стену — третьего не дано. Вообще, что здесь произошло — узнать недолго. Лестница в наш кабинет находилась в считанных метрах от меня.

Поскольку слова типа "извините" и "пожалуйста" я забыл в машине, до ступенек пришлось добираться орудуя локтями. Язык, может, до Киева и доведет, но кулаки доведут еще дальше. Громила, стоящий у лестницы, предупреждающе поднял руку.

— Стой, куда прешь? — вежливо поинтересовался он.

— Че, слепой? — нахмурился я. — Наверх.

— Туда нельзя, — процедил сквозь зубы охранник.

— Чего?

Секьюрити сделал попытку оттолкнуть меня. Зря он это. Двенадцать лет непрерывных занятий как-боксингом — это сильно. И пять лет французского бокса "саваш" — тоже нехило. Вышибала шумно выдохнул, схватился за солнечное сплетение и осел на пол. Шум непродолжительной битвы полностью потонул в грохоте музыки.

— Здесь полежи, и не груби больше дяде, хорошо? — посоветовал я охраннику, нагнувшись к его уху.

Тот слабо кивнул головой. Качество безопасности на уровне. На том же уровне, что и качество стриптизерш. Легонько пнув вышибалу, уже просто ради удовольствия, я зашагал по лестнице.

Если раньше я пребывал всего лишь в недоумении, то после такой встречи я уже кипел от бешенства. Подумать только! Человек дома пять лет не был, приехал — а тут такой прием! У кого угодно фляга засвистит. Пообещав себе, что следующий встреченный охранник так легко не отделается, я подошел к кабинету и пихнул ногой дверь. А чего церемониться?

Обстановка этого помещения так же претерпела значительные изменения, но я уже устал удивляться. Хотя было чему. На то, что это именно кабинет, а не массажный салон, указывал всего один предмет — стол. У той самой стены, в которую когда-то летали дротики, расположилась огромная кровать. И, самое сладкое и невероятное — в углу, где раньше стоял мой любимый диван, бурлила вода в белоснежной чаше джакузи.

— Не хреново, — присвистнул я.

— Паря, тебе чего?

Слона-то я и не заметил. Из воды, словно айсберг, возвышались телеса здорового жиртреста. Впрочем, слово "здоровый" здесь не совсем подходит, поскольку как раз здоровья в этой туше было немного. Вообще, в здоровом теле — здоровый дух. У этого куска сала дух явно больной. На все голову. Руки толстяка лежали на плечах двух довольно недурных собой девушках. Недурных — это если сравнивать с остальными, виденными в клубе.

— Че, оглох? — прокаркал пузан. — Тебе чего?

— Хозяин где? — спросил я.

— Я хозяин.

Саша? Нет, быть не может. Никто не сможет заставить мен поверить в то, что эта туша и есть Пчелкин. Толстяк попытался встать из воды, но масса тела, вкупе с гравитацией, прочно приковали развратника ко дну ванной. Девчонки тихо хихикнули.

— Сиди-сиди, — успокоил я.

Обогнув стол, взяв за спинку стул, я запустил его в стену, как раз туда, где висела пластиковая мишень. Ножки снаряда с легкостью пробили хлипкий гипсокартон. Хозяин что-то невразумительно замычал, я же, не обращая на протесты ни малейшего внимания, выдрал стул, захватив с собой кусок стены, и достал из тайника покрытый пылью и паутиной морской кортик. Я всего лишь забрал свое, и пусть кто-то попробует возразить. На Британский флаг порву.

— Все, — развел я руками. — Счастливо оставаться.

— Слышь, а ты, вообще, кто? — поинтересовался жиртрест.

— Сан Саныч, — буркнул я в ответ.

— Что, тот самый? — произнес большой босс внезапно изменившимся тоном.

— Других не знаю, — усмехнулся я.

Охранник у лестницы уже пришел в себя и даже сел на пол. Увидев меня, он испугано закрыл голову руками. Хватит уже, солдат дебила не обидит. Геройски поборов желание приложиться еще разок, я, взяв со стойки журнал "Электрик-сити", прошел мимо.