69 этюдов о русских писателях

А что в итоге? Вопросы есть. Ответов нет.

ПЕРВЫЙ РОСКОШНЫЙ ПОЭТ РОССИИ

Владимир Бенедиктов

Владимир Бенедиктов познал большую славу и был осмеян затем, забыт. В Серебряном веке его неожиданно вспомнили. И снова задвинули в дальний ящик русской поэзии. И только знатоки поэзии шелестят: «Ах, Бенедиктов – большой оригинал... а, вообще, бенедиктовщина, – просто фу... «Пара черненьких очей» – разве это поэзия? А «тучи лопнули, и хлынул крупный ливень на бивак...»?

Поэтический путь Бенедиктова – прекрасная иллюстрация к латинской мудрости – Sic transit gloria mundi (так проходит мирская слава). Первая же книга вызвала восторг. По свидетельству Якова Полонского, «не один Петербург, вся читающая Россия упивалась стихами Бенедиктова. Он был в моде – учителя гимназий в классах читали стихи его ученикам своим, девицы их переписывали, приезжие из Петербуга, молодые франты, хвастались, что им удалось заучить наизусть только что написанные и еще нигде не напечатанные стихи Бенедиктова. Что девицы и франты! Солидные и маститые поэты – Вяземский, Плетнев, Шевырев, Тютчев, Фет, Шевченко и другие, восторгались Бенедиктовым. Даже патриарх русской поэзии Василий Андреевич Жуковский «до того был поражен и восхищен книжечкой Бенедиктова, что несколько дней сряду не расставался с нею и, гуляя по Царскосельскому саду, оглашал воздух бенедиктовскими звуками», – так писал Панаев.

А потом грянули залпы главных бомбардиров критической «Авроры» Белинского и Добролюбова. Сник и затих Бенедиктов. Смолкли и его поклонники и фанаты, вознесшие выше самого Пушкина. А дальше, как у Шекспира, – дальше тишина. И все же краткая, но яркая была слава у Бенедиктова. Пьянящий успех и приятное головокружение.

Что за человек был Владимир Григорьевич Бенедиктов? Родился он в Петербурге 5 (17) ноября 1807 года в чиновничьей семье. Вскоре родители перебрались в Петрозаводск, там в Олонецкой губернской гимназии учился юный Бенедиктов, и там же один из преподавателей увлек его поэзией. Увлечение растянулось на всю оставшуюся жизнь. Активно сотрудничал с рукописными журналами Кадетского корпуса, в котором учился. Выпущен был прапорщиком «первым по успехам». Затем, уже поручиком, Бенедиктов участвовал в польской кампании (брал Варшаву) и удостоился ордена Св. Анны 4-й степени за храбрость.

В 1832 году вышел в отставку, и началась его успешная гражданская карьера. Столоначальник, статский советник (считай: генерал). В 51 год уволен по прошению. Евгений Евтушенко написал про него: «Защищаю Бенедиктова,/ его серый сюртучок./ Невезучим было дитятко,/ невезуч был старичок...» Да, возможно, в карьере Бенедиктова не было звона, как у... (фамилию не называю), но все же Бенедиктов был не бедным Акакием Акакиевичем. С точки зрения перемещения по служебной лестнице – это была вполне удачная карьера. А вот стихотворчество...

Бенедиктов постоянно раздваивался между службой и поэзией (сидеть на двух стульях всегда неудобно). С приятелями замыслил журнал «Мы Вам», где должна быть виньеточка с несущейся тройкой и словами: «Вот мчится тройка: но какая?/ Вдоль по дороге: но какой?!» К сожалению, альманах не увидел свет. Но отдельные стихи Бенедиктова ходили по рукам, и хозяйка одного из петербургских литературных салонов Елизавета Карлгоф была в восторге от них. Уговорила мужа, и тот издал за свои деньги «Стихотворения Бенедиктова» в 1835 году (напомним: за два года до гибели Пушкина).

Книга имела бешеный успех не только у обывателей, но и у просвещенной публики. Привлекла новизна и какая-то необычная для того времени раскованность. Даже суровый Некрасов признал, что у Бенедиктова есть «талант, несомненный и прекрасный», но тут же добавил уничтожающее «но»: «и не прискорбно ли, что этот прекрасный талант пошел по ложному пути?..»

