40к хемо-псов и летописец

– Страх – ничто, – произнёс металлический голос серво-черепа.

– Ибо вера всегда сильней, – ответила Ларнелия на крылатую фразу, после чего череп развернулся и улетел.

Быстро распечатав письмо, она обнаружила внутри указания от Долта. Также на письме присутствовала и печать самого инквизитора, хотя почерк точно принадлежал самому дознавателю. Впрочем, менее легитимным послание не становилось и очень внимательно относясь к каждому слову Ларнелия начала читать указания касательно своей летописи.

Но на удивление цензуры почти не было, вернее... инквизитор не просил переписывать всё с нуля, восхвалять Имперскую Гвардию и создавать очередного героя, чей подвиг будут повторять другие гвардейцы, грудью заслоняя амбразуру. Как и правки касались лишь части снимков, что были засняты лейтенантом Коршуном. До этого пиктер уже изымался инквизицией, некоторые кадры были удалены, но речь буквально о нескольких пиктах. Большую часть оставили после чего стёрли всякого родна опасные символы.

В остальном же оставили комментарии и напоминания, в которых Ларнелия не нуждалась. Потому что одно неправильно слово рядом с фоткой подвешенных на крюках мучеников – и расстрел для тебя и всей семьи обеспечен. Как и каждый такой снимок обязательно надо было снабдить текстом, что это сделали еретики, чья подлость и жестокость безгранична. Впрочем, этот пиктер Ларнелия всё равно собиралась оставить под конец.

Ведь то что заснял Коршун... мельком глянув, Ларнелия сблеванула прямо на пол. Дрожащие в судорогах тела, выпотрошенные беременные женщины, ожерелья из детских черепов, знаки культов выложенные внутренностями и частями тел – там было всё то, что цензура не пропустит никогда и что даже взрослый мужчина со здоровой психикой не факт, что переварит. Что уж говорить про более уязвимые части населения миров Империума.

И всё же кадры были ценные, поэтому Ларнелия должна будет просмотреть всё сама, перекрыть лишнее цензурой и показать всему миру то, ради чего умирают миллиарды Его слуг. Для многих вся эта вечная война только там, с противоположного края от их хаты, некоторые миры даже восстают, чтобы дань не платить ресурсами: природными, человеческими или иными способами. Так что пусть хотя бы частично и с цензурой, но отрезвятся слегка.

– Надо будет амасека достать, чтобы потом нажраться и самой кукухой не двинуться, – пробурчала Ларнелия, пять раз перечитав письмо и аккуратно положив его в подсумок своей разгрузки, которая была набита чем угодно, но не гранатами и не батериями для лазганов. – М, Крыс, ты вроде что-то говорил? Я просто тут... задумалась...

– Знаешь, думаю я могу тебе рассказать одну историю, которая быть может и найдёт своё место в твоей летописи, – всё ещё хмуро и глядя в пол произнёс Крыс, при чём взгляд свой перевёл на пальцы уже левой ноги, дабы его взгляд был ещё дальше от летописца.

– Да? С удовольствием выслушаю. Ещё одна история про коррупцию начальства с твоего мануфактория? – с лёгкой ироний спросила Ларнелия, не сразу распознав перемену настроения Крыса, который был тем ещё выдумщиком и все его рассказы были щедро приправлены богатым воображением, если не наглым враньём.

– Нет, это история о... о двух мышках, что жили себе и пытались сводить концы с концами. Они были не самыми честными, даже... даже скорее уж прямо скажем, бесчестными. Их волновала только их участь и участь друг дружки. У них не было никого кроме них самих. Такими миры Человечества сделали большинство его обитателей, хотя это конечно не оправдание.

– Так-так, записываю... – быстро отложив всё лишнее, ответила Ларнелия, достав чистый пергамент и подключив автоперо, пока сама сделала пикт через свой аугментический глаз и начала добавлять своей рукой свои отдельные правки. – Кем эти мышки приходились друг другу?

– Родственниками. Брат и сестра. Жизнь для них была игрой, а сами они были очень умненькими и смышлёными. Они всё схватывали на лету и может каких-то специализированных знаний им не хватало, но... но коэффициент эмоционального интеллекта у них был куда выше, чем у других. Да и наверное обычный коэффициент интеллекта тоже, особенно учитывая их окружение.

– Эмоционального интеллекта?

– Да, ни разу не слышала?

– Нет, расскажи, пожалуйста, – произнесла Ларнелия, которая конечно же знала что это такое, но дабы диалог шёл проще, давала возможность Крысу проявить себя.

– Это комплекс навыков, который позволяет понимать свои эмоции и контролировать их, а также угадывать эмоции окружающих, – пояснил Крыс, после чего кисло скривился, будто бы почувствовал фальшь в словах Ларнелии, но тем не менее этот жест он кажется оценил. – Окружением нашим были работяги с заводов, кто книг не читает и думать в целом не привык, предпочитая молитвы и невежество. С ними было просто. К ним было легко найти подход. Их было... легко обмануть. Как и манипулировать ими было проще простого.

– И мышки это использовали ради своей выгоды, чтобы кушать побольше других и хоть как-то выжить в мире, в котором помимо мышек есть медведи, шакалы и коршуны?

– Да, но всё закончилось для мышек не так хорошо, как хотелось бы. Мышки думали, что умнее всех и никогда их не поймают, однако... всегда найдётся кто-то сильнее, быстрее, умнее, хитрее... таким оказался арбитр, крайней суровый и невероятно справедливый. Ему нельзя было дать взятку, его сердце было глухо к слёзным мольбам, он был словно... словно сам Император, столь же беспристрастный и суровый, выносящий приговор согласно букве Закона.

– Приговор оказался суров?

– Он оказался справедлив. Как и всегда.

– Что же... мораль поучительная, добавить сюда каких-то деталей и получится хорошая сказка для детей.

– Нет, мораль вовсе не в этом. И суть истории тоже иная.

– Да? И какая же?

– В том, что в тот день одна из мышек очень хотела спасти вторую мышку, ну и себя наверное тоже. Она пошла на всё, полное сотрудничество со следствием. Одним за другим звучали расстрельные приговоры, принудительная сервитизация ждала лидеров, мышка думала, что сможет спастись... что это зачтётся... но... – голос Крыса начал дрожать. – Это сыграло злую шутку с ними.

– Неужели арбитр...

– Нет, арбитр сдержал слово. Вместо расстрела за сделку с хаоситами и продажи им военных станков мышек ждала всего лишь тюрьма с правом на обжалование через первые двадцать лет. Было учтено то, что мышки не знали, что контрабандисты сотрудничают с еретиками. За хорошее поведение может и раньше бы выпустили.

– Но что-то пошло не так?

– Да. Ведь сделав подобное мышка стала крысой, а крыс... крыс не любят нигде. Ни в нормальном законопослушном обществе, ни на Савларе, даже злостные враги Человечества не любят крыс. Никто их не любит. Но когда одна мышка это поняла, то для второй уже ничего не имело значения... – произнёс Крыс, чей взгляд стал стеклянным, а голос начал подрагивать. – Уже на второй день на спутнике-тюрьме, что была внутри нашей системы, их поймали. До сих пор помню как меня уложили мордой в пол, я даже пошевелиться не мог, ноги мне поломали, а она кричала и дёргалась под их телами где-то с час... потом просто перестала шевелиться. Как они узнали, за что нас посадили? Были ли это друзья тех, кого я заложил? Не знаю. Пол месяца я отлёживался, ещё столько же учился заново ходить, чуть ли не ползать. С тех пор и ноги мои кривые, а осанка такая... я сделал с ними всё, что только может представить человек, сделал настолько жестоко, насколько мог, но... никакого смысла в этом уже не было, как и виноват во всём случившимся был только тот, кому наверное следовало просто в стать в линию, рядом с теми, кто также заслужил пулю в затылок.

Крыс не особо в красках рассказывал происходящее, ведь то и дело к его горло накатывал ком. Сколько раз он корил себя за всё случившееся, трижды пытался себя убить, но... он был лишь слабаком, который неглубоко резал руки и которому просто не хватало сил, чтобы выпустить пулю в висок. И хоть он так сильно желал этой смерти, но как же трусливый он был по своей натуре и как сильно её боялся, из-за чего страдания его продолжались уже пятый год, после того как за устроенную бойню в тюрьме его сослали на Савлар.