48 улик

Интересно, что почувствовал бы Элк, если б узнал, как его воспринимает М.? Не коллегой-художником, а шарлатаном с хищным блеском в глазах, как у озабоченного самца.

Близкий друг Маргариты… Даже ближе, чем «друг».

Идиот! Может, Элк влюблен в М.? Во всяком случае, ко мне он прилип как банный лист, с трудом от него отделалась.

Далее я наткнулась на искусно выполненные маленькие портреты мамы и папы. Для меня это был шок.

Миниатюр оказалось много. М. рисовала их с натуры, незаметно для родителей наблюдая за ними, или так живо запечатлела их образы по памяти?

И это были не шаржи, не жестокая сатира. Тщательно выписанные портреты напоминали резные изображения на камеях XIX века – изображения людей, которых нет в живых.

Особенно я была потрясена, неожиданно увидев маму. На одних портретах она была запечатлена пожилой уставшей женщиной, изнуренной долгими месяцами бесполезной и мучительной химиотерапии, которые я пыталась забыть. На других мама представала более молодой и уверенной в себе, величавой, похожей на Грейс Келли [22] , только с отяжелевшим лицом. На этих портретах она кому-то улыбалась.

22

Грейс Келли (1929–1982) – американская актриса, с 1956 года – супруга князя Монако Ренье III. – Прим. ред.

Улыбалась мне? Мама улыбалась… мне? Даровала мне прощение?

А вот я не простила ее – за то, что она заболела. Словно ее болезнь была укором мне. Детская несправедливая обида, хотя в ту пору я уже была не ребенком, а вполне себе взрослым подростком.

Ну да… я далека от идеала. Но никогда и не выдавала себя за идеал.

В отличие от М., проявлявшей неподдельный интерес к истории нашей семьи, подобно тому, как социолог-антрополог с воодушевлением исследует все аспекты бытия того или иного народа, я никогда не стремилась что-то узнать о родителях или о бабушке с дедушкой.

По сути, для меня было важно лишь то, что Хильда и Милтон Фулмер – мои родители. Я не хотела задумываться о том, что до моего рождения – до зачатия – у родителей была своя налаженная взрослая жизнь. Особенно я не хотела задумываться об их романтических, эротических отношениях, о том, что некогда они были молодыми, моложе, чем я сейчас. Я не хотела думать, даже мысли не допускала, что они (наверняка) были разочарованы во мне.

Младшая сестра, менее «предпочтительная» сестра. Как в сказке, где должны быть только Принцесса и Нищенка. Ни много ни мало.

Конечно, у мамы были определенные проблемы с Маргаритой. Та отказывалась соответствовать ее ожиданиям. Чтобы М. стала дебютанткой? Да маме стоило только заикнуться об этом, как М. рассмеялась ей в лицо.

Тем не менее мама однозначно отдавала предпочтение М., а не Дж. И папа, разумеется, тоже.

М. они любили куда больше, чем меня. Это было очевидно, и в этом, если судить объективно, упрекать я их не могла. Будь я на месте родителей, М. я тоже любила бы куда больше, чем Дж.

Если одной из дочерей Фулмеров суждено было пропасть без вести, лучше бы это была Дж.!

Портреты отца в исполнении М. были не менее хороши. На них он получился как живой. Молодой, должно быть лет тридцати пяти, со строгим, но добрым лицом, с аристократическим выступающим подбородком, который вместе с широким лбом я унаследовала от него. Более привлекательные черты Милтона Фулмера – большие умные глаза, римский нос – мне, к сожалению, не достались.

А вот портреты отца более поздних лет. На них он выглядит менее уверенным в себе, щеки прорезают морщины, под глазами мешки. Потрепанный жизнью, тусклый, но по-прежнему хорош собой, как немолодой Кларк Гейбл. Волосы седые, начинают редеть. Вдовец. Эта мысль меня поразила. Я никогда не думала об отце в таком ключе – как о муже, потерявшем жену, пока не увидела его изображения в альбоме М.

Для меня отец всегда был моим папой. Мне было неприятно думать, что он имеет отношение к кому-то еще.

Страшно, когда смотришь на такие портреты. Смотришь и понимаешь, что каждый человек из бессчетного числа людей, живых и мертвых, уникален – отдельная самостоятельная личность.

Совсем не связанная со мной…

– Кто там? Дениз… это ты? – резко крикнула я, услышав у своей двери шаги. Или мне показалось?

Молчание. Никого.

– Там кто-то есть? А-уу? Пожалуйста, уходите.

Никто не отзывался. Значит, мне померещилось.

Постепенно я расслабилась: даже настырная Дениз не посмела бы подняться ко мне в комнату.

Видела ведь, как злобно я зыркнула на нее. Пошла к черту, Дениз!

Я снова принялась рассматривать портреты. Нельзя было не согласиться, что М. запечатлела наших родителей великолепно. Это были изящные миниатюры, более ценные, чем снимки. Глаза затуманились от слез. Я с радостью показала бы эти портреты кому-нибудь. Например, Дениз. Но… Дениз я ненавидела.

В детстве у меня было смутное ощущение, что я тоже могу заниматься творчеством. И мне казалось, что поэзия… поэзия – самое легкое из искусств. Я записывала в тетрадку рифмованные строки – сырые стихи, которые никогда не редактировала, подобно битникам [23] . Разве Аллен Гинзберг [24] не давал такой на первый взгляд нелепый совет: никогда не переписывайте. Первая мысль – лучшая мысль?

И я никогда не переписывала. Набрасывала рифмы – вспышки раздражительности, сожаления, зависти, презрения, неприязни, сарказма, недовольства, негодования. После, перечитывая свои сочинения, понимала, что это всего лишь «эмоции». Мне не хватало ни терпения, ни таланта, чтобы создать из своих выплесков подлинную поэзию. Искусство, что бы оно собой ни представляло, для меня было недостижимо.

23

Битники, бит-поколение (The Beat Generation – букв. «разбитое поколение») – движение, зародившееся в США в 1940-х гг. Битниками считали социальный пласт молодежи, для которой характерно асоциальное поведение и неприятие традиционных культурных ценностей нации.

24

Аллен Гинзберг (1926–1997) – американский прозаик, журналист и поэт, основатель битничества и ключевой представитель бит-поколения. Автор знаменитой поэмы «Вопль» (Howl, 1956 г.). Оказал значительное влияние на контркультуру 1960-х гг.

Плохо, что эти хрупкие эскизные портреты М. не использовала для создания более долговечных произведений искусства. Возможно, боялась показаться сентиментальной. Или недостаточно сентиментальной.

Ни одна из скульптур М. не имела сходства с реальными людьми. Сокровенные образы в альбоме навсегда останутся тайной.

(Если только я их не обнародую. Со временем.)

Вслед за портретами родителей я увидела рисунки углем, на которых была запечатлена юная особа с выпуклыми блестящими глазами, фулмеровским выпяченным подбородком, неопрятными волосами и лицом, в котором отражались мука и гнев. Неужели это… я?

Я не могла оторвать взгляда от этих рисунков, смотрела и смотрела. На мгновение меня охватила слабость – думала, что упаду в обморок.

Как М. удалось разглядеть боль в моей душе? А я-то надеялась, что умело ее скрываю.

Лицо, хоть и далеко не красивое, не было безобразным. Ни женское, ни мужское. Глаза изумляли своей свирепостью. От портрета не исходило злобы – только сострадание или жалость со стороны художника.

Видишь, М. любила тебя. Любила такой, какая ты есть.