7 Петабайт души

Я открыл глаза, и сначала не понял, где нахожусь. Всё вокруг – белое, как снежная буря, и пустое, как забытая церковь. Воздух был неподвижен, глухой, но тяжёлый. Он давил на грудь, как одеяло, которое ты не можешь сбросить. Я попытался сделать вдох, и вдруг почувствовал, что не сижу здесь. Я… вижу себя. Снаружи.

Это было как кошмар, где ты бежишь и видишь, как твои собственные ноги утопают в грязи, но бежать легче не становится. Я видел себя – сжатые губы, тяжёлый взгляд, руки сжимающие подлокотники кресла, как якорь. Но я больше не управлял этим телом.

– Геннадий Вальков, – произнёс голос.

Он не был громким, но в нём была такая тяжесть, что казалось, слова оставляют в воздухе вмятины. Я медленно поднял взгляд, и там был он.

Допросный.

Нет, его нельзя было назвать человеком, хотя его лицо было слишком похожим на человеческое. Как кукла, идеальная и безжизненная. Чересчур симметричные черты, кожа – слишком ровная, безупречная, будто отшлифованная до блеска. Но самое страшное были глаза. Они были серыми, глубокими, холодными, как затянувшееся небо перед бурей. Они не моргали. И это было хуже всего.

– Вы знаете, почему вы здесь? – спросил он.

Я хотел ответить. Хотел сказать, что я здесь из-за глупого высказывания, что всё это недоразумение. Но язык будто приклеился к нёбу. Тишина стала густой, словно кипящее масло.

Он не ждал. Он не должен был ждать.

– Ваши слова, – продолжил он, словно читая из невидимого протокола. – «Каждый момент был моим. А не результатом чьего-то алгоритма». Эти слова ставят под сомнение основу Общественного Алгоритма. Они провоцируют хаос.

Я почувствовал, как внутри поднимается что-то. Гнев. Но не обычный, не резкий. Это был медленный, вязкий гнев, как грязь, заполняющая трещину в сердце. Мои пальцы дрогнули. Я взглянул на свои руки – они сжимали подлокотники кресла так сильно, что костяшки побелели.

– Это просто слова, – выдавил я наконец. Мой голос звучал хрипло, как у человека, который давно забыл, как говорить. – Вы серьёзно думаете, что слова могут что-то разрушить?

Он наклонился вперёд. Медленно, плавно. Его движение было слишком точным, как у хищника, который не спешит – он знает, что добыча уже в капкане.

– Каждое слово имеет значение, – произнёс он. – В вашем мире это не так. Здесь это основа. Ваше мнение – это угроза.

Моё мнение – угроза? В этот момент меня прорвало. Я выпрямился, подавшись вперёд, почувствовав, как гнев вспыхнул ярче.

– Угроза для чего? Для вашего… вашего «алгоритма»? – я почти кричал, но не мог остановиться. – Вы строите мир, где никто не может сказать ни слова, чтобы не разрушить ваш дом из карточек! Вы боитесь, что кто-то вспомнит, каково это – быть человеком, а не чёртовым винтиком в вашей системе!

Он слушал. Или делал вид, что слушает. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он просто смотрел. Это был взгляд человека, который давно перестал быть человеком.

– Мы не боимся, – сказал он, наконец. Его голос оставался ровным, но теперь в нём было что-то… хуже, чем угроза. Это была уверенность. Уверенность в том, что они всегда побеждают. – Мы контролируем.

И в этот момент я почувствовал, как что-то холодное скользнуло по моей коже. Это было нечто невидимое, как тень, но я знал, что это его тень. Она пронизывала меня, как нож, вытаскивая мысли, эмоции, чувства. Я пытался сопротивляться, но мои руки больше не слушались. Я не мог даже пошевелить пальцем.

Я видел себя со стороны. Видел, как моё тело расслабляется, глаза закатываются. И последний миг перед тем, как всё поглотила тьма, я услышал его голос:

– Вы будете проанализированы.

И если бы вам кто-то сказал, что вы будете "проанализированы", вы бы вряд ли испугались. Согласитесь, звучит довольно безобидно. Я тоже не испугался. Тогда. До того момента, как понял, что это на самом деле значит.

Теперь я бы поседел от одного этого слова. Потому что первое, что я помню, – это холод. Жуткий, всё пронизывающий, словно кто-то вынул тебя из тёплого дома и швырнул в морозильник. Это было место, где тишина резала уши, а дыхание превращалось в облака пара, замерзающие прямо перед глазами.

Рядом со мной был ещё один человек. Мы оба дрожали, сидя на голом каменном полу, обнимая себя за плечи, чтобы хоть немного согреться. Его лицо было чужим, но в глазах читалось что-то знакомое: страх, отчаяние и странная решимость. Мы не знали друг друга, но в тот момент это не имело значения. Мы были там, в пустоте, вдвоём.

А потом заговорила система. Тот же ровный, безэмоциональный голос, который был со мной всё это время.

– Добро пожаловать в тестовую зону. Цель: выживание. Ресурсы ограничены. Слушайте задания. Решение задач открывает доступ к еде.

Задачи. Викторины. Загадки. Тогда это казалось почти смешным. Как викторина может стать вопросом жизни и смерти?

Первая задача была простой. "Назовите пять элементов таблицы Менделеева, используемых в производстве электроники". Я открыл рот, чтобы ответить, но он, мой сосед, оказался быстрее.

– Кремний, медь, литий, золото, алюминий!

Голос системы подтвердил правильный ответ, и прямо перед ним материализовался маленький контейнер с едой. Я видел, как он вскрыл его и начал жадно есть что-то вроде плотного хлебного батончика. Это выглядело так, словно он не ел неделю.

А я сидел, глядя, как он ест, и чувствовал, как внутри меня разгорается злость. И голод.

Следующие задачи были сложнее. С каждым разом я понимал, что система не просто проверяет наши знания или навыки. Она наслаивала стресс, заставляя мозг работать в условиях абсолютного напряжения. Я несколько раз пытался ответить, но он был быстрее. Каждый раз.

К четвёртому заданию я уже начал чувствовать отчаяние. Голод разрывал меня изнутри. Холод становился сильнее, как будто система подстраивала среду, чтобы сделать нас ещё более уязвимыми.

А потом голос добавил новый слой.

– В случае неудачи вы можете использовать альтернативный ресурс.

Я посмотрел на него. Он посмотрел на меня. Мы оба поняли, что это значит.

Система создавала условия, в которых самый простой выбор – это предательство. Это была проверка не только на интеллект, но и на человечность. И с каждым часом человечность умирала.

К пятому заданию я уже был готов ударить его. Только чтобы съесть. Только чтобы выжить. Но вместо этого я посмотрел на свои руки. Они дрожали, но не от холода. Я видел, как пальцы сжимаются в кулаки. Не потому, что я хотел сдаться. А потому, что я хотел доказать что-то… системе. Себе. Ему.