Ложный путь по Некрасову – это любование природой и возвеличивание ее сил, любовь к «идеальной деве», гордая и одинокая личность и т.д. А где слияние с народом? Где мучительное сопереживание народным бедам? И почему нет поиска, кому на Руси жить хорошо, а кому плохо? Ничего этого нет, и одно кружение в вальсе (за пристрастие к балам многие ругали Бенедиктова). И вот этот знаменитый бенедиктовский «Вальс» (1840):

Всё блестит: цветы, кенкеты,И алмаз, и бирюза,Ленты, звезды, эполеты,Серьги, перстни и браслеты,Кудри, фразы и глаза.Все в движенье: воздух, люди,Блонды, локоны и груди,И достойные венцаНожки с тайным их обетом,И страстями и корсетомИзнуренные сердца...

Да, Бенедиктов любил эти внешние эффекты, когда «всё блестит».

По существу, он был первым роскошным поэтом России, уловившим в обществе потребность к роскоши, к шику, красоте. Он умудрился соединить классические элегии с новым «галантерейным» языком, что позднее с блеском развил Игорь Северянин. В футболе есть термин «игра на публику». Именно на публику и «играл» Бенедиктов. И вот типичный пример:

Прекрасна дева молодая,Когда, вся в газ облачена,Несется, будто неземная,В кругах затейливых она.Ее уборы, изгибаясь,То развиваясь, то свиваясь,На разогревшуюся грудьОчам прокладывают путь.Она летит, она сверкает, —И млеют юноши кругом,И в сладострастии немомПаркет под ножкой изнывает.Огонь потупленных очей,По воле милой их царицы,Порой блеснет из-под ресницыИ бросит молнию страстей.Уста кокетствуют с улыбкой;Изобличается стан гибкой, —И всё, что прихотям дано,Резцом любви округлено...

Ну, разве не «роскошная» поэзия? «Кому нравился Бенедиктов? – спрашивал Эренбург и отвечал, – невзыскательным женам городничих». Конечно, жены и дочки млели, всем им хотелось «магнитными прелестями» привлекать к себе «железные сердца» мужчин. А еще гарцевать на жеребцах и «гордиться красивым и плотным усестом», – звучит как злая пародия, но этот испорченный вкус поэта дамочки, как правило, не замечали. Главное – «и цельный кудрявый локон твой был локон неподдельный». Бенедиктов был умным человеком и все прекрасно понимал:

Пиши, поэт! слагай для милой девыСимфонии любовные свои!Переливай в гремучие напевыПалящий жар страдальческой любви.Чтоб выразить таинственные муки,Чтоб сердца огнь в словах твоих изник,Изобретай неслыханные звуки,Выдумывай неведомый язык.

Бенедиктов изобретал и выдумывал разные словесные вычуры. Придумывал неологизмы (сердцегубка, волнотечность, нетоптатель и т.д.). Прибегал к оригинальным сравнениям, к примеру, сравнивал небо с опрокинутой чашей. Много уделял внимания рифмам. Пушкин не то похвалил, не то сыронизировал, обращаясь к Бенедиктову: «У вас удивительные рифмы – ни у кого нет таких рифм! – Спасибо, спасибо!» Бенедиктов создал свой стих, прорисованный насквозь. Себя он, кстати, называл «ремесленником во славу красоты».

И, действительно, многие вещи Бенедиктова очень красивые и нарядные. И в них много звуковой мишуры – поэт был в большей степени увлечен звуками, чем красками. Всё это так, но для настоящей поэзии этого явно мало. Неистовый Виссарион и припечатал Бенедиктова:

«Стихотворения г. Бенедиктова имели особенный успех в Петербурге успех, можно сказать, народный, – такой же, какой Пушкин имел в России: разница только в продолжительности, но не в силе. И это очень легко объясняется тем, что поэзия г. Бенедиктова не поэзия природы или истории, или народа, – а поэзия средних кружков бюрократического народонаселения Петербурга. Она вполне выразила их, с их любовью и любезностию, с их балами и светскостию, с их чувствами и понятиями, – словом, со всеми их особенностями, и выразила простодушно-восторженно, без всякой иронии, без всякой скрытой мысли».