69 этюдов о русских писателях
Шрифт:
Однако вернемся к Владимиру Далю. Рассказывать его биографию не имеет смысла: она достаточно известна. Хороший морской офицер, отличный военный врач (участвовавший, кстати, в борьбе с эпидемией холеры), умелый инженер, основательный ученый-естественник, крупный государственный чиновник, достаточно демократичный и прогрессивный, и самое главное – писатель, высоко оцененный Пушкиным и Белинским. Одно из первых произведений Даля – повесть «Мичман поцелуев, или Живучи оглядывайся». Книгой о казаке Владимире Луганском не угодил власти, ибо проявил насмешку над правительством и обратил внимание на горестное положение солдат (и тогда тоже!), за что был даже арестован на некоторое время. Но писать, конечно, не перестал.
Знаменитый
Писательство Даль сочетал со службой, хотя понимал, что это грозит опасностью: «Времена шатки, береги шапки...» С осени 1859 живет в Москве в собственном доме на Пресне – ныне Большая Грузинская, дом 2, строение в глубине двора. И выходит в отставку. К этому времени популярность Даля как беллетриста несколько падает («Денщик», «Чухонцы в Питере», «Матросские досуги» и другие произведения), но он приобретает популярность и славу как знаток и собиратель русского языка.
В 1861 году вышел первый выпуск «Толкового словаря живого великорусского языка». Над ним Даль работал около полувека, работал упорно, натужно, «иногда до обмороков». В нем он собрал и объяснил значение 200 тысяч слов, из них 80 тысяч вообще были впервые зарегистрированы. Допуская иноземные речения, Даль всё же предлагал заменить иностранные слова русскими, к примеру, вместо «адрес» употреблять слово «насыл», вместо «горизонт» – «глазоём» и т.д. Даль говорил, что надо прислушиваться к народному языку, «изобиходить и обусловить его, не ломая, не искажая, только тогда он будет хорош».
За свой титанический труд Даль получил ряд премий и был избран почетным академиком Академии наук (1868).
Словарь Владимира Даля – это, по существу, энциклопедия народной жизни и святая купель русской души. Словарь Даля всё время переиздается, но пользуемся ли мы им? Вот в чем вопрос. К сожалению, общество больше тяготеет к словарю людоедки Эллочки, к усредненному набору банальных слов, без цвета и запаха. И еще к тюремно-воровскому жаргону. И не яблоки мочим в кадушке к зиме, а исключительно врагов и преступников в сортире. И, легко скрипя, крутится изо дня в день вся эта «карусель-марусель» исковерканного русского языка. И уже по одному из популярных радиоканалов ведущий радостно сообщает всем слушателям, что его подружка любит «зырить киношку». И даже гамлетовский вопрос осовременили сленгом: «Жужжать или не жужжать? Вот в чем заморочка. Не в падлу ль быть отбуцканным судьбою? Иль все же стоит дать ей оборотку?» Что тут скажешь? Можно только развести руками...
О пристрастии нынешнего поколения к ненормативной лексике, то бишь, к мату, и вовсе молчу, появились даже писатели-матюгальники, все тексты которых вьются вокруг слова на букву «х».
Еще одна напасть: «Языковое чужебесие». Русский язык отступает под натиском английского. Сплошные киллеры, провайдеры и транши. Клипмейкеры строят контроллинги, их охраняют секъюрити, все они втянуты в дискурс, а в итоге выходит сплошной экшн. Владимир Иванович, между прочим, предупреждал: чужое взять – свое потерять. Но кто слушает Даля? Словарь побоку и придумываются новые «русизмы»: впендюрить, поколбасить... «Ты на кого, питекантроп, батон крошишь?!» Или в школе: «И так настроение кавалькадное... а тут еще и задачки эти стёбные по алгебре... Вот непруха-то!» Могучий русский язык!..
Но
что школьники! Есть надежда, что научатся или переучатся. А вот с чиновниками и государственными мужами – настоящая беда. Под сводами многих государственных учреждений звучит не живое слово, а какое-то туманно-обманное. Как не вспомнить Даля: «На словах, что на гуслях; а на деле, что на балалайке». И обещают, и обманывают, да еще на плохом русском языке, да и за нос водят. А всё язык да русский характер, о котором Даль говорил: «Смышленостью и находчивостью неоспоримо может похвалиться народ наш... он крайне понятлив и переимчив, если дело пойдет по промышленной и ремесленной части; но здесь четыре сваи, на которых стоит русский человек – авось, небось, ничего и как-нибудь». Короче, тяп-ляп.«За далью – Даль». Красивый заголовок. Но лучше, чтобы Владимир Даль был рядом. С нами. С народом. А пока – много говорено, да мало сделано.
Перед смертью (он умер 22 сентября (4 октября) 1872 года) Владимир Иванович подозвал дочь и попросил: «Запиши словечко...»
Давно нет Даля: он скрылся вдали. А мы в сегодняшней жизни, к горькому сожалению, забыли два главных русских слова: стыд и совесть. Если бы они были, то мы давно бы жили в нормальной, цивилизованной стране, без нищих, бездомных и сирот.
«Одна только гласность может исцелить нас от гнусных пороков лжи, обмана и взяточничества и от обычая зажимать обиженному рот и доносить, что всё благополучно», – писал Даль в письме к издателю Кошелеву.
Прислушаемся к его словам.
БЛАЖЕНСТВО И БЕЗНАДЕЖНОСТЬ ЛЮБВИ
Федор Тютчев
«Нам не дано предугадать...» Это слова истинного поэта земли Русской Федора Тютчева, может быть, и есть ключ к его жизни и поэзии.
Всем известно крылатое выражение Тютчева о том, что «умом Россию не понять...». А можно ли понять сердце поэта, особенно тютчевское? Никаким прибором нельзя увидеть и измерить все тончайшие движения и колебания его души и чувств. Трудно понять порою его поступки. Не всегда доступен ход мыслей. «Там наверху, в тютчевских Альпах...» – говорил Осип Мандельштам. Действительно, в этих Альпах протекала удивительная, зачастую недоступная пониманию жизнь.
О Тютчеве-поэте написано много. Многое известно и о его частной жизни, особенно про последний роман стареющего поэта с юной Еленой Денисьевой.
Пускай скудеет в жилах кровь,Но в сердце не скудеет нежность...О ты, последняя любовь!Ты и блаженство и безнадежность.Однако следует вспомнить и другую женщину, его первую жену – Элеонору.
Сделаем извлечение из книги К. Пигарева:
«5 марта 1826 года Тютчев женился на вдове Элеоноре Петерсон, урожденной графине Ботмер. Род Ботмеров принадлежал к наиболее старинным аристократическим родам Баварии. Первый муж Э. Ботмер Александр Петерсон был русским дипломатом, занимающим пост поверенного в делах в Веймаре...
Чем была для Тютчева его жена, можно судить по его собственному признанию в одном из позднейших писем к родителям: «...я хочу, чтобы вы знали, что никогда человек не был столь любим другим человеком, сколь я любим ею. Я могу сказать, удостоверившись в этом на опыте, что в течение одиннадцати лет не было ни одного дня в ее жизни, когда, дабы упрочить мое счастье, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня. Это нечто весьма возвышенное и весьма редкое, когда оно не фраза...»