419

— Это дом нашей семьи, — огрызнулась она.

— Был, — сказал Уоррен. — Это был дом нашей семьи. Если он тебе так дорог, может, сама и выкупишь? Переедешь, будешь выплачивать. Я понимаю, ты у нас журналистка или кто там, в деньгах не купаешься, но хоть какие-то сбережения у тебя есть?

— Есть, но их не хватит. Вообще никак, сам ведь понимаешь. Это же ты у нас вроде бы крупный и успешный бизнесмен.

— Я и есть крупный и успешный, — огрызнулся он. — Я за «кадиллак», небось, выплачиваю больше, чем ты за свою меблирашку мудацкую.

— Это не меблирашка, это квартира.

— Она твоя? Не твоя. Ты ее снимаешь. Между прочим, я ее тебе и подогнал. Хоть горшком назови, а все равно меблирашка. Я о том и толкую. Ты не представляешь, какие у меня расходы. Я и так уже на пределе, все активы вложены, инвесторы в затылок дышат. Я не могу из жопы достать пятьдесят кусков, а уж дом купить — и подавно. Пускай мама переезжает к нам в Спрингбэнк.

— Что, в подвал?

— Да, в подвал. А ты что предлагаешь?

— Кое-что. Потрать чуток своих баснословных богатств, чтоб нашу мать не выперли из ее собственного дома. Ты же говоришь, что ты богач.

— Я не говорю, что я богач.

— А ведешь себя как богач.

— Это не одно и то же. У меня товарищества с ограниченной ответственностью. После слияния я стал старшим акционером, платил себе зарплату, а не дивиденды, и когда рынок рухнул…

— Что ты несешь? Говори по-английски.

— Я говорю, что денег у меня нету. Пусть мама селится у нас, если хочет, но про наш дом забудь.

Лора вспомнила детские настольные игры. «Монополия». «Жизнь». «Змеи и лестницы». «Извините». [31]

31

«Извините» («Sorry!», с 1929) — вариант древней индийской игры чаупар и ее западной адаптации пачизи; называется так потому, что игроки, передвигаясь по полю наперегонки, могут мешать друг другу, говоря при этом «извините». В России начала XX века (а до того в Германии) подобный аналог пачизи назывался «Не сердись, дружок».

— Рубины, — сказала она — презрительно, сардонически, печально.

— Какие рубины?

— Можно выковырять рубины из штукатурки. Будет чем банку заплатить.

Брат заморгал — не понял.

— Ты всегда выигрывал в «Монополию». — Как будто упрекнула его.

— Я жухал.

— И в «Извините» выигрывал. И в «Улику». [32]

— В «Извините» я жухал. И в «Улику».

В финале «Улики» убийцу загоняли в угол и объявляли торжествующе: «Мисс Пурпур. В бильярдной. Ножом!»

32

«Улика» («Cluedo», с 1949) — английская настольная детективная игра, выпускавшаяся в США под названием «Clue» компанией «Parker Brothers»; цель игры — передвигаясь по полю, на котором изображены комнаты особняка, вычислить, кто из шести персонажей убил д-ра Чернотта, в какой комнате и каким орудием. Далее в романе фигурируют персонажи «Улики» — полковник Горчиц, мисс Пурпур, миссис Белл, преподобный Олив, миссис Павлин и профессор Фиолетт, которым в игре соответствуют очевидные цвета.

— Как можно жухать в «Улику»? — заинтересовалась Лора.

— Там же трое должны играть. Мы сдавали на троих.

— И?

— Я подглядывал.

— Вот говнюк.

— Окороти язык, — сказал Уоррен.

59

Танкеры, что приставали к Бонни-айленду, наполнялись порой сутками, даже если сырец шпарил в гигантские трюмы из пожарных шлангов. Однако в Дельте имела место и другая бункеровка, нелегальная — не оглушительным водопадом, а тысячей тонюсеньких ручейков, москитные бригады вгрызались в трубопровод, отсасывали нефть, наполняли бочки, от ржавчины чешуйчатые, наполняли канистры, пластмассовые контейнеры, даже пустые жестянки из-под пальмового масла.

Множество моторок разбегались по ручьям и речкам Дельты, контрабандой возили неучтенный сырец на баржи, а те, в свою очередь, — на неучтенные танкеры, поджидавшие в море.

Стая москитов свалит и буйвола, сведет зверя с ума, загонит в трясину, утопит. И капель этих утечек, нефти, которую сосут из вен, доводила нефтяные компании до умопомешательства.

Дельта Нигера слишком огромна, слишком дика и беззаконна — никакой организации не прекратить утечки в одиночку.

— Неблагодарные граждане сосут из Нигерии кровь, — заявил президент. Двести тысяч баррелей сырца в неделю — такие назывались цифры.

— То есть нефтяникам остается всего-навсего миллион баррелей! — отвечали на это.

— Натуральное воровство! — вопил священник с кафедры.

— Это они воры, а не мы!

— Своровать у вора — все одно воровство!

— А наши леса? Их же под корень вырубают!

Нефтяные компании передавали свои концессии лесорубам, чтоб те расчистили землю, а лесорубы вырубали леса твердых пород под корень и увозили драгоценную древесину в Европу и Америку.

— А там из красного дерева стульчаки делают! — заорал кто-то. — Чтоб ойибо прям через нас срали!

— И все равно воровство! — выкрикнул священник. — Господь велит — не укради!

— Не воровство, а за ними должок!

Но это было воровство.

И должок.

Ннамди прекрасно это понимал. С изгвазданными нефтью бункеровщиками он отыскивал замерные станции и трубопроводы, учил, как безопаснее добраться до манифольда и как выбраться, и больше не сматывался, когда в деревню с ревом врывались боевики. Теперь его держали за союзника.

Однозарядные винтовки сменились «калашами», а самые успешные боевики обзавелись квартирами в Портако — созерцали огражденные резиденции ойибо и замышляли собственный переезд в такие же роскошные анклавы.

В отличие от зарплаты у нефтяников, откаты бункеровщиков учитывали инфляцию; пачки денег не помещались у Ннамди в кулаке. Он купил матери еще один холодильник, затем еще один. Она набивала холодильники пивными бутылками и упаковками фанты, командовала старыми торговками, которые столько лет не давали ей развернуться. Но она беспокоилась за сына, единственный оставшийся клочок ее мужа. Ннамди теперь консультировал бункеровщиков насчет трубопроводов и манифольдов.

— Это опасная игра, Ннамди, — шептала она по ночам из-под москитной сетки. — Ты осторожнее. В сырец не нырни.

— Не нырну, — обещал он.

Однако трубопроводы имеют свойство взрываться. Бункеровщики богатели и теряли терпение, стали использовать автоген, хотя Ннамди отговаривал. Как-то ночью целая замерная станция оранжевым цветиком взлетела к небесам, а среди мангров всплыло полдюжины обгорелых тел.

Разнообразный ассортимент контейнеров для нефти уступил место канистрам-«зипам» — квадратным, штабелируемым, пластмассовым, легко наливать, легко грузить. Моторки вскоре отрастили себе второй мотор, рулевые совсем теряли головы, шныряли туда-сюда, топили те немногие каноэ, что еще выходили на рыбную ловлю. Кое-где в маслянистой воде плавали десятки пустых «зипов». Упав за борт, перегруженный контейнер опускался на дно и медленно истекал сырцом, пока не достигался некий магический баланс, — тогда контейнер выныривал на поверхность посылкой из мира иного.

Судьбу Ннамди переменили пальмовый джин и вес этих самых «зипов». Бутыль особо забористого джина довела бункеровщиков до пьяного ступора, который чрезмерно затянулся. «Зипы» увесистые, в одиночку не потягаешь, и начальник одной бригады отправился на поиски Ннамди.

Нашел на опушке — Ннамди выкладывал листья в отцовском святилище и шепотом заклинал обитавшего внутри полузабытого ору. Вынул всякую мелочь из мешочка, уронил на землю. Замер, читая послание.

— Йа! — крикнул бригадир. Хотел изобразить деловитость, но Ннамди в состоянии транса, застрявший между теме и одже, его смутил. — Мне сильный мужик нужен